Пасынок судьбы - Русанов Владислав Адольфович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/68
- Следующая
С довольной ухмылочкой корчмарь сгреб недостающие гроши в карман передника и, рассыпаясь в благодарностях, ретировался.
– Э-э-э, пан рыцарь, – протянул шпильман, – зря ты ему потворствуешь. Он так, глядишь, как раз тебе на шею влезет и ножки свесит.
– Тебе-то что за забота? Деньги-то мои… – Годимир еще злился на музыканта, который втянул его в позорную корчемную перепалку.
– А кто меня в оруженосцы нанять решил? – прищурился шпильман. – Вот я за твой кошелек и печалюсь. Или он у тебя волшебный, а, пан рыцарь? Как у Малуха-золотаря из Неколупы?
– Не волшебный, – отрезал рыцарь. – А все равно мое дело, кому сколько платить.
– Так ты уже не хочешь меня брать?
– Почему нет? Беру. Звать-то тебя как, музыкант?
– А не надо меня звать, я сам прихожу, – оскалился было шпильман, но потом посерьезнел и назвался: – Олешек. Олешек Острый Язык из Мариенберга.
– Звучит. Положим, что язык у тебя без костей, я уже понял…
Их беседе помешало появление корчмаря с двумя жбанчиками пива. Плотная белая пена свешивалась набекрень над деревянным краем, как шапочка записного гуляки. Следом за отцом поспевал Ясь с резным ставцом, на коем поджаренные кровяные колбаски утопали в перине тушеной капусты. За Ясем вышагивала коротконогая курносая девка, с первого взгляда видно – братова сестра и отцова дочка, и тоже, верно, Яська, волочащая блюдо поменьше, где две здоровенные краюхи ржаного хлеба украшались с боков стрелками зеленого лука и фиолетовыми с изморозью розетками базилика.
– Что Господь, Пресветлый и Всеблагой, послал, тем и рады! – поклонился хозяин корчмы, принимая у отпрысков угощение и выставляя его на стол. – На здравие да пойдет, а не во вред…
Он еще раз поклонился и убрался восвояси, не услышав язвительного бурчания музыканта:
– Рады они… Да за такие деньжищи еще плясать вокруг стола должны.
Годимир усмехнулся:
– Брось, не бери в голову. Как ты с таким норовом живешь только? И руки-ноги целы…
– Ты лучше спроси, как бы я жил, когда бы не смеялся над всеми и над собой заодно?
– Что, помогает?
– А то! Хочешь, я тебе песенку спою. Для затравки. Ты ж меня в оруженосцы взял не клинки точить. Ради цистры моей, поди?
– Может, поешь сперва?
– Да ладно. Больше голодал.
Олешек умостил грушевидное тело цистры на колене. Дернул на пробу струну, другую. Не расстроились ли? Результат удовлетворил музыканта. Он откашлялся и запел вполголоса:
Голос у шпильмана был не слишком сильный, да и высоковатый, хоть он и пытался пускать звук из груди, чтоб пониже выходило. Но стихи понравились всем собравшимся в корчме без исключения. Старший из богоборцев – седой, с изможденным морщинистым лицом – даже поднял вверх палец, произнося назидательно:
– Смирение есть первая заповедь Веры в Господа нашего, Пресветлого и Всеблагого.
Его товарищи согласно закивали, отчего напомнили Годимиру клюющих зерно кур. Чтоб не прыснуть со смеху, рыцарь сделал вид, будто поправляет усы, а сам прижал ладонь к губам. Но провести Олешека оказалось не просто.
– Вот, пан рыцарь, сколько ты со мной знаешься, а уже нахватался невесть чего. – И добавил, снизив голос до шепота: – Грешно со святых отцов смеяться. Ай-яй-яй, пан рыцарь.
– Ладно тебе! – Годимир не знал, гневаться ему или улыбаться. – Будешь много говорить, враз проверим, какой у тебя лоб. Стеклянный или, может, глиняный.
– Э, нет, пан рыцарь. Будешь драться – убегу. От тебя, видно, и старый оруженосец оттого сбежал? А, пан рыцарь?
– Да карга болотная его знает, отчего он сбежал. Вроде не жаловался ни на что, – совершенно искренне пожал плечами Годимир. – Лучше скажи: берешься учить меня на цистре играть?
– Ну… – уклончиво отвечал музыкант, – Поживем – увидим. Может, тебе медведь ухо оттоптал, а?
– Какой медведь?
– Известно какой. Бурый.
– При чем тут медведь?
– Да так говорят, когда человек двух нот на слух различить не может. Как такого выучишь?
– Да нет, я, вроде, различаю, – растерялся Годимир.
– Ну, коли так, то выучу. Зарабатывать на хлеб уроками музыки ты, конечно, не будешь после этого. Но каштелянскую дочку, какую-нито посмазливее, охмурить сумеешь. Ведь тебе для этого и надо умение? Так, нет?
– Почему? Обижаешь, Олешек. Я на свои стихи хочу песни слагать.
Годимир ляпнул про свои стихи и тут же пожалел. С языкатого парня станется сейчас его на смех поднять. И что ему за то сделаешь? Не мечом же рубить за едкую шутку?
Но шпильман и не подумал насмехаться. Кивнул:
– Хорошо. На свои так на свои. Потом почитаешь. По свободе. Путь у нас долгий будет. Или нет?
– Все в руке Отца Небесного…
– Правильно. А потому воздадим должное дарам его.
Олешек молитвенно сложил руки и закрыл глаза. Рыцарь последовал его примеру. Через несколько томительных мгновений они уже вовсю отдавали должное стряпне семейства Ясей.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ДОРОЖНЫЕ ВСТРЕЧИ И БЕСЕДЫ
Хвала Господу нашему, Отцу Небесному, да пребудет Королевство его как на Небе, так и на земле… с утра распогодилось.
После завтрака, или – как его называли в Зареченских королевствах – снеданка, Годимир с новоприобретенным оруженосцем выбрались на тракт. Рыцарское снаряжение сгрузили на гнедого кургузого мула, а Олешек умостился на хребтине не вполне довольного этим меринка.
Солнце играло в хрустальных капельках на краях листьев, пригревало обширные лужи, заставляя подниматься цветные рушники радуги. Птички, весело щебеча, сушили перышки на кончиках ветвей. В животах приятно колыхались Ясевы колбаски с капустою, без которых и наутро не обошлось.
– Ну что, пан рыцарь, – шпильман, устав, очевидно, тренькать на цистре, подбирая какую-то новую мелодию, повернулся к Годимиру, – стихи читать будешь, а?
– А ты ругаться здорово станешь?
Олешек даже руками замахал:
– Что ты, что ты! Разве ж я не знаю, как поэта легко обидеть? Нет, если у тебя совсем «брала, мазала, гадала» выходит, тогда поругаю. Но не больно.
Он улыбнулся искренне, с обезоруживающей веселостью.
– Ну, когда так…
– Ты погоди, пан рыцарь, не начинай пока, – вдруг встрепенулся музыкант. – У меня к тебе тоже дельце есть. Не откажешь оруженосцу?
– Что за дельце-то?
– Выучи меня на мечах рубиться.
– Ты очумел? Это ж с детства учиться надо! Да каждый день, да от рассвета и до заката! Меня с восьми годков школили, а ты – возьми и научи.
– Да я тоже немного пробовал. Еще в Костраве когда жил, учил меня один дядька-поморянин из наемников бывших. Однорукий, но злой, как аспид. Только бескрылый.
– А аспиды что, крылатые? – удивился рыцарь.
– Все поголовно, можешь мне верить.
– Э-э, нет, брат Олешек, не поверю. И не проси, – рассмеялся Годимир. – Я все книги про чудищ изучил. И «Физиологус» архиепископа Абдониуша, и «Монстериум» магистра Родрика, и «Естественную историю с иллюстрациями и подробными пояснениями к оным» Абила ибн Мошша Гар-Рашана, прозванного…
– Все, все, довольно! – Шпильман, рассмеявшись, поднял обе руки вверх. – Сдаюсь. Виноват, опростоволосился. Забыл, с кем дело имею. Странствующим рыцарям всем положено чудищ изучать или ты сам решил?
- Предыдущая
- 3/68
- Следующая
