Время карликов - Рыбинский Игорь Егорович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/67
- Следующая
– Там спать.
Песчаная отмель заканчивалась невысоким холмом, на котором почти не было деревьев, сухую траву колыхал ветер, а когда приставали к берегу, то все увидели, как по склону не спеша проследовало к лесу семейство диких свиней. Один из проводников, спрыгнув с лодки, почти сразу согнулся, потом упал на колени, и тут же выпрямился, подняв над головой руки, держащие за жабры полуметровую, похожую на сома рыбину.
Пока Виктор ставил палатку, проводники быстро развели костер, срезали три двухметровых бамбуковых стебля, примотали к концам длинные ножи и исчезли в зарослях. Тугрик рванул было за ними, но вскоре из леса донесся пронзительный визг, и пес, поджав хвост, вернулся к палатке. Через несколько минут вернулись удачливые охотники, таща с собой небольшую свинью и совсем маленького поросенка. Подрезов испек рыбину на углях, и предложил спутникам, но те отказались, занимаясь важным делом: над почти погасшим костром они по очереди крутили вертел, на котором обжаривались свиньи. Пахло паленым волосом и расплавленным горелым жиром.
Быстро стемнело. Виктор забрался в палатку и лег на спину, в ногах его у самого входа расположился Тугрик. Было тихо, только трещали подкидываемые в костер сухие сучья и о чем-то вполголоса переговаривались проводники. Но и это было так далеко и так нереально, словно магнитофонная запись, доносящаяся из автомобильного приемника. Шумели за окнами кроны деревьев, стучали капли дождя по стеклам автомобиля, и девушка склонила голову к плечу Виктоpa. Подрезов погладил ее волосы, склонился, чтобы поцеловать ее полузакрытые глаза, узнал Лену, но не удивился, а только шепнул: «Я люблю тебя!» И она улыбнулась в ответ, обняла рукой его шею и потянулась губами навстречу…
И тут залаял проснувшийся Тугрик. Что-то трещало в лесу неподалеку от их небольшого лагеря, потом раздался плеск воды, громкое предсмертное мычанье какого-то зверя. Треск ломаемых веток уходил в сторону, Тугрик скулил, и кто-то из проводников прошептал:
– Мокеле!
Виктор выбрался из палатки, держа в руках карабин.
– Что случилось? – спросил у проводника.
– Зверь, – ответил тот, испуганно всматриваясь в притихший лес.
Когда стало светать, проводники потащили лодку и груз к реке, и тут же раздались их крики. Со склона холма Виктор увидел, как они с шумом обсуждают что-то, показывая руками на песок возле их ног.
– Дальше мы не пойдем, – сказал переводчик. – Надо возвращаться.
– Почему? – удивился Подрезов.
– Дальше идти нельзя – Мокеле!
И он показал пальцем на большую вмятину на речном берегу. Это был след, значительно крупнее слоновьего, с четкими отпечатками четырех широко расставленных костистых пальцев.
– Ну и что это, по-вашему? – усмехнулся Виктор, не веря, что эта вмятина – действительно след какого-то животного.
– Мокеле, – уважительно протянул проводник, – Мбамба. Тот, кто питается бегемотами.
– Ладно, – махнул рукой Подрезов, – садимся в лодку и отправляемся. Надо спешить.
Но проводники махали руками, отказываясь даже приближаться к воде. Уговоры, правда, были недолгими; после того как каждому было обещано еще по десятке, сопровождающие столкнули резиновую лодку на воду, положили в нее груз и сели сами. Проехав около ста метров, они вдруг показали руками на берег, и знающий английский произнес негромко:
– Там был Мокеле.
От реки тянулась широкая полоса взрытого песка, которая уходила в лес. Здесь же валялись сломанные ветки и рассыпанные сучки и листья.
– Бегемота утащил, – прошептал проводник. Но Подрезов только усмехнулся, подумав, что цивилизация, действительно, прошла мимо этих людей.
Деревня появилась неожиданно. Они даже почти проскочили ее. На корме залаял Тугрик, и Подрезов, посмотрев на берег, увидел детей, убегающих в густую тень, и верхушки нескольких конусообразных хижин, крытых пальмовыми листьями. Если верить карте, то до реки Окаванго осталось около десяти миль, и теперь именно здесь начинается арендованный Подрезовым участок. За сутки прошли около ста километров. Сколько же времени теперь потребуется проводникам, чтобы вернуться домой?
5
Весь следующий день Виктор срубал деревья, таскал из реки камни для фундамента, а вся деревня внимательно наблюдала, не понимая, что хочет этот человек. Работа давалась с трудом, влажность воздуха была такая, что Виктор, обливающийся потом, завидовал жителям деревни, всей одеждой которых были узкие набедренные повязки. Даже мокрые от пота шорты казались теперь тяжелыми и ненужными в этом диком краю. Но снять их не хватало духа, потому что вокруг стояли и глазели на него молодые и высокие голые женщины.
К концу недели дом был готов. Судя по всему, местные жители не понимали назначение этого строения. Они постоянно смеялись и показывали пальцами на непонятное сооружение с прямыми углами – у них самих дома были круглыми, обмазанные глиной и крытые пальмовыми листьями, небольшой прямоугольный вход в их жилище был завешен плетеной циновкой от мух и, чтобы проскользнуть в дом, нужно было согнуться, почти касаясь руками земли. Пол внутри был земляной, но, когда Виктор зашел в гости к старосте, он едва не задохнулся от спертого воздуха и чуть было не провалился в выгребную яму, покрытую пальмовыми листьями.
Свой домик он сделал не очень большим: шесть шагов в длину и четыре в ширину, положив основание на камни, принесенные с берега реки. Пол настелил плотным слоем из сухих стеблей высохшего бамбука и выровнял глиной, покрыл потом, словно ковролином, циновками. Внешне строение напоминало что-то среднее между гаражом и шалашом, три окошка были прикрыты москитной сеткой, а на случай дождя Подрезов приспособил закрывающиеся створки рам из бамбука, затянутых полиэтиленовой пленкой. Выгребную яму внутри он делать не стал, а поставил туалет за домом. А местные жители наблюдали за строительством маленького домика с восторгом, считая, что это строится жилище для собаки. Тугрик быстро нашел общий язык с ребятней. Дети поначалу боялись его, чувствуя это, добродушный песик гонялся за ними, показывая, что вот-вот схватит кого-нибудь за пятку. Ребятишки визжали от страха и непонятной радости, а потом, сообразив, что лающее животное не кусается, хватали его на руки и бегали, уворачиваясь от друзей, которые тоже хотели подержать и прижать к себе лохматую собачку. Пока строился дом, каждое утро Виктор шел со спиннингом к реке, но поймать ничего не мог. Иногда кто-нибудь из местных мужчин, не понимая, чем занимается их гость, заходили по колено в воду, били острогой и доставали из реки рыбину, бросали ее на берег, потом таким же образом вылавливали еще парочку и уходили с добычей в деревню. Дети ловили рыбу иначе: на веревке забрасывали в реку плетеную корзину и тянули ее к берегу. Почти всегда в ней оказывалась какая-нибудь мелочь.
Но местные жители, хотя и были рядом, совсем не пытались обратить на себя внимания, не заговаривали, но следили за всем, что делал белый человек очень внимательно, – так, словно наблюдали на экране интересный и не совсем понятный им фильм. Наконец, одна из местных рыб решила все-таки попробовать на вкус пластмассового шведского мотылька, о чем вскорости пожалела.
Подрезов с Тугриком как раз заканчивали свой ужин, когда вдруг к костру приблизился мальчик и, не дойдя трех шагов до Виктора, пристально уставился на него. Тут только Подрезов узнал его: это был тот самый пацан, продавший ему самородок. Мальчик смотрел как завороженный на грудь белого человека, точнее – на кулончик, висевший на цепочке. Ребенок смотрел на медвежонка с таким восторгом, что Виктор поневоле поразился гениальности художника, придумавшего для олимпиады в Москве именно эту эмблему.
Он показал пальцем на свою грудь и назвал себя:
– Виктор.
Но ребенок не обратил на это никакого внимания. Подрезов повторил:
– Виктор.
И тогда пацан ткнул пальцем в свой живот:
– Нклби!
К ним шла молодая женщина с ребенком на руках. Младенец пытался ухватить ее полную грудь, на которую Подрезов старался не смотреть.
- Предыдущая
- 29/67
- Следующая
