Диспансер: Страсти и покаяния главного врача - Айзенштарк Эмиль Абрамович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/109
- Следующая
Миллиметровку я использовал потом для размещения в операционной столов и оборудования. Здесь нужно было все расставить таким образом, чтобы каталка могла подъехать к операционному столу и свободно уехать с пациентом. И опять бумажная каталка строго в масштабе двигалась по миллиметровой бумаге, и по ходу ее движения я отодвигал бумажные столы и столики. И сегодня, когда больного вывозят из операционной, я вспоминаю свои упражнения на миллиметровке: каталка свободно обходит углы и препятствия.
А денег для осуществления моих проектов не хватало. Тощая казна горздравотдела не могла обеспечить даже плановую смету. О перерасходах же и говорить нечего. Дефицит моего бюджета покрывался (и покрывается) за счет добровольных пожертвований. В роли меценатов выступают так называемые «первые лица». Это директора крупных заводов, управляющие трестами. Вторые лица финансовые вопросы не решают, но влияют. Директор, скажем, и захочет дать деньги на больницу, а главбух эти средства возьмет, да и не найдет…
Так что проблема доставания денег — дело живое, интересное. Психологические этюды. Давать, собственно, никто не обязан. Однако дело можно повернуть в свою пользу, если правильно держаться и умело аргументировать. И каждый раз аргументы другие (или с другим акцентом), и твое поведение тоже меняется потому, что разные, совсем не похожие люди сидят напротив тебя в начальственных креслах. Как начальники, как человеко-единицы — все, вроде, под одну гребенку. А как человеки они разные. Деньги они дают, как человеки. Значит, из этого и надо исходить.
Один под рубаху-парня (а может, и правда — рубаха?). Другой — четкий, собранный. У третьего народная мудрость в глубине. А вот честолюбивец (комплименты ему!). А этот трус (как Вы отважны, Боже мой!). А тот — лирик (ему о страданиях, о вечности…).
Холерик? — В быстром темпе разговор, с блестками и серпантином, веером, неглубоко.
Меланхолик? — Основательно и раздумчиво, самою суть — до корней, до прожилок.
Любит выпить? — «На-а-а-лей, выпьем немного еще…»
Начальники такие же разные люди, как и мы с вами. Двух одинаковых не бывает, у каждого свой подход и свой ключик. Интересная работа — доставать деньги на больницу.
Тогда я их, начальников, еще не знал в лицо, заходил наугад, разбирался на месте, принимал позу или стойку, щупал их радарами изнутри и, как правило, уходил с чеком. Эти посещения и знакомства действительно были случайными. Скажем, иду по улице, вспоминаю давнишний разговор с участковым терапевтом. Это выглядит примерно так:
— Почему Вы заподозрили у этой больной рак печени?
— Да очень просто. Я спросила: болит? Она ответила: болит. Я говорю: где? Она говорит: справа. Я подумала: что справа? — Печень… Уж не рак ли печени?
Эти мысли у меня в голове, внутри. А снаружи — на приземистом двухэтажном доме вывеска: СТРОЙБАНК. Теперь уже мысли бегут по накатанной дорожке. «Что это? Банк. «Что в банке? Деньги! Уж не дадут ли мне денег в банке?» Бессмыслица какая-то, ерунда. И все-таки захожу наугад.
Управляющая — очень милая и толковая женщина. Здесь же в большом кабинете ее бухгалтеры и экономисты. Денег они мне, конечно, дать не могут. Но им по роду службы хорошо известно финансовое состояние подведомственных организаций. Просто они знают, где есть деньги, а где их нет. И для них не составило большого труда позвонить СВЕРХУ в низовое предприятие и подсказать гуманную идею о помощи онкологическому учреждению. После этого поездка, например, к директору кирпичного завода была только формальностью: сумму оговорили заранее.
На многие годы сохранились прекрасные отношения и самые добрые воспоминания о женщинах Стройбанка. Мы не раз еще выручим друг друга. С директором кирпичного завода я тоже сблизился. Так завязывались очень нужные человеческие и деловые связи. Эти ниточки протянулись в будущее.
Скажем, директор кирпичного завода Иосиф Александрович Гоглидзе (Ёся) стал впоследствии заместителем председателя горисполкома. Разрешать с ним наши проблемы или, как говорят на канцелярском арго «решать вопросы», было относительно легко. Хотя характер у него был кавказский. И в минуты раздражения попадаться ему на глаза не следовало. Однажды я попал именно в такую минуту. Онкологический институт одолевала очередная комиссия. Ревизоры от науки привязывались по мелочам и явно томились. Решено было их вывезти на свежий воздух и показать достопримечательности. Некоторые, особенно важные и деликатные заведения требовали разрешения сверху.
Я пошел к Гоглидзе, но Ёся не принимал. Кое-как перешагнув через секретаршу, захожу в кабинет. Здесь весьма странная картина. Двое зэков в характерных своих черных робах пытаются открыть сейф. У них ничего не получается, несмотря на то, что они пользуются новенькими отмычками в ассортименте. Поодаль скучают конвойные солдаты. Полковник, начальник ИТЛ, в ярости: «Зачем я этих дураков в тюрьме держу?! С простым сейфом не сладят! Ты представляешь, — заорал он и посмотрел на меня значительно, как бы приглашая в свидетели, — представляешь?! Шесть часов колотимся. Отмычки им, паразитам, на заводе делаем!».
— Гражданин начальник, — забормотал зэк, — примите во внимание, замок сложный, отмычка не идет…
— Какая тебе, падло, отмычка?! Ты пальцем обязан, ногтем!
Полковник горестно махнул руками:
— Нет, зачем я этих идиотов держу в тюрьме? Да они же калитку в детских ясельках не откроют. Медвежатники… Говно собачье.
Гоглидзе сидел за своим письменным столом и ломал карандаши, его лицо было серым, а из глаз на стол сыпались бенгальские огни. С часу на час ожидали московскую комиссию. Приготовленные для нее бумаги лежали в сейфе, ключ от которого Ёся потерял накануне.
Яростные кавказские зрачки остановились на моей переносице:
— Тебе чего здесь надо, — зарычал он и хрустнул очередным карандашом.
В интересах разрядки я сказал, улыбаясь всем присутствующим:
— Да вот, услышал, что у вас сейф не открывается… пришел помочь…
— Так чего стоишь? Помогай! — рявкнул хозяин.
Продолжая игру, я деликатно кивнул, подошел к сейфу, вытащил из кармана свой ключ и вставил его в замочную скважину. Ради хохмы даже сделал попытку повернуть ключ в замке: КЛЮЧ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОВЕРНУЛСЯ, ЗАМОК ЩЕЛКНУЛ. Я обалдел и повернул ручку сейфа: дверца легко распахнулась. В кабинете началась заключительная немая сцена из «Ревизора». Зэки, полковник, хозяин и я открыли рты одновременно, солдаты тоже потеряли бдительность. Потом все засмеялись.
— Зачем же ты все-таки пришел? — ласково спросил хозяин.
Узнав в чем дело, он немедленно удовлетворил мою просьбу, и мы расстались еще большими друзьями, чем прежде.
Задолго до этого случая Ёся, еще будучи директором кирпичного завода, помогал мне деньгами и кирпичом. Другие начальники давали сантехнику, краски, олифу и, разумеется, деньги. Ухала и безобразничала ремстройконтора: в помещениях и даже во дворе дымились перекуры и перегары. И все-таки дело двигалось, хоть и не шибко. А чуть отвернешься — и все остановится! Но я не был освобожденным прорабом и жил к тому же в другом городе.
На рассвете я выводил мотороллер и уезжал на работу. Работа в больнице начиналась с 8 утра. Заведующий отделением Аким Каспарович Тарасов был человеком строгим и жестким. Планерка и обход начинались минута в минуту. После обхода я имел возможность улизнуть на стройку: Тарасов относился ко мне хорошо и смотрел на это сквозь пальцы. Но с 18 часов начиналось ночное дежурство по скорой помощи: отсюда не убежишь. Везли в основном аппендициты, прободные язвы желудка и 12-перстной кишки, попадались ущемленные грыжи, травмы — различные переломы, ножевые ранения, вывихи. Редкая ночь проходила спокойно. Утром — лицо бледное, отечное, тело ватное. Однако ежели душ холодный и чашка кофе — все восстанавливается, потому что молодость еще не ушла и цель впереди, и надежда…
Опять планерка, опять обход. И снова бегу на стройку. А вечером — верхом на мотороллер и домой на отдых. День да ночь — сутки прочь.
- Предыдущая
- 35/109
- Следующая
