Меж двух океанов - Ганзелка Иржи - Страница 30

• Предыдущая
• 30/101
• Следующая

Второй день мы плывем на северо-запад водами Тихого океана. «Ирис» швыряет и бросает на волнах, словно кусочек сосновой коры. Косматые гребни волн набрасываются на машину, ветер метет соленую пену по крыше «татры». Молнии следуют друг за другом, небо раскалывается над головой.

Но капитан скорлупки, начальствующий лишь над самим собой да над несовершеннолетним матросиком, мастер своего дела даже на этой стенающей развалине. Нос ее режет волны. Всякий раз, когда барка соскальзывает с водяной горы, душа у нас уходит в пятки. Кажется, будто суденышко готово пронзить носом волну, идущую ему навстречу. Но на этом самом носу сидит наша «татра»! Вот-вот поглотит ее вал воды, но в это мгновение нос поднимается, как бы вытолкнутый из пучины каким-то таинственным морским чудищем. И снова волны кидают барку то сверх, то вниз, да так, что она трещит по всем швам.

В середине дня солнце, пробившись сквозь низкие тучи, послало свой первый привет. Косые полосы дождя уходят вдоль побережья в горы, и утренний шквал постепенно уступает место солнцу и мирному ветерку. Буря кончилась.

Весь остаток дня «Ирис» шел, покачиваясь, к северо-западу в виду костариканских берегов. Уже в сумерках с левого борта тоже показались низкие островки, перешедшие потом в сплошную волнистую линию побережья. Залив Никоя, а где-то дальше, в его бухтах, наша конечная цель — порт Пунтаренас.

Свет маяка уже обметал потемневший горизонт, когда «Ирис» вдруг сильно тряхнуло, как будто его схватил за киль невидимый кашалот.

— Caramba, стой! Задний ход! Быстро! — заорал капитан на матроса.

Но барка уже врезалась килем в пл. Утренний шторм отнял у нас драгоценные часы прилива, и теперь воды в заливе было наполовину меньше. Еще два часа Пабло шаг за шагом отыскивал при помощи лота дорогу, но Фернандес, наконец, сдался и спокойно развалился на крыше.

— Времени хватит, отдыхайте, ребята! Пунтаренас прямо у нас перед носом, так что можете не дрожать за свою дорогую. Вон там, за маяком, дамба. Ложитесь-ка спать, утром выгрузка пойдет лучше, — незаметно золотит он последнюю пилюлю.

— Ведь в Пунтаренасе есть краны!

— Есть-то есть, — бросает он на нас косой взгляд, — да слишком дорогие. А причальный сбор мне пришлось бы выложить из своего кармана — надеюсь, вы меня не считаете таким идиотом! Я пристану у дамбы за складом, прилив нас поднимет как следует, вы найдете рабочих, доски — и порядок!

— Вот что, капитан, — говорим мы, зная, что сопротивляемся совершенно напрасно, так как Фернандес держит нас в своих руках, — мы заплатили за доставку на берег, и старик Ботаси сказал вам об этом. Выгрузка лежит на вас — такова была договоренность.

— Чихать мне на это! — заявляет он, языком перегоняя сигарету из одного уголка губ в другой!. — Я ни о чем не договаривался. А если вам не правится, отправляйтесь к старику в Гольфито!

Теплая ночь стоит над морем, время от временй о борт «Ириса» плещется легкая волна, по агатовому небу плывет круглая луна. Она горит, как золотой дукат. Там, за мерцающей полоской воды, утром мы по-настоящему вступим в Коста-Рику.

— Давай! Как следует! Еще метр… хорошо!

— А где же капитан?

— На всякий случай скрылся, — робко отвечает юный Пабло.

— Если «татра» свалится в воду, он сочтет себя неповинным, вымогатель. Bueno, muchachos, отдайте доски, и сейчас мы рассчитаемся.

Наконец-то мы в Пунтаренасе, на суше. На дороге! «Татра» опять встала на собственные колеса. И хотя она скачет по кочковатой земле, мы теперь можем полагаться только на нее. Пропасть в триста километров шириною стоила нам двух недель ожидания, опасений, расспросов, уговоров и полной неясности. Но если нам еще удастся опередить дожди, то мы вновь станем хозяевами своей судьбы. Мы и наша «татра».

Пучки полусухой травы, раскиданные по прибрежному песку, незаметно слились в обширные пастбища. А в них уже вклиниваются плантации сахарного тростника, усеянные лачугами крестьян. Через час дорога, ведущая из порта, вывела нас на автостраду. От далеких гор навстречу нам понеслись поросшие лесом холмы, и шоссе среди них закрутило первые серпантины.

Дневник с датой «5 мая»…

Три года назад именно в этот день мы покидали берега Франции, направляясь в Африку. Два года назад, тоже

5 мая, мы вместе с чернокожими горняками спускались в шахту Иоганнесбургских золотых копей. Год назад мы раздобывали у аргентинских таможенников новые покрышки из Чехословакии. А что будет через год?

Через год — а говоря по правде, гораздо раньше — мы будем дома, среди своих.

Но тем временем масляный термометр возвращает нас к жаркой действительности. За час трудного подъема по разбитой дороге высотомер подскочил на тысячу метров. Беспощадное солнце раскаляет тесные ущелья, подгоняя наружную температуру к сорока градусам. Пейзаж неузнаваемо меняется. Вместо тропических лесов и тростниковых плантаций вокруг шумит воздушный лес эвкалиптов. Под их сенью краснеют зреющие бобы кофейных деревьев, разместившиеся на ветвях рядом с белоснежными цветами. А немного дальше выстроились на земле ровные ряды ананасов. И опять рощи апельсинов, лимонов, персиков, приятные с виду селения, участки горного леса — край ласкового солнца, далеких перспектив и свежего ветерка, край, богатый щедрой землей, плодами и красками.

Каскадами пестрых красок играют и костюмы сельских жителей! радостные краски и формы украшают окна и фасады домов, красочно выглядят даже повозки. Это не простые, обыкновенные телеги. Неуклюже катят они по дороге за вереницей! волов — на четырех цельных колесах без ободьев. И каждое такое колесо — образец искусства народных художников и резчиков, ликующая композиция красок и цветов, резных фигур и орнаментов.

Вот она какая, другая Коста-Рика!

Воспоминания о приключениях в банановом царстве и об опасном плавании рассеялись, как туман под лучами утреннего солнца. Только теперь мы ступили на землю истинной Коста-Рики — ее самой чудесной! области, веселого края гор в окрестностях столицы Сан-Хосе.

История республики Коста-Рики сделана из несколько иного теста, чем история остальных стран Латинской Америки. Она отличается тем, что здесь в течение четырех столетий ничего сенсационного не происходило.

Спокойный и невозмутимый бег веков нашел свое идиллическое выражение и в государственном гербе Коста-Рики. Умиротворения на этом вычурно увитом лентами щите хоть отбавляй. Под пятью звездами, выложенными на небосводе изящной дугой, мирно катят волны два океана, разделенные тремя — извините за выражение — вулканами. Это отнюдь не те всепожирающие, жуткие и смертоносные вулканы, какими им надлежит быть. На гербе к звездам тянутся три конуса, три этаких холмика с закругленными и, вне всякого сомнения, накрепко закупоренными верхушками. Никаких кратеров, никакой лавы, ни огня и ни серы. Позади них из-за линии морского горизонта выглядывает половинка солнца на пару со старинной каравеллой. А впереди, занимая целых полморя, имеется еще одно красивое судно под парусами. Нет в гербе только самой Коста-Рики, Богатого берега.

Вероятно, именно на этой пленительной каравелле плыл славный открыватель Коста-Рики. Первым европейцем, ступившим на ее землю, был не кто иной, как Христофор Колумб. Его загнала сюда буря во время четвертого, последнего плавания к Новому Свету.

Брат Колумба, Бартоломэо, предпринял вылазку в глубь страны с той же целью, какую ставили перед собой и его многочисленные современники в «землях индийских». Он лекал золото, но, к счастью, не нашел. И хотя он встретил приветливых и миролюбивых индейцев, они заинтересовали его лишь в тот момент, когда стали рассказывать о золоте. Они направили его на юг, в Панаму. Бартоломэо Колумб обрел надежду, а индейцы — покой и мир для себя и для потомков на десять поколений.

• Предыдущая
• 30/101
• Следующая