Ожерелье королевы - Дюма Александр - Страница 24
- Предыдущая
- 24/182
- Следующая
– По чьему приказу?
– По приказу королевы.
– Вот оно что, – протянул король.
Тем временем королева распечатала письмо и прочла следующие строки:
«Вы вернулись вчера из Парижа и вошли во дворец в восемь вечера. Лоран вас видел».
Затем все с такой же беззаботностью королева распечатала с полдюжины записок, писем и прошений и разбросала их по перине.
– Ну так что же? – подняв голову, спросила она у короля.
– Благодарю вас, сударыня, – ответил тот первой камеристке.
Г-жа де Мизери удалилась.
– Простите, государь, не проясните ли вы для меня один вопрос? – обратилась королева к супругу.
– Какой вопрос, сударыня?
– Свободна ли я принимать или не принимать графа Прованского?
– О, совершенно свободны, сударыня, но…
– Но его остроумие меня утомляет, что ж поделать? К тому же он меня не любит, впрочем, я плачу ему той же монетой. Я ожидала его неприятного визита и легла в восемь часов, чтобы иметь возможность его не принять. Что вы имеете против этого, государь?
– Ничего, ничего.
– Можно подумать, что вы меня в чем-то подозреваете.
– Но…
– Что – но?
– Но мне казалось, что вы вчера были в Париже.
– В котором часу?
– Когда вы сделали вид, что легли спать.
– Разумеется, я была в Париже. Но разве оттуда нельзя вернуться?
– Можно, можно. Все зависит оттого, в котором часу.
– Ах, так вы хотите знать точное время моего возвращения из Парижа?
– Вот-вот.
– Нет ничего проще, государь.
И королева позвала:
– Госпожа де Мизери!
Камеристка снова появилась в спальне.
– Скажите, госпожа де Мизери: в котором часу я вернулась вчера из Парижа? – спросила королева.
– Примерно в восемь, ваше величество.
– Я так не думаю, – возразил король. – Вы, должно быть, ошиблись, госпожа де Мизери, пойдите проверьте.
Камеристка, прямая и бесстрастная, повернулась к двери.
– Госпожа Дюваль! – позвала она.
– Да, сударыня? – послышался голос.
– В котором часу ее величество вернулась вчера вечером из Парижа?
– Было около восьми, – ответила вторая камеристка.
– Вы, наверное, ошиблись, госпожа Дюваль, – сказала г-жа де Мизери.
Г-жа Дюваль выглянула из окна прихожей и крикнула.
– Лоран!
– Кто такой этот Лоран? – полюбопытствовал король.
– Привратник, стоявший у двери, через которую вернулась вчера ее величество.
– Лоран, – продолжала г-жа Дюваль, – в котором часу вернулась вчера ее величество?
– Примерно в восемь, – ответил привратник с террасы.
Король опустил голову.
Людовику XVI было стыдно, но он всеми силами пытался не показать вида.
Однако королева, вместо того чтобы праздновать одержанную победу, лишь холодно осведомилась:
– Что вы хотели бы узнать еще, государь?
– О нет, ничего! – воскликнул король, сжимая руки супруги.
– Однако…
– Извините меня, сударыня, я не знаю, что это взбрело мне в голову. Вы видите мою радость? Она так же велика, как и мое раскаяние. Вы ведь на меня больше не сердитесь, правда? Ну, перестаньте же дуться! Я в отчаянии, слово дворянина!
Королева выдернула свою руку из ладоней короля.
– Что вы делаете, сударыня? – удивился Людовик.
– Государь, – отчеканила Мария Антуанетта, – королева Франции не лжет!
– И что же? – спросил озадаченный король.
– Я должна вам сказать, что не вернулась вчера в восемь вечера.
Изумленный король отпрянул.
– Я хочу вам сообщить, – столь же хладнокровно продолжала королева, – что вернулась только в шесть утра.
– Сударыня!..
– И что если бы не господин граф д'Артуа, который предложил мне приют и из жалости поместил у себя в доме, я осталась бы у двери, словно какая-нибудь нищенка.
– Ах, так, значит, вы не вернулись? – мрачно проговорил король. – Выходит, я был прав?
– Государь, прошу извинить, но из сказанного мною вы делаете вывод, как математик, а не как учтивый кавалер.
– В чем же это выражается, сударыня?
– А вот в чем. Чтобы проверить, когда я вернулась, вам нужно было не запирать двери и отдавать приказ никого не пускать, а просто прийти ко мне и спросить: «В котором часу вы вернулись, сударыня?»
Король неопределенно хмыкнул.
– Сомневаться долее вам уже непозволительно, сударь: ваши лазутчики обмануты или подкуплены, ваши двери взломаны или открыты, ваши сомнения побеждены, ваши подозрения рассеяны. Я видела, как вам было стыдно за то, что вы употребили насилие по отношению к безвинной женщине. Я могла бы торжествовать и далее. Но я нахожу, что ваши действия для короля постыдны, а для дворянина – непристойны, и не могу отказать себе в удовольствии заявить вам об этом.
Король щелчками сбивал пылинки со своего жабо, словно человек, обдумывающий, как ему лучше ответить.
– Что бы вы ни ответили, сударь, – покачав головой, проговорила королева, – вам не удастся оправдать свое поведение по отношению ко мне.
– Напротив, сударыня, мне это сделать нетрудно, – ответил король. – Скажите, разве хоть одна живая душа во дворце знала, что вы не вернулись? Так вот, если б каждый знал, что вы дома, то я не распространил бы на вас мой приказ никого не впускать во дворец. Что же касается распутства господина графа д'Артуа и прочих, то вы же понимаете, что это меня не волнует.
– И что же дальше, государь?
– Ладно, я буду краток. Желая соблюсти приличия по отношению к вам, я был прав, а вы – не правы, поскольку не делаете этого по отношению ко мне. С другой стороны, в своем желании преподать вам тайный урок, который, я уверен, послужит вам на пользу, когда ваше раздражение уляжется, – так вот, в этом желании я тоже прав и не отрекаюсь ни от чего, сделанного мной.
Королева слушала ответ своего августейшего супруга и понемногу успокаивалась. Нет, ее раздражение вовсе не улеглось, однако она желала сохранить силы для борьбы, которая, по ее мнению, не закончилась, а только начиналась.
– Прекрасно! – ответила она. – Значит, вы не считаете нужным извиниться за то, что заставили, словно первую попавшуюся попрошайку, томиться под дверьми собственного дома дочь Марии Терезии[30], вашу жену, мать ваших детей? Какое там! По вашему мнению, это – поистине королевская шутка, полная аттической соли, нравоучительный смысл которой лишь увеличивает ее ценность. Значит, вы считаете вполне естественным вынудить королеву Франции провести ночь в доме, где граф д'Артуа принимает девиц из Оперы и легкомысленных придворных дам? Да нет, это все пустяки, король выше подобных безделиц, тем более – король-философ. А вы ведь философ, государь, еще бы! Заметьте, кстати, какую положительную роль сыграл во всем этом граф д'Артуа. Заметьте, что он сослужил мне хорошую службу. Заметьте, что на этот раз я должна возблагодарить небо за то, что мой деверь – человек распутный, потому что его распутство скрыло мой позор, потому что его пороки спасли мою честь.
Король покраснел и заскрипел креслом.
– О, – с горьким смехом продолжала королева, – я знаю, что вы – высоконравственный король! Но подумали ли вы, куда ведет эта ваша нравственность? Вы утверждаете, будто никто не знал, что я не вернулась, верно? И вы сами считали, что я здесь? Скажите, его высочество граф Прованский, ваш подстрекатель, он что – тоже так считал? И граф д'Артуа? И мои камеристки, которые сегодня утром по моему приказу солгали вам, тоже так считали? И вместе с ними Лоран, подкупленный графом д'Артуа и мною? Конечно, король всегда прав, но порою может быть права и королева. Хотите, государь, заведем такой обычай: вы будете натравливать на меня шпионов и привратников, а я стану их подкупать? Воля ваша, но не пройдет и месяца – а вы, государь, меня знаете и должны понимать, что я не успокоюсь, – так вот, не пройдет и месяца, как однажды утром мы с вами, как, например, сегодня, соберемся и подведем итог: чем это все обернется для величия трона и уважения к нашему браку.
30
Мария Терезия (1717–1780) – императрица римско-германская в 1740–1780 гг.
- Предыдущая
- 24/182
- Следующая