Пещерный лев (с иллюстрациями) - Рони-старший Жозеф Анри - Страница 3

• Предыдущая
• 3/35
• Следующая

В первые минуты гиппопотам ускорил свой бег. Он не ревел больше; вся энергия его была направлена к одной цели: достичь как можно скорее реки. Там, погрузившись в родные глубокие воды, он залечит свою рану и снова вернется к жизни. Массивные ноги зверя топтали траву и, хотя тяжелое туловище качалось из стороны в сторону, он мчался вперед с быстротой дикого кабана…

Река была уже близко. Ее влажные испарения, казалось, придали новые силы толстокожему великану. Но безжалостные клыки все глубже впивались в его шею, края раны расширялись, кровь текла обильнее… Вот гиппопотам пошатнулся; его короткие толстые ноги задрожали. Предсмертный хрип вырвался из чудовищной пасти…

Гиппопотам уже достиг прибрежных зарослей тростника, как вдруг внезапное головокружение заставило его остановиться. Медленно, очень медленно гигантская туша повернулась вокруг себя; затем побежденный с глухим коротким ревом рухнул на землю. И тогда махайрод, приподнявшись на своих упругих лапах, издал победный, торжествующий крик, от которого обратились в бегство проходившие вдали буйволы, и принялся пожирать добычу.

Ун и Зур молчали, подавленные. Они чувствовали приближение ночи хищников и смутно догадывались, что земля, на которую они вступили, — более древняя, чем та, по которой кочевали до сих пор Уламры. И в этой стране сохранились еще животные, жившие в ту отдаленную эпоху, когда на Земле появились первые люди.

Мрачные тени прошлого, казалось, приближались к юношам вместе с последними отблесками гаснущей зари, а древняя река катила свои багровые воды вдаль, через необозримую равнину.

Восемь дней понадобилось Уну и Зуру, чтобы пополнить запас оружия. Осколки кремней и острые зубы убитых животных служили наконечниками для дротиков. Каждый изготовил себе копье, заканчивающееся острым рогом, и метательный снаряд, с помощью которого можно было метать на большое расстояние дротики и копья. И, наконец, из дубового ствола они вырезали себе две массивные палицы. Та, которую взял Ун, была настолько тяжелой, что могла служить защитой от самых крупных хищников.

Кончив работу, Ун и Зур спустились со скалистого обрыва на равнину и, очутившись в саванне, почувствовали себя окончательно отрезанными от родного становища, затерявшегося где-то позади, далеко в горах.

Местность вокруг изобиловала дичью. Достаточна было ненадолго спрятаться в густой траве, чтобы подстеречь дикую козу, аксиса[3] или сайгу. Но Ун никогда не убивал травоядных без нужды. Животное растет медленно, а человек должен есть каждый день. Когда у племени было много пищи, Нао, вождь Уламров, запрещал охоту.

Ун и Зур встречали на каждом шагу столько нового, что не переставали удивляться. Они с интересом рассматривали огромного гавиала с невероятно вытянутой мордой; видели, как он покачивается, неподвижный, на поверхности реки или подстерегает добычу где-нибудь на островке либо в прибрежных камышах.

Дриопитеки[4] с их черными руками и человекообразными телами выглядывали из густых ветвей. Дикие быки — гауры — бродили стадами, — мощные, словно бизоны, потрясая массивными рогами, способными разорвать грудь тигру и пригвоздить к земле льва. Черные гаялы[5] подставляли солнцу свои мощные тела с выпуклыми загривками. Гепарды то появлялись, то исчезали на опушках лесных чащ. Стая волков, преследуя антилопу-нильгау[6], пробегала вдали, быстрая и зловещая. Дикие собаки — дхоли, — уткнувшись носами в землю, выслеживали добычу, или, подняв вверх острые морды, прерывисто выли. Порой перепуганный тапир выскакивал из своего логова и скрывался в тесном лабиринте баньяновых ветвей.

Ун и Зур с расширенными ноздрями, напрягая зрение и слух, осторожно продвигались вперед, стараясь не наступить на кобр, скрывающихся в густой траве, и не разбудить крупных хищников, спящих в своих логовищах или в бамбуковой чаще. Но кругом все было тихо; лишь леопард показался около полудня в углублении скалы. Зеленые глаза его пристально смотрели на приближавшихся людей.

Ун, выпрямившись во весь свой исполинский рост, поднял тяжелую палицу. Но Зур, вспомнив махайрода, удержал руку друга:

— Сын Быка не должен еще сражаться!

Ун понял мысль Зура. Если махайрод оказался опаснее льва, то леопард в этой неведомой стране мог быть сильнее тигра.

Нао, Фаум и старый Гоун — самый старший среди Уламров, всегда внушали молодым охотникам, что осторожность так же необходима воину, как и храбрость. Надо сначала узнать врага. Однако сын Быка не сразу опустил свою палицу.

Он крикнул:

— Ун не боится леопарда!

Но хищник не двинулся с места, и люди беспрепятственно продолжали путь.

Они искали удобное место для ночлега. В этой знойной стране, где ночи, по всей вероятности, кишат хищниками, даже огонь костра не смог бы уберечь путников от грозящей со всех сторон опасности. Уламры хорошо знали, как важно для человека удобное и безопасное жилье. Они умели устраивать у входа в пещеру завалы из каменных глыб, стволов и веток деревьев; могли соорудить убежище на открытом месте или под защитой нависающих скал.

За весь день пути Уну и Зуру не удалось обнаружить на берегу подходящего для ночлега места, и к вечеру они отдалились от реки. Уже показывались первые звезды, когда путники решили, наконец, остановиться у подножия крутого холма, поросшего редким кустарником и чахлой травой. Выбрав отвесный склон, сложенный из сланцевых плит, Ун и Зур расположились около него, разложив перед собой костер полукругом. Каждый должен был бодрствовать по очереди. Ун, у которого слух был острее, а обоняние тоньше, решил стать на стражу первым, потому что первая часть ночи всегда таит в себе наибольшую опасность.

Ленивый ветерок доносил до ноздрей Уламра терпкие запахи зверей и нежный аромат ночных растений. Все чувства юноши были напряжены; сознание неутомимо отмечало ночные шорохи, движения и запахи.

Первыми появились шакалы. Они подкрадывались неуверенными шагами; движения их гибких тел были полны изящества. Огонь костра и притягивал и пугал их. Они замирали на месте, затем, легко царапая землю острыми коготками, приближались к невиданному чуду. Длинные тени вытягивались за ними; в блестящих глазах отражалось багровое пламя, острые уши чутко прислушивались к ночным звукам. Малейшее движение Уна заставляло их отступать в темноту, слабо повизгивая.

Ун не боялся шакалов. Но их резкий запах мешал ему, заглушая запахи других хищников.

Чтобы не тратить зря дротики, Ун набрал пригоршню камней и стал кидать их через костер. Первый же брошенный им камень заставил шакалов разбежаться.

Затем показались дхоли. Голод придавал им смелость и делал этих небольших зверей опасными. Они бродили стайками, иногда внезапно останавливались или кидались в сторону с глухим ворчанием, которое передавалось от одного к другому, как будто звери переговаривались между собой. Пламя костра остановило их. Любопытные, подобно шакалам, дхоли жадно принюхивались к запаху жареного мяса и человеческих тел.

Когда Ун кидал камни, передние ряды дхолей отступали и сбивались в кучу; угрожающий вой раздавался во мраке. Звери упорствовали: отступив на недосягаемое для камней расстояние, они выслали вперед разведчиков, которые упрямо искали подступов к добыче. Промежуток, остававшийся между краем костра и сланцевой стеной, был для них слишком узким. Однако дхоли все время возвращались к нему с терпением, которое способно было довести до отчаяния. Иногда они делали вид, что бросаются в атаку, в то время как часть стаи, отправившаяся в обход холма, угрожающе выла за спиной людей, надеясь вызвать среди них панику.

• Предыдущая
• 3/35
• Следующая