Мой темный принц - Росс Джулия - Страница 32
- Предыдущая
- 32/87
- Следующая
Но он желал ее такой, какая она есть. Жаждал ее тепла и ласки. Ее ступни нежны, как цветки апельсина. Она раскинула руки, словно ангельские крылья, наивно полагая, что белый хлопок способен защитить ее. Что она в безопасности, проявляя заботу о незнакомых ей людях. В безопасности, распространяя свое милосердие на беспечного солдата, выкладывая свои наблюдения по поводу Алексиса.
Она так ничего и не поняла.
Он в отчаянии бросился на кровать и уткнулся лицом в подушку. Квест закрыла лапами нос. Николас молил об избавлении, зажав уши ладонями, но боль разрывала череп на части.
В дверь тихонечко постучали.
– Сир? – послышался голос мальчика.
– Уходи, Алексис, – огрызнулся Николас. – Иди спать. Закончим партию в другой раз.
Он представил себе, как синие глаза под золотыми волосами наполнились разочарованием.
– Да, сир.
Значит, всю оставшуюся ночь парнишка будет одиноко дрожать в постели. Как и сам Николас в его возрасте, когда казалось, ни за что на свете не преодолеть ему этого страха. Справится ли он когда-нибудь? Или в один прекрасный день возьмет в руки рапиру, или церемониальный королевский скипетр, или простой охотничий нож и заставит кузена Карла заплатить за все, что тот сделал? И тогда он станет таким, как хотел его дед: принцем крови.
Мигрень прокралась в каждую косточку, разнося по телу чувство дурноты. По спине вверх-вниз прокатывались волны боли. И все же его тело сгорало от желания, под кожей горел голодный огонь. Если бы он действительно был похож на своих предков, он бы поднялся по этим ступенькам и порвал на клочки белый хлопок. Он воспользовался бы ею, ведь он имел на это полное право. Право принцев брать то, что им хочется и где хочется – девственницу прямо со школьной скамьи, послушницу из монастыря, невесту в ее первую брачную ночь, – и не задумываться над тем, что этим он навсегда погасит яркий трепещущий огонь. Ни одному из принцев Глариена не приходило в голову задуматься, что станется с женщиной, которая попадает к нему в руки, что сломается в ней раз и навсегда. Так почему же, черт побери, он должен из кожи вон лезть, лишь бы не стать похожим на них?
Где-то среди пульсирующей боли он слышал победный смех Пенни, сидящей верхом на белом мерине. Что, если эта единственная душа стоит больше, чем все короны и королевства Европы? Что тогда?
Он подошел к шахматной доске, не в силах сосредоточиться на фигурах, изображение прыгало и разваливалось на части. Больно аж до тошноты. Он убрал фигуры одну задругой – короли и слоны, пешки и ладьи – и погасил свечи. Надо доставить ей радость, задобрить ее, загладить свою вину. Он подошел к двери и распахнул ее. Квест поднялась и заскулила.
В коридоре дежурил Фриц.
– Цветов, Фриц, – приказал он.
Пенни проснулась от теплого солнечного света. Как сладко пахнет летом и медом. Она открыла глаза. Вся комната была наполнена яркими красками. Каждая свободная поверхность заставлена цветами. Несколько секунд она просто сидела и смотрела на все это изобилие. Лепестки скручивались, наслаивались друг на друга в экзотическом танце или грудились, образуя звезды, приникали к усыпанным пыльцой тычинкам. Цветы из оранжерей в хрустале, серебре и фарфоре. Настоящее сокровище. Верх красоты и совершенства. Похоже, были опустошены все сады и оранжереи на несколько миль вокруг.
Кто же вышел из дому и раздобыл все это? Только не Николас! Он издевался над ней, заставил вспомнить о тех вещах, о которых она поклялась забыть навсегда, поверг в отчаяние и чуть не бросил. Неужели он решил, что можно загладить дело цветами? Как он посмел! Одна мысль об этом вывела ее из себя.
Она выскользнула из постели и дернула за колокольчик. Стоило Алексису появиться на пороге, как она взмахнула руками:
– Унесите все это. Скажите миссис Баттеридж, пусть отошлет их Джебу Хардакру. Он сможет продать их в Норидже.
Алексис покраснел, но поклонился ей, взял огромную вазу с розами и вышел. Соседство золотистых волос с розовыми лепестками наводило на мысль о херувимах.
В гостиной ее ждала стопка бумаг. Эрцгерцог Николас составляет списки. Он всегда работает. Почерк у него аккуратный, мелкий, гласные примостились меж хвостатых согласных, как в ученических прописях, словно он не смел уклониться от правил и привнести в письмо свою индивидуальность.
Пока Алексис ходил туда-сюда, освобождая ее комнату от цветов, она уселась и погрузилась в бумаги: списки фактов, которые она должна знать; списки людей с детальным описанием их взаимоотношений с Софией, внешности и особенностей; список дворцов, дат и событий; список всего, что Николас знал о личных пристрастиях и вкусах принцессы. Он изложил ей краткую историю Альвии и со знанием дела описал личность своей невесты. Причем повествование вышло на удивление увлекательным. Яркие, одаренные личности редко бывают мягкими и добродушными.
Дверь отворилась. Она подняла голову и увидела принца со стопкой книг в руках. Он был мрачен.
– Как вы посмели отдавать Алексису подобные приказы без моего ведома!
Она уставилась в составленные для нее листочки.
– Кто поставил все эти цветы в комнату без моего ведома?
– Я думал, вам понравится.
– Неужели? Подарок, да? Как мило! Вы отдали приказ одному из своих подчиненных, и цветы появились.
– Это презент.
Она и сама не знала, зачем ей понадобилось раздувать из мухи слона, ведь событие-то довольно тривиальное.
– Вряд ли это презент лично от вас. Вы просто отдали приказ. И какому-то бедолаге пришлось здорово потрудиться, воспользоваться вашим именем и кошельком, чтобы скупить все цветы в округе. Потом этот несчастный должен был поместить их в мою комнату, да так, чтобы при этом не разбудить меня. Вы всего лишь отдали приказ, не потратив ни собственных сил, ни энергии. Это бессмысленно.
– Я принц. – Он еле сдерживался. – Обычно я не собираю цветы собственноручно. Мой долг – отдавать приказы. – Он вошел в комнату. – И я не привык к тому, чтобы они обсуждались, а тем более отменялись, но мне жаль, что мой поступок обидел вас. Я не собирал букетов своими собственными руками по одной простой причине – я был занят другими делами.
– Правда? Ходили удостовериться, что Эрик горбится над чужой обувью?
Он бросил книги на стол.
– Нет. Я изучал ваши бухгалтерские книги.
Она перевела взгляд с этого непредсказуемого мужчины на знакомые книжки. И рассмеялась.
– Я поражена. О Боже! Вы здорово выбили меня из колеи. Вы изучали мои счета?
Он улыбнулся той улыбкой, от которой придворные дамы наверняка впадали в экстаз, обмахиваясь своими веерами.
– Когда я начал, я уже не смог остановиться. За мной должок. Цветы – всего лишь незначительная компенсация за то, что вы сделали для Раскалл-Холла, и за то, что вы делаете сейчас для Глариена. Забудьте о них. Вы необыкновенно компетентны.
Он листал страницы, засыпая ее вопросами, с невероятной проницательностью выискивая самые важные пункты. Она отвечала, глядя на него во все глаза и пытаясь понять, что же происходит, обуреваемая одним-единственным желанием – чтобы ее сердце прекратило трепыхаться от его близости. Стоит ей немного подвинуть руку, и она может коснуться его пальцев – священных, запретных для всякого рода касаний, если только он сам не решит коснуться чего-то. Человек отрешенный, извечно одинокий, не познавший утешительной силы чужого тепла? Вниз по спине пробежали мурашки, рассыпавшись на отдельные группки, в свою очередь, обернувшиеся лихорадочным желанием. Догадывается ли он? Не манипулирует ли он ею?
– О святые небеса! – сказала она. – Вам понравилось, не так ли? Все эти факты и цифры. Но как насчет людей?
– Что насчет людей? – неподдельно изумился он.
Пенни вскочила на ноги и с шумом захлопнула амбарную книгу, ударив кулаком по обложке.
– Здесь люди! Причина всех этих дел! Вы словно человек, осматривающий луга, – он видит только сено, и ему наплевать на всякую мелочь типа полевых мышей и жуков.
- Предыдущая
- 32/87
- Следующая
