Тельняшка для киборга - Рубан Николай Юрьевич - Страница 14
- Предыдущая
- 14/28
- Следующая
Группа горохом ссыпалась в склеп по обледенелым кирпичным ступеням, Роджер закрыл за последним дверь.
– Молоток, Ауриньш, – хлопнул он Маргуса по плечу, – вовремя засек. Не должен был он нас заметить – далеко был. Ничего, сейчас проедет – костерок разведем, пожрем, как люди…
Гул двигателя приблизился и вдруг сбавил тон, звуча на одной ноте – ни приближаясь, ни отдаляясь. Парни замерли. Неужели засек, паразит? Двигатель смолк. Выждав еще немного, Роджер осторожно глянул в щель между дверью и стеной склепа.
– От зараза! – шепотом выдохнул он. – Кажется, он тут тоже решил дневку устроить!
Ну что – логично. Обзор местности отличный, ориентир (кладбище) имеется, дорога – вот она, чего еще искать? Роджер с тихой ненавистью глядел, как полковник со вкусом журчит на обочину мощной струей, как разминается, как наливает водиле чай из термоса, а себе – стопку из фляжки, как закусывает с водилой бутербродами… Нет, ну что за гадство, а? Ну проехал бы хоть пару километров дальше – чего стоило? Нет, встал в полусотне метров и якорь бросил. Все, ребята, теперь черта нам лысого, а не костер и горячий чай – остается сидеть, как мыши у кота под носом, и болтать только шепотом, а лучше – вообще заткнуться.
– Так, парни, – сдавленным шепотом скомандовал Роджер, – ведем себя тихо! Оружие тихо-онько сняли и к стеночке поставили, и не дай бог, кто звякнет. Банки, бутылки с пола – по одной, тихонько – в угол. Садимся на эрдэ (рюкзак десантника), по двое – спинами друг к другу. Жрать – неслышно: банки открывать под куртками, ложками не звякать. Справа по одному, по часу – в наблюдение. Вопросы?
– А покурить можно? – моляще шепнул Колдин.
– Нет! – отрезал Роджер. – День солнечный будет, запросто дым увидит. Потерпишь.
Парни горько вздохнули. Хорошо ему – он некурящий, спортсмен чертов… Чуть позже выяснилось, что неприятности только начинаются. Лежавшие в рюкзаках банки с кашей и тушенкой замерзли так, что вскрыть их удалось с величайшим трудом, а уж отколупнуть ложкой хоть кусочек – вообще не удалось: ложки лишь скользили по твердой и гладкой, словно пластмасса, поверхности. Пришлось совать ледяные банки за пазуху и, обмирая от холода, отогревать их своим теплом, посасывая обломки сухарей и куски сахара – хрустеть Рождер запретил. Через полчаса всех начала колотить мелкая и крупная дрожь – взмокшие тела остывали мгновенно.
– Хорош зубами стучать! – шепотом возмутился Роджер. – На улице слышно!
Легко ему говорить! И рады бы перестать, да не получается – кажется, даже внутренности трясутся. Кирпичные стены быстро покрывались пушистым игольчатым инеем от пара, источаемого трясущимися легкими.
«Да что же это за гадство! – в отчаянии закусил губу Роджер, – Еще час так потрясутся – и все, звездец: воспаление легких пацанам обеспечено. Э-э, да хрен с ним, пусть издевается – не сдохну!» – разозлился он и встал – выбраться наружу, «сдаться» полковнику и попросить разрешения обогреться личному составу.
– Товарищ сержант, – окликнул вдруг его ровный голос Маргуса. – Личный состав может переохладиться.
– Вот спасибо – разъяснил, родимый, – хмыкнул Пильников. – А то я без тебя не знал. Не бойся, не переохладятся…
Он встал, сплюнул.
– Пойду сдаваться. Чего уж там…
И никто из героев-разведчиков не попытался остановить предателя-командира. Никто, кроме морозоустойчивого киборга.
– Зачем? Не надо сдаваться, нам двойку поставят, – рассудительно возразил он.
– А ты что предлагаешь? Чтоб они тут все в сосульки превратились? И рядом с этим дяденькой улеглись? – кивнул он на каменное надгробие.
– Нет, не превратятся. Пожалуйста, сядьте и сидите смирно. И вы тоже, ребята, – оглядел он курсантов. – Сейчас тепло будет.
Ничего еще не понимая, но смутно о чем-то догадываясь, Роджер присел на рюкзак, недоверчиво глядя на Маргуса. Тот прикрыл глаза, сел ровнее.
– Металл может немного искрить – не бойтесь, – проговорил он и замер.
И почти сразу же Пильников почувствовал, как откуда-то изнутри, словно от самого сердца, мягкими волнами поплыло пьянящее тепло. Закололо иголками в согревающихся пальцах. Склеп наполнился терпким запахом сохнущей потной одежды.
– Ой, у меня банка за пазухой горячая стала! – испуганно удивился Витька Семенов.
– И у меня!
– И у меня тоже! – парни оживленно хлюпали носами, потирали руки.
– И шмотки высохли!
– Марик, ты чего сделал?!
Ауриньш открыл глаза.
– Так, пока хватит, – извиняющимся тоном проговорил он, – расход энергии большой.
– Так чего это было, а? – приободрившийся Роджер с волчьим аппетитом наворачивал горячую тушенку.
– Сверхвысокие частоты. Или ультравысокие, их по-разному называют. Во мне есть их генератор. Я подобрал частоту, не вредную для организмов. Ну, вот…
– Это как в физиотерапии, что ли?
– Да, вроде того.
– А батарейки свои ты точно не посадишь? – забеспокоился Колдин. – А то тащи тебя потом на себе…
– Нет, ничего, – прислушался к себе Ауриньш. – По расчетам, должно еще на пять суток хватить.
Так и просидели весь день, временами проваливаясь в тревожный рваный сон. Когда озноб начинал особенно сильно сотрясать парней, Маргус вновь включал на несколько минут свою чудо-печку. Наконец, уже под вечер, он вежливо извинился и сообщил, что запаса энергии ему осталось только на движение и активные действия.
– Ну и ладно! – шепотом зашумели все. – И так ништяк!
И тут, наконец, завелся и укатил «Газон» Митрофанова. Ну, как чувствовал, зараза.
– Так, парни, – голос Роджера вновь обрел командную твердость. – Еще час отдыхаем, и – вперед. За ночь должны допилить до Сельцев, там – стрельбы, и все. Кому надо погадить – за оградой, нефиг на кладбище свинячить.
Но двигаться никому не хотелось. Согревшиеся, сытые парни не чувствовали холода и торопились ухватить последний, самый сладкий часик сна. Вырубились все – включая и самого Роджера, и дежурного наблюдателя. Кроме Маргуса, естественно.
Роджер проснулся через полтора часа – мороз взял свое. Но это уже было не страшно – скоро в движении все согреются. Сержант глянул вверх, на выход из склепа. Яркий лунный свет голубым мечом прорубался сквозь дверную щель и косо падал на чумазое лицо дрыхнувшего наблюдателя. Взбодрить его, что ли? А, фиг с ним, успеется – сержант был настроен весьма благодушно после того, как все сложилось так удачно. Дальше – ерунда: ночной переход, да стрельба, подумаешь. Пойти вот только морду снежком протереть – и полный порядок будет…
Роджер снял шапку (вонявшая засохшим потом бритая голова отчаянно чесалась и тоже просила освежающего чистого снега), набросил на череп капюшон грязновато-белого маскхалата и, вполголоса сетуя на чертову холодрыгу, полез по ступенькам наверх к выходу. С противным скрипом отворил дверь склепа.
– А-а-а!!! – вспорол вдруг ночь хриплый от смертельного ужаса вопль.
Курсанты вскочили, хватаясь, как попало, за оружие. Спросонья кто-то басовито пукнул, никто не обратил на это внимания.
– А-а-а-а! – перепуганный вопль удалялся, заглушаемый быстрым снежным скрипом. Хлопнула неподалеку автомобильная дверца, взревел дизель и скоро стих, удалившись.
– Ну, мудак – испугал! – плюнул Роджер и обернулся к курсантам. – Открываю это я дверь, а он сидит прямо напротив! Штаны снял, устроился, деятель – за оградой места ему мало! Меня увидел – как заорет! Как к своему КАМАЗу брызнет – даже штаны не надел. Фу, аж руки трясутся…
– Вообще, в этом капюшоне вы кого-то напоминаете, товарищ сержант, – деликатно намекнул Маргус. – Да еще когда поднимались, говорили, что замерзли… Наверное, он вас с кем-то спутал.
– Я же говорю – дурак, – согласился Роджер. – Чего бояться? Покойники – не полковники, самый безобидный народ…
- Предыдущая
- 14/28
- Следующая
