Мое прекрасное забвение. Моя прекрасная свадьба (сборник) - Макгвайр Джейми - Страница 59

• Предыдущая
• 59/79
• Следующая

Трэвис выжидательно смотрел на меня, готовый беспрекословно принять все, что взбредет мне в голову. Я любила его. Любила, черт побери, и не могла потерять теперь – после всего, через что мы прошли. По всеобщему мнению, мы, конечно, были слишком молоды для женитьбы, да и слишком непредсказуемы. Сколько раз мы причиняли друг другу боль, ссорились, а через секунду падали на кровать, сжимая друг друга в объятиях? Но мы видели, насколько хрупкая материя – жизнь. Кто знает, когда судьбе вздумается навсегда забрать кого-то из нас? Я решительно посмотрела на Трэвиса. Он принадлежал мне, как и я ему. Если я что-то и смыслила в жизни, только это и имело значение.

Трэвис нахмурился:

– И что?..

– Ты подумывал вернуться туда?

Его брови взметнулись.

– По-моему, это не слишком хорошая мысль.

Несколько недель назад я разбила ему сердце. Перед глазами до сих пор стояло, как Трэвис бежал за машиной Америки, осознав, что между нами все кончено. По воле Бенни он собирался выступать в Вегасе, а я не желала окунаться в прежнюю жизнь. Даже ради Трэвиса. За время нашей разлуки он прошел через ад. На коленях умолял меня вернуться к нему, но я до того не хотела ворошить свое прошлое в Неваде, что ушла от него. Конечно, подло с моей стороны просить его вновь лететь туда. Отчасти я ожидала, что он пошлет меня к черту за одно упоминание Вегаса, но это был мой единственный план, а я пребывала в полном отчаянии.

– А если всего на одну ночь?

Мне и нужна всего-то ночь. Лишь бы уехать отсюда.

Он осмотрелся, будто искал в окутавшей нас темноте нужный мне ответ. Я вовсе не желала пренебречь существовавшей между нами откровенностью и вызвать ужасное и глупое недопонимание. Но я не могла рассказать Трэвису правду, почему сделала ему такое предложение. Он никогда не пошел бы на это.

– На одну ночь?

Очевидно, он не понимал, как на это реагировать. Возможно, Трэвис считал это какой-то проверкой, но мне лишь хотелось услышать от него «да».

– Женись на мне, – выпалила я.

Он приоткрыл рот и ахнул от удивления. Казалось, прошла целая вечность, но вот наконец он улыбнулся и потянулся поцеловать меня. Невозможно описать все чувства наполнявшие этот поцелуй, а у меня голова шла кругом, в душе облегчение боролось с паникой. Это обязательно сработает. Мы поженимся, у Трэвиса появится алиби, и все будет хорошо.

Вот черт!

Проклятье! Черт побери! Такую-то мать!

Я выхожу замуж.

Эбби Эбернати имела одно выдающееся качество: она умела искусно блефовать. Она могла совершить преступление и при этом улыбаться, будто ничего не произошло, соврать так, чтобы ни дрогнул ни один мускул на лице. Только одному человеку выпал шанс изучить технику ее блефа, и этому человеку предстояло во всем разобраться, если он хотел попытать счастья в совместной жизни с ней.

И этот человек – я.

У Эбби не было детства, а у меня – матери, так что, преодолев схожие препятствия, мы были как два сапога пара. Это придавало сил, а после нескольких месяцев стремления к своей цели я пришел к одному выводу.

Блеф Эбби заключался в отсутствии такового. Для большинства людей это покажется вздором, но для меня все было вполне очевидно. Именно полная непринужденность выдавала ее с головой. Умиротворенность во взгляде, милая улыбка, расслабленные плечи – верные признаки того, что дело неладно.

Знал бы я ее хуже, решил бы, что она просто счастливая невеста. Но нет – моя будущая женушка что-то замышляла. Сидя в терминале и ожидая посадки на самолет до Вегаса, с Эбби, уютно примостившейся рядом, я знал, что проще простого проигнорировать свои подозрения. Время от времени она поднимала руку, любуясь подаренным мною кольцом, и вздыхала. Женщина средних лет, сидящая напротив, с улыбкой наблюдала за моей невестой и, возможно, предавалась воспоминаниям о тех временах, когда и у нее самой вся жизнь была впереди. Она ведь не знала, к чему все эти вздохи, а вот я догадывался.

Грозовая туча, принесшая смерть стольким людям, не давала по-настоящему радоваться предстоящему событию. Она буквально нависала над нашими головами: телевизор на стене передавал местные новости. На экране появилась хроника с места пожара и последние сообщения. Показывали интервью с Джошем Фарни. Весь перепачканный сажей, выглядел он погано, но зато выжил, с радостью отметил я. Когда я видел его перед боем, он был под мухой. Большинство зрителей набрались еще до начала либо догнали градус, ожидая, пока мы с противником обменяемся ударами. Когда в помещении вспыхнуло пламя, у всех в жилах заиграл адреналин – даже самые захмелевшие мигом очухались.

Как бы я хотел, чтобы ничего этого не было. Мы стольких потеряли, поэтому предстоящая свадьба казалась не слишком уместной. По опыту я знал, что трагические воспоминания могут преследовать всю жизнь. Приурочить эту дату к событию, которое мы собирались отмечать из года в год, значит навсегда оставить его в своей памяти. Проклятье! Из здания все еще выносят трупы, а я рассуждаю об этом, как о препятствии. Ведь некоторые родители еще не знают, что больше никогда не увидят своих детей.

Из-за этих эгоистичных мыслей я испытывал угрызения совести. Еще нам придется лгать. Но и сам я не верил, что мы женимся именно сейчас. Главное, чтобы Эбби не заподозрила, будто мысли о предстоящей женитьбе не делают меня полностью счастливым. Она наверняка поймет все неправильно, а потом еще, не дай бог, передумает. Я сосредоточил все внимание на своей невесте и наших планах. Я просто обязан выглядеть нормальным женихом, у которого от радости снесло крышу, меньшее не достойно моей Голубки. Мне не впервой притворяться, будто все хорошо, и в то же время терзать себя навязчивыми мыслями. Живое доказательство этому приютилось у меня под крылом.

На телевизионном экране появилась женщина-корреспондент: она стояла на улице возле «Китон-холла», вцепившись обеими руками в микрофон, между ее бровей пролегла глубокая морщина. «Именно таким вопросом будут задаваться родственники погибших: кто виноват? – говорила она. – А теперь вернемся в студию. Кент…» Вдруг к горлу подкатила тошнота. Когда погибло столько народу, кого-то, разумеется, должны привлечь к ответственности. Была ли это вина Адама? Сядет ли он в тюрьму? Или это буду я? Я прижал Эбби к себе и поцеловал в макушку. Женщина за стойкой подняла микрофон и стала что-то говорить, а мое колено нервно задергалось. Если мы в ближайшее время не сядем в чертов самолет, я схвачу Эбби в охапку и на своих двоих помчусь в Вегас. И возможно, буду на месте даже раньше самолета. Служащая авиалинии проинструктировала нас о правилах посадки, ее голос плавно поднимался и опускался, пока она в миллионный раз зачитывала объявление. Она напоминала училку из мультипликационного сериала «Мелочь пузатая»: нудную, с монотонным и невнятным голосом.

В голове крутилась лишь одна стоящая мысль: скоро я буду мужем второй в моей жизни любимой женщины.

Уже пора. Проклятье! Черт побери, да! Да, твою же мать! Я женюсь!

Я посмотрела на сияющий камушек и снова вздохнула. Это был отнюдь не томный вздох молоденькой девушки, которая рассматривает роскошный бриллиант обручального перстня. Напротив – вздох, преисполненный дум. Тяжких, гнетущих дум, ведущих к еще более тяжким и гнетущим думам. Мы с Трэвисом не способны жить в разлуке, поэтому у нас не было другого пути. К тому же Трэвис Мэддокс любил меня так, как другим и не снилось. За всеми этими вздохами скрывались беспокойство и надежды, связанные с моим глупым планом. Мое стремление обеспечить безопасность Трэвиса было чуть ли не осязаемым.

– Голубка, прекрати, – сказал Трэвис. – Из-за тебя я тоже нервничаю.

– Просто… оно слишком большое.

– Оно великолепно сидит на твоем пальчике.

Трэвис откинулся назад. Мы устроились между бизнесменом, тихо бубнившим по телефону, и пожилой парой. Сотрудница авиалинии стояла возле выхода на посадку и что-то говорила по радиосвязи. Я подивилась, почему бы просто не использовать обычный микрофон. Девушка объявила несколько имен и вернула прибор на место.

• Предыдущая
• 59/79
• Следующая