Абхазские рассказы - Гулиа Дмитрий Иосифович - Страница 26

Из сельсовета вышли люди, и среди них предсельсовета Барчан Махаз.

— Как я вижу, все собрались, — сказал Манча.

— Да, все.

— Тогда начнем собрание.

— Полагаю, что здесь на воздухе будет лучше, чем в клубе, — предложил Махаз.

Все собрались в тени акации — кто уселся на земле, кто пожелал слушать стоя.

«Где я видел эту женщину? — продолжал ломать голову Maктат. — Где? Да, очевидно, я очень постарел и память моя совсем притупилась».

— Слово имеет ученый агроном дочь Тхуазба Хакуца, Гупханаш, — объявил Манча.

Старики, слушавшие рассказ Мактата, повернули головы в его сторону.

Мактат, как это бывает, от неожиданности открыл рот. И так остался стоять.

О чем говорил агроном, он не слышал.

Перевел М. Этель.

Женился мой друг. Неожиданно для меня. Неожиданно для себя.

Все это совершилось на протяжении двадцати четырех часов. То есть в течение суток. В ноль часов он ее увидел, а в двадцать четыре по Гринвичу его оженили.

А ведь был он истый женоненавистник! (Подобный тип редко встречается в наших горах.) А ведь был он идейный холостяк! (Такой тоже нечасто попадается.) Даже в старинных сказках для столь ответственного решения необходимо время, так сказать, соответственный разгон требуется. А тут нате вам: раз-два — и женат!

Лично я очень и очень удивился, чтобы не сказать большего. Не меньше моего поразился сам жених, в дальнейшем кое-где для краткости именуемый — муж.

До этого самого удивительного происшествия звали молодого мужа очень просто: Алхас. По фамилии — Кутарба. А ее еще проще: Джульетта.

Ему исполнилось к этому часу тридцать пять лет и шесть месяцев. (Для абхазца самая пора жениться !) Ей — что-то около двадцати пяти (плюс-минус три года).

Он красавец. Это на мой взгляд, на мой мужской вкус. Потому что рост! Опять же плечи, курчавая голова и ясные глаза. И характер весьма покладистый. (Во всяком случае, до женитьбы.)

Что же до Джульетты, никто толком не знал. И меньше всех сам муж. Когда он переступил порог дома ее подруги, которая выходила в этот вечер замуж, Алхас ничего не подозревал. Он шел спокойно, как вол на живодерню.

На пороге нас встретила толпа молодых людей — все свои, все знакомые. И мы, разумеется,_полезли целоваться. И они тоже. Они — это бывшие однокашники по учебе. Женатые и замужние. Ну все словно родные. Тут, значит, пошли всякие добрые словечки, шуточки-прибауточки, дружеские колкости и прочее. Сразу настроение поднялось. Как от хорошей чарки вина.

В толпе друзей стояла и эта самая Джульетта, о которой ни я, ни Алхас и ведать не ведали, и слыхом не слыхивали.

Будущий муж, так же, как и я, обнялся со старыми друзьями, расцеловался: с мужчинами — грубовато, по-мужски, с женщинами — осторожненько, целуя их в щеку или плечо.

Все было в полном порядке, пока очередь не дошла до этой самой шекспировской Джульетты. Между нею и Алхасом пролегал всего-навсего шаг, когда в голове его заработала та самая кибернетическая машина, которая выдавливает в нашей памяти то, что надо и что не надо. Он никак не мог припомнить ее. И она тоже. Как быть? Представьте себе: космический корабль опускается на островерхий лунный валун, а времени на размышление в обрез — считанные доли секунды.

В этом месте нам с вами придется уподобиться киноаппарату, который ведет замедленную съемку, чтобы документально зафиксировать все происшедшее в следующую секунду.

Итак, до нее всего лишь один шаг. Он видит ее совершенно ясно и спрашивает себя: «Кто она?» Ему начинает казаться, что где-то видел ее. Но где? Нет, наверняка видел и вроде бы даже хорошо с нею знаком. Если это так, то весьма возможно, что она одна из его родственниц. В таком случае ее можно обнять, как сестру... Но родственница ли? — вот в чем вопрос.

На эти размышления ушло несколько десятых долей секунды...

Она ему улыбается, видя его протянутые руки. Этак кокетливо, этак доверчиво, как старая знакомая. О, в таком случае ее позволительно дружески чмокнуть в щеку. Но старая ли это знакомая и не смутит ли ее этот поцелуй? — вот в чем вопрос...

На эти размышления тоже ушли считанные доли секунды. Цейтнот, явный цейтнот!

Алхаса вдруг осеняет мысль: а может быть, эта самая девушка — близкая родственница невесты, свадьба которой играется сегодня в этом доме? Если так, то он вправе поцеловать ее в плечо. Это прилично, уважительно и ни к чему не обязывает... «Да,— проносится в голове будущего мужа, — я ее поцелую именно в плечо. Такой поцелуй никого не шокирует — от юных девиц до глубоких старух».

И Алхас привел в исполнение свое благое намерение. Как раз в ту минуту, когда на исходе была та самая злосчастная секунда...

А больше он ничего не помнил, потому что все вокруг смешалось в толпе и суете и в хмельном свадебном пиру.

Запомним: это случилось в ноль часов и одну секунду...

На следующее утро Алхас проснулся не совсем по своей воле: это я растолкал его.

— Слушай, — говорю, — вставай!

— Что случилось? — бормочет Алхас, с трудом продирая глаза.

— К тебе пришли.

— Кто?

— Твои будущие родственники.

Вот тут-то он окончательно проснулся:

— Кто? Кто?

— А ты выглянь...

Алхас на босу ногу кидается к окну. И видит... Внизу, посреди двора, расположилась дюжина всадников. Все немножко запыленные, но очень бравые с виду.

А за дверью кто-то нетерпеливо покашливает.

— Влезай в штаны, — советую я. — Да побыстрее!

И открываю дверь настежь.

Входят два старика. Оба в бурках. С кнутами в руках. Такие живописные абхазские старики, которые сохранились еще в высокогорных селах.

Я их усадил на табуретки, а напротив на кровати уселся сам, рядом со мною — заспанный Алхас. Я своего друга слегка обнял за плечи в знак полной с ним солидарности.

Старик, который поплотнее лицом, начал было издалека. Но его перебил другой, худощавый и нетерпеливый. Он сказал, шепелявя:

— Вшо яшно, щинок: мы явилишь шпрошить, на какое чишло нажначена швадьба.

— Что?! Что?! — чуть не подскочил Алхас. — Какая свадьба?

— Твоя, щинок, — сказал старик невозмутимо. — Ты вчера почеловал нашу дорогую Джульетту. Не воображай, что она широта: у нее двенадцать двоюродных братьев, и вше они внижу. А мы ее родные дяди. Мы не пожволим, чтобы обижали нашу дорогую Джульетту.

Алхас был потрясен. Но кое-как с моей помощью взял себя в руки. Наконец он выговорил:

— Я все по обычаю. Я поцеловал ее в плечо.

— Нет, — возразил старик, — вше видели и ешть на этот шчет швидетели: ты почеловал ее — я очень ижвиняюсь! — в голое тело.

— То есть как это в голое?! — возмутился Алхас. — Она же в платье была!

— Верно, щинок, в платье, — продолжал старик, — но плечо у нее было наполовину оголено. В какую же половину ты ее почеловал?

— Я этого не помню.

Действительно, Алхас не мог этого припомнить, что он ощутил в тот миг на губах: вкус платья или?.. Но, видит бог, он целился в платье!

— Может быть, получился промах, — сказал противный старик, — но ты ее чмокнул в плечо, которое у нее шловно атлаш.

— Неужели же в плечо? — недоумевал Алхас и обратил ко мне умоляющий взгляд.

Я пожал плечами.

— В шамое плечо, — подтвердил дядя Джульетты. — Уж лучше бы почеловал в губы. Это больше приличештвует твоему возрашту. Ты штарше ее и поэтому имеешь некоторое право на вольношти. Но плечо?! Ижвини, но это уже шлишком!

— Оголенное плечо, — поправил его другой старик, не менее противный.

— Мы желаем ушлышать твой ответ: когда нажначаешь швадьбу? Что передать ее двенадцати братьям, которые внижу?

— Одну минуту, — сказал Алхас, отлично понимая, что из этой ситуации вырваться не так-то просто. Взял меня под руку и отвел в сторону.