Выбери любимый жанр

Тарантул (худ. А. В. Яркин) - Матвеев Герман Иванович - Страница 28

Изменить размер шрифта:
28

Действительно, они несколько возвышались над палубой. Не подозревая подвоха, Миша старательно принялся за дело и изо всей силы начал бить кувалдой по макушке тумбы.

Грохот ударов заполнил все судно. Встревоженные люди побросали работу и поднялись на палубу. Увидев, как Миша старательно колотил по кнехтам, принялись хохотать.

Этот случай мальчик простил Сысоеву, потому что о нем ничего не знал Николай Васильевич. Вторая шутка Сысоева надолго испортила их отношения…

Последнее время среди команды были разговоры, что судно должны перевести в другое место. Немцы пристреливались к мостам, и все недолеты угрожали попаданием в корабль. Воспользовавшись этими слухами, Сысоев опять подшутил над Мишей.

— Сегодня ночью поднимемся вверх по Неве и станем на якорь, — сказал он юнге. — Старший механик велел тебе наточить якорь. Возьми пилу и наточи. Понял? Ну, большой напильник.

Миша относился к Николаю Васильевичу с таким почтением, что сейчас же побежал выполнять распоряжение.

Громадный чугунный якорь плохо поддавался обработке. Миша не замечал, что за его спиной из дверей выглядывают машинисты и трясутся от беззвучного смеха. Как раз в это время на судно вернулся старший механик и, поднявшись на палубу, увидел, как добросовестно Миша скоблил громадные лапы якоря.

— Миша, что ты делаешь? — с удивлением спросил он.

Мальчик вытер со лба пот и с улыбкой сказал:

— Точу якорь, Николай Васильевич. Как вы велели.

— Якорь не точат, Миша. Это кто-то подшутил над тобой.

Механик оглянулся и, заметив Сысоева, покачал головой:

— Несолидно, Сысоев.

Мальчик простил бы машинисту и более грубую шутку, если бы не оказался смешным в глазах своего учителя, и Сысоев понял, что Миша смертельно обиделся на него. Будучи неплохим и добродушным по натуре человеком, он всячески старался теперь загладить свою вину. Шлюпка у левого борта была им поймана на Неве и предназначалась в подарок Мише.

— Адмирал! Слышишь, что я сказал? — повторил он вопрос и, не дождавшись ответа, продолжал: — Ты, как кисейная барышня, губки надул. Пойдёшь в плаванье, достанется тебе. В море не любят таких обидчивых.

— А я и не обиделся. Просто не хочу с тобой разговаривать — и все.

— Что значит: «не хочу разговаривать»? Я твой ближайший начальник, и ты должен меня слушать.

— Если бы ты дело говорил, а то… шлюпка.

— А это разве не дело? Пойдём на ней рыбу ловить. А если захочешь с приятелями покататься, можешь пользоваться.

— А весла где? — спросил Миша.

— Весла за трубой.

Шлюпку мальчик заметил ещё утром, когда уходил в порт, и знал, что её поймал Сысоев, но сам он ни за что бы не попросил её у Сысоева, как бы ему ни захотелось покататься.

Сысоев сел неподалёку на бухту каната и стал закручивать цигарку.

— Эх, матрац моей бабушки!

Так называли табак — махорку, смешанную с листьями клёна, дуба, которую выпускала табачная фабрика во время блокады, Некоторое время молчали, глядя в разные стороны. Сысоев смотрел на набережную, а Миша — на противоположный берег, где стояли подводные лодки, корпуса недостроенных кораблей.

Один из громадных корпусов перекрывал низкое здание Медицинской академии, над которой, как раз посередине, возвышалась верхушка дымящейся заводской трубы. Мише казалось, что завод укрылся внутри стального корпуса и теперь никакой снаряд его не достанет. Он взглянул за мост, и опять на глаза попались дымившие трубы заводов. Выборгская сторона, несмотря на обстрелы и бомбёжки, напряжённо работала.

— К старшему механику брат идёт, — сказал машинист.

— Где?

— А вон… Видишь, переходит через мостик у Летнего сада.

Миша сразу узнал знакомую фигуру майора и торопливо подтянул пояс, расправил гимнастёрку. Он не видел майора с весны, когда поступил па судно, и очень обрадовался старому знакомому. Особенно приятно было, что майор, приближаясь к судну узнал Мишу, приветливо улыбнулся и, поднявшись по трапу, дружески пожал ему руку.

— Здравствуй, Миша. Как живёшь?

— Хорошо живу, товарищ майор.

— Где это ты так перемазался?

— А я только сейчас с работы вернулся. Мы с Николаем Васильевичем в порт ездили.

— Он здесь?

— Здесь. Товарищ старший механик в каюте занимается.

— Ну-ка, пойдём, проводи.

Они направились к каюте старшего механика.

— Много у тебя здесь работы?

— Порядочно…

— Ты мне, может быть, понадобишься. Пойдёшь?

— Я всегда готов. Опять ракетчиков ловить?

— Нет. Похуже. Ты далеко не уходи.

Иван Васильевич вошёл в каюту, а Миша с сильно бьющимся от волнения сердцем сел на ступеньки трапа в конце коридора.

Механик умывался.

— Садись, Ваня. Я сейчас, — сказал он. Майор устроился на койке. Николай Васильевич вытер руки мохнатым полотенцем, сел напротив майора и хлопнул его по коленке.

— Ну, а теперь здорово! Давно тебя не видел. Как это ты надумал заглянуть?

— По пути зашёл.

— По пути? Ты об этом другому рассказывай. Знаю я тебя. Готов об заклад биться, что по делу пришёл.

— Ну, пускай по делу.

— Выкладывай.

— Не торопись. Дома часто бываешь?

— Бываю. И тебе не мешало бы, Ваня, заходить. Мать беспокоится, и племянница каждый раз спрашивает.

— Очень занят, Коля. Положение на фронте напряжённое. Немцы подтягивают силы, собираются Ленинград штурмовать.

— Н-да… чувствуется. А как под Сталинградом? Тебе больше известно.

— Под Сталинградом трудно. Но все-таки… Нашла коса на камень.

— Не сдадим?

— Нет.

— Думаешь?

— Уверен.

Братья с минуту помолчали.

— Ты Алексеевым доволен? — неожиданно спросил майор.

— Каким Алексеевым?.. Ах, Мишей! Ничего, хороший паренёк.

— Сильно он занят?

— Да как тебе сказать… Работы, конечно, много. Дров напилить, в машине прибрать. Вахту несёт. Беру с собой на аварийные вызовы… Меня частенько дёргают.

— Ты к нему за это время присмотрелся. Ничего такого не замечал?

— А что? — встревожился механик. — Тебе известно что-нибудь?

— Нет, наоборот, я тебя спрашиваю.

— Парень любознательный, с волевым характером. Упорный.

— Хочу я одно дело ему поручить. Как ты считаешь — можно?

— Я бы доверил. Мальчишка серьёзный, надёжный.

— Ну, вот и дело моё все, — удовлетворённо сказал майор, вставая.

— А может быть, ты чаю со мной выпьешь? — предложил Николай Васильевич.

— Выпью, — согласился майор, подсаживаясь к столику.

Николай Васильевич достал из шкафчика стакан, налил из чайника крепкого чая и поставил перед братом.

— Расскажи что-нибудь интересное. Ты же с головы до пят набит интересными историями.

Иван Васильевич внимательно посмотрел на брата, словно оценивая его шутку, не спеша достал из кармана записную книжку и положил её на стол.

— Пожалуй, тебе расскажу, но по секрету, — начал он вполголоса. — Тут можно говорить?

— Ну конечно, — сказал механик, прихлопнув дверь.

— Кстати, ты одно время химией увлекался.

— Был грех.

— Может быть, и пригодится сейчас.

— При чем тут химия?

— А вот слушай. В одном доме, намеченном к слому, где никто не проживает, нашли записную книжку, паспорт и ампулу с симпатическими чернилами в кристаллах. Нашли случайно, когда выносили мебель. В шкафу висел бесхозный макинтош, а в кармане вот эта книжечка. Прочитай. Написано это было бесцветными чернилами и случайно проявилось на солнце.

Механик взял книжку и без труда разобрал: «Первый час штурма парализовать район по карте 3Х18. Содействовать панике сигналами. Задачу решит аммиак». Прочитав, он с недоумением посмотрел на брата.

— Ну, дальше?

— А дальше ничего. На этом и заканчивается рассказ. Дальше нужно разгадывать.

— А что это за район по карте 3Х18?

— Карт много. На одной из карт в этом квадрате находится Московский район.

— А ты как думаешь?

— Я как раз и думаю, что это Московский район. Он на линии фронта; там две шоссейные дороги. Но ты начал не с того конца. Попробуй разобрать запись, — ты же любишь всякие ребусы решать. А немцы задумали хитрую штуку.

28
Перейти на страницу:
Мир литературы
Наши партнеры