Время карликов - Рыбинский Игорь Егорович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/67
- Следующая
– Ты – гений! – повторила Рита.
Была суббота, птицы улетали в теплые края, накануне выдали стипендию, а пивной бар «Медведь» был через дорогу.
Вова с Ритой сидели за дощатым, покрытым светлым лаком столом, пили кислое пиво и переговаривались шепотом, так как рядом сидел высокий рыжий парень и прислушивался. Девушка прижималась к плечу Высоковского, и это нравилось Вовке, да и сама сокурсница казалась уже вполне симпатичной. Рите надо было отлучиться из-за стола, а Володя решил взять еще пару кружек. Когда он опустился на место, рыжего за столом уже не было, а когда вернулась девушка, они вдруг оба заметили, что пропала и тетрадь с гениальным проектом. Ее не было ни на столе, ни под ним, на подоконнике и на барной тоже. Вовка даже слетал в мужской туалет, мало ли – выпала из кармана. Но все впустую – там не нашлось ни одного, даже скомканного листочка из заветной тетрадочки.
«Рыжий украл», – догадался Высоковский. И тогда он испугался, ведь совсем неподалеку – менее чем в полукилометре от бара «Медведь» – находилось управление КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Надо было бежать спасаться, но ноги отказывались идти. А потом, куда бежать? Все равно отыщут, ведь на последней странице Высоковский сам указал свои данные, включая и домашний адрес.
– Тебе плохо? – спросила Рита, взглянув на побледневшее Вовкино лицо.
Высоковский кивнул, и отважная сокурсница, подхватив его под руку, вытащила Володю из-за стола.
– Тогда поехали ко мне: у меня родители до завтрашнего вечера на даче.
Сказать, что будущий гений российского бизнеса испугался, значит, ничего не сказать. Он сидел на заднем сиденье в темном салоне такси, не замечая пролетающих за окном улиц и переулков – навстречу летело и прижималось к лобовому стеклу суровое лицо человека с рыжим чубчиком. Страшный человек смотрел на Высоковского внимательным взглядом бесцветных глаз, мир вокруг сразу стал нереальным и жутким, маленькое Вовкино сердце колотилось в бешеном ритме – в унисон с ударами по стеклу капель начинающегося дождя. Лик ангела смерти исчез, остались только страх, помутнение разума и желудка. Несчастный студентик не знал, куда его везут, и хотел, чтобы путь этот продолжался бесконечно, чтобы наступающая ночь длилась всегда, ибо следующее утро не принесет ничего, кроме разочарования и позорного конца.
Но все же они поднялись в квартиру и начали целоваться уже в прихожей, потом быстро перебрались в темную комнату и не стали включать освещение. Несмотря на ужас, охвативший Высоковского, и на то, что все последовавшее в эту ночь он делал в каком-то тумане небытия, внезапно вспыхнувший свет не испугал и даже не удивил его. Вовке показалось, что неожиданно вернулись с дачи родители Риты, но даже эта неприятность показалась ему смешной по сравнению с той бездной, которая ждала его с первыми лучами солнца. Свет в комнате вспыхнул так неожиданно, что Высоковский, уткнувшийся в пухлое плечико уснувшей Риты, резко поднял голову над краем одеяла, открыл глаза и замер. Не было разгневанных папы и мамы, и выключателя никто не касался, люстра под темным потолком тихо позвякивала хрустальными подвесками, но посреди всего мирового мрака, как раз в центре комнаты сокурсницы, еще вчера мало знакомой нашему герою, стоял луч золотого света. А в центре его находилась высокая фигура человека, сидевшего напротив Вовки в пивном баре «Медведь». В луче света переливались и пульсировали пылинки драгоценного металла, а рыжие волосы незнакомца сияли ослепительным нимбом. Человек так пристально глядел в самое нутро Высоковского, что не было сил хотя бы зажмуриться. Наконец уголки рта ночного гостя сдвинулись в ехидной улыбке, он приоткрыл рот и произнес два слова. И хотя фраза не прозвучала, – может быть кто-то отключил звук или просто Вовкины уши были заложены звенящим ужасом, но было понятно все.
Рыжий сказал:
– Я прочитал.
После чего рот с тонкими губами осклабился в ехидной улыбке прохиндея. Свет дрогнул, стал меркнуть и через несколько мгновений, уже став серым, напоследок вспыхнул на долю секунды и исчез. Вокруг была лишь темнота, но она уже не пугала. Высоковский почувствовал на своей щеке ровное дыхание девушки, вспомнил все, что произошло в этой постели за час до появления рыжего призрака, и неожиданно тихо рассмеялся. Наконец-то он стал мужчиной! А если так, то чего бояться: из любой ситуации должен найтись выход, а может быть, даже не один. Так за одну ночь Владимир Фомич стал не только мужчиной, но и очень смелым мужчиной. Об этом он никогда не забывал в дни всяческих российских передряг, сидя в бунгало на Каймановых островах или гоняя шары в кегельбане на Колумбус-авеню в Нью-Йорке.
Утро, несмотря на воскресный день, заливало дождем стекла окон, за которыми в серой мутной хмари ветер гнул тополя, срывая с них золотые листья. Желтые мокрые кругляши пытались ворваться в квартиру, но, прилипая к стеклам, медленно сползали на подоконник. С кухни тянуло едким дымом – Рита готовила яичницу с ветчиной, а Вовка лежал в сладкой полудреме, вдыхал ядовитый аромат, и ему казалось, что это запах славы. В каком-то полусне он видел ярко освещенный зал, широкие ступени, ведущие на сцену, слышал аплодисменты. Все это для него одного: мечта, пробившая пространство, застряла в его мозге и стала реальностью – с чудесной оказией ученическая тетрадь с его проектом и отпечатками его пальцев, измазанных копченой скумбрией, оказалась у членов Нобелевского комитета, и вот теперь его признали величайшим экономистом современности, вручив заодно и миллион долларов. Он знает, как распорядится этой суммой: купит домик в Крыму, яхту, роскошный автомобиль, а еще…
– Яичницу или бутерброды? – долетел до Вы-соковского чей-то голос из советского настоящего.
Володя открыл глаза и увидел Риту в коротеньком халатике. Она смотрела на него с благодарностью и восторгом.
– Все равно, – ответил он.
Девушка немного помялась, а потом виновато вздохнула:
– Яичница подгорела, а чтобы сделать бутерброды, надо открыть банку с икрой.
Голодный Высоковский задохнулся от чужого домашнего счастья, вылез из постели и пошел голым на кухню, нашел консервный нож и начал было открывать металлическую емкость с российским деликатесом, так увлекся этим занятием, что не заметил, как открылась входная дверь.
– Это кто? – раздался суровый мужской голос.
Вовка обернулся и увидел невысокого плотного пятидесятилетнего мужчину и почти молодую женщину в кожаном плаще с каплями осеннего дождя на плечах. Высоковский, словно футболист, ожидающий штрафного удара, прикрыл себя ладонями, вымазанными рыбьим горохом, и даже немного присел. И в этот момент в кухню вошла счастливая Рита.
– Это – мой жених! – твердо сказала она, но с таким чувством, что мама ее вздохнула, продолжая смотреть на Вовкины руки.
Но глава семьи взял жену за плечо и повел вглубь квартиры. По звуку его шагов Высоковский понял, что Ритин папа – большой начальник. Походка у него была уверенная и неторопливая, какой обладают только люди, привыкшие ступать по мягким коврам в уличной обуви. Удивительно, что при своем гениальном уме Высоковский не догадался об этом прежде. Большая квартира, дорогая мебель, опять-таки ковры на полу во всех комнатах и рюмка французского коньяка «Курвуазье», которую ему поднесла Рита, перед тем как они рухнули на кровать. Даже постельное белье благоухало лавандой, а от Риты за версту несло незабудками. Кто же знал тогда, что это запах духов «Шанель № 5».
Родители исчезли в глубине своего номенклатурного бытия, которое, как известно, определяет сознание всего остального советского народа, а Вовка попал в объятия Риты, ставшей в одну секунду его невестой. Девушка крепко прижалась губами к его рту и, целуя, говорила:
– Ну все, теперь все будет хорошо. Теперь я твоя навеки.
Но Высоковский, ощущая под халатиком податливость ее тела, сообразил вдруг: «Ага, это я твой, но не дай Бог навсегда!». Но все же, поглаживая чужие плечи, он прошептал:
- Предыдущая
- 3/67
- Следующая
