Звёздный свиток - Роун Мелани - Страница 33

• Предыдущая
• 33/152
• Следующая

— У людей есть и другие обязанности, так что как посмотреть… Кроме того, несчастные умирают от страха перед Андраде: боятся, что их в любой момент могут выгнать отсюда.

— Ну, раз они сами не хотят, то и не надо. Но я все равно не понимаю, как человек может не хотеть стать «Гонцом Солнца».

Спустившись по лестнице, они оказались в длинном, широком и высоком коридоре, на одном конце которого находилась трапезная, а на другом — архивы, библиотека и классные комнаты. Андри и Холлис оказались одними из последних; торопясь пройти в зал, они увидели в окне сбившихся в кучку четырех мальчиков и двух девочек, с широко открытыми глазами слушавших «Гонца Солнца», который учил их, как следует кланяться леди Андраде. Девочки и один из мальчиков были не старше тринадцати зим; остальным было лет по пятнадцать-шестнадцать. Самым высоким из них был красивый, самоуверенный юноша е черными как ночь блестящими волосами и глубокими серо-зелеными глазами. Он холодно встретил улыбку Андри и не ответил на нее, но зато смерил Холлис оценивающим и одобрительным взглядом самца, который догадывается о своей привлекательности и умеет пользоваться ею. Да, он знал себе цену и держался с таким высокомерием, что это удивило Андри. Но еще больше его удивил слабый румянец, выступивший на щеках Холлис.

Войдя в огромную трапезную, они расстались: Холлис присоединилась к «Гонцам Солнца» высокого ранга, а Андри сел вместе со своими собратьями-учениками. Сегодняшняя трапеза сильно отличалась от ежедневной: к обычным супу и мясу добавились салат, печенье и фрукты. Андраде устроила обильное, хотя и простое угощение, и у Андри потекли слюнки при мысли о затейливых кушаньях, которые он попробует во время Риаллы. Свежие ягоды и печенье с корицей только раздразнили его аппетит. В конце трапезы принесли кувшины с горячим тейзом; note 1 нацедив себе полную кружку, он глубоко вдохнул острый аромат, отдаленно напоминавший запах лимона. Ни о чем он так не тосковал, как о семейных поездках на сбор разных листьев, коры и трав, чтобы мать могла составить из них свою фирменную смесь. Приготовление тейза было ее любимым домашним ритуалом. Каждый год она несколько вечеров подряд проводила на кухне, колдуя над столом; тем временем ее муж выгонял слуг, облачался в передник и принимался печь пирог с фруктами, который был его вкладом в семейную церемонию. Андри сохранил чудесные воспоминания об этих веселых и дружных часах; пока они с братьями посыпали друг друга мукой, отец из грозного воина превращался в мирного пекаря, а мать наполняла огромные мешки свежеприготовленным тейзом, которого должно было хватить на: весь предстоящий год…

Однако эти воспоминания сразу исчезли, как только в зал привели шестерых вновь прибывших. Он попытался посмотреть на них глазами Андраде, глазами лорда Крепости Богини, оценивающего новичков.

Его внимание снова привлек черноволосый юноша. Бросив взгляд на Холлис, он заметил, что девушка тоже смотрит только на мальчика, который держался с непринужденностью, достойной сына лорда. В его тонких, изящных чер-, тах чувствовалась порода; руки у него были ухоженные, хотя одежда казалась простой и поношенной. Андри был слишком далеко, чтобы расслышать его имя, но зато прекрасно видел реакцию Андраде. С рождения помня мимику этого лица, движения уголков губ, бровей и век, Андри сразу догадался, что юноша произвел на старуху впечатление. Когда все шестеро, низко поклонившись Андраде, шли по проходу между столами к своим местам в дальнем углу зала, Андри увидел, что мальчик встретился глазами с Холлис и с улыбкой на губах удерживал ее взгляд так долго, как мог.

Как только Андраде распустила их и отправилась в свои покои, Андри разыскал Избранную своего брата и спросил:

— Кто это был? Ты расслышала его имя?

— Чье имя?

— Ты прекрасно знаешь, чье. Того самого, с черными волосами и странными глазами.

— По-твоему, они странные? Его имя Сельгес или что-то в этом роде, я не расслышала.

— Интересно, откуда он приехал, — задумчиво произнес Андри. — Ты заметила, что он ни разу не опустил взгляд и смотрел на Андраде прямо в глаза?

— Мальчик с такой внешностью, как у него, должен был привыкнуть к тому, что на него постоянно смотрят. Похоже, его прямой взгляд — это всего лишь ответ на чужие взгляды, своего рода защитная реакция. Но одно ясно — кто-то недавно сделал его мужчиной. Так что ночь первого кольца не будет ему в диковинку!

Андри попытался улыбкой скрыть смущение, от которого он не сумеет избавиться и через несколько лет. Сам он в ту ночь был абсолютным девственником. Он не имел представления о том, какая из здешних женщин приходила к нему, и надеялся лишь на милость Богини, что так и не узнает этого, потому что ничего чудесного в той ночи не было. Вот Мааркен, который тогда еще был здесь, догадался, кто к нему приходил, хотя, конечно, не говорил об этом прямо. Но через несколько дней Андри сделал любопытное заключение: оказывается, чертовски неудобно считать привлекательной даму, которая скрыта от тебя темной вуалью. Похоже, эта черта у них была фамильной. Отсюда Андри совершенно правильно вывел, что получил бы куда большее наслаждение, если бы любил эту женщину. Может быть, ночь первого кольца и существует для того, чтобы научить их видеть разницу между физическим желанием и искренней любовью и дать понять, насколько предпочтительнее последняя? Андри верил, что однажды он будет так же счастлив, как Мааркенг, как его отец или Рохан. Но пока что даже самые красивые девушки Крепости Богини не вызывали в нем ничего, кроме мимолетного восхищения.

В последнее время, работая над свитками, он пришел к забавному заключению, что слегка влюбился в пресловутую леди Мерисель. Видимо, безымянный писец тоже был неравнодушен к ней, хотя в ту пору, когда леди диктовала эти заметки, ей было лет девяносто, це меньше. Иначе зачем бы ему понадобилось приправлять — кажется, помимо воли — ее бесстрастные заметки такими выражениями, как ясные глаза, добрая улыбка и даже несравненная красота? Но и без этих намеков на редкостное обаяние леди Мерисели каждая строчка свитка свидетельствовала о мудрости, силе духа и широте кругозора этой необыкновенной женщины. У нее было свое мнение обо всем на свете, и выражалось оно метко и забавно. Любимым местом Андри в его переводе до сих пор оставалось то, в котором шла речь о древних суевериях, связанных с символикой чисел. Оно гласило:

«Есть четыре Стихии: Огонь, Воздух, Вода и Земля. Каждая из них имеет три аспекта, итого двенадцать. Цифра двенадцать состоит из единицы и двойки; сложи их и получишь три, то есть количество лун. Прибавив к Четырем стихиям двенадцать, ты получишь шестнадцать, состоящее из единицы и шестерки, а если сложишь и их, выйдет семь, которое делится лишь само на себя. Мне говорили, что стоит кому-нибудь пересчитать все звезды на небе, затем прибавить результат к количеству лун, солнцу, а затем присовокупить к нему все эти цифры, то подобным образом можно вывести некое мистическое число. Которое и покажет, что вся эта затея — сплошная глупость».

Андри представлял себе Мерисель как сочетание качеств его собственной вспыльчивой и пленительной матери, спокойной и беспощадной Сьонед, и гордой, сильной леди Андраде, но наделенную таким искусством и таким умом, по сравнению с которым все три женщины показались бы недалекими простушками. Он уже знал, ощущая печальную покорность судьбе, что той, которая станет его Избранной, придется превзойти всех замечательных женщин, которых он когда-либо видел. Восхищение леди Мериселью только подливало масла в огонь.

Андри хотелось, чтобы его дама появилась перед ним так же просто и неодолимо, как вошла в жизнь Рохана Сьонед. Он обязан был влюбиться в нее с первого взгляда — так же, как это случилось с его родителями. Он не желал тратить время на поиски жены и испытывал то же нетерпение, которое охватывало его при мысли о шагах, которые надо было предпринять, чтобы заслужить недостающие кольца. Он знал, что достоин и такой женщины и таких регалий; ложная скромность отнюдь не украшала того, кто был знатным лордом по праву рождения и обладал таким могучим даром «Гонца Солнца», как он.

• Предыдущая
• 33/152
• Следующая