Масштабная операция - Рощин Валерий Георгиевич - Страница 15
- Предыдущая
- 15/61
- Следующая
— Ты, какого ж черта, молчишь!? А ну покажи.
— Потерпел бы, чай, до большого привала, — с неохотою оголил бедро прапорщик.
Над коленом, с внешней стороны ноги зияла длинная и довольно глубокая рана, оставленная, прошедшим вскользь осколком. Вся нога ниже колена была сплошь залита кровью. Осмотрев рваный разрез, Гросс сокрушенно покачал головой:
— Надо обработать и зашить Серега. До ночного привала еще уйма времени, и кровушки из тебя вытечет немерено. Да и неравен час, воспаление начнется, а потом сам знаешь…
Он окликнул Воронцова, имевшего практику подобного врачевания: однажды накладывал швы на ножевое ранение, полученное кем-то из бойцов бригады в рукопашной схватке.
— Легко! — согласился Александр, осмотрев повреждение и роясь в своем ранце. — Мне все равно кого штопать. Хоть африканскому песцу хвост пришить, хоть Шипилло пару лишних ушей.
— Мозгов бы себе лучше вживил килограммчик, прохфессор!.. — буркнул в ответ снайпер. Завидев же, как «доктор» перед хирургическим вмешательством задумал сделать ему обезболивающий укол, решительно воспротивился: — Нет, Воронец, это оставь для Тургенева!
Пожав плечами, тот убрал шприц-ампулу. Шип жалостливо посмотрел на Стаса и предложил другой, куда более приятный вариант:
— Мне б рюмашку внутрь кувыркнуть, да делайте со мной, что пожелаете. Хоть аппендикс второй раз кастрируйте.
Возражать командир не стал. Откупорив единственную фляжку спирта, протянул ее Сашке. Тот, в свою очередь, словно выкраивая дозу точно под объем «рюмашки», накапал немного крепчайшего алкоголя в алюминиевую кружку.
— И не разорвет же тебя от скаредности! — ворчал Серега, наблюдая за манипуляциями. — Ну, плесни же по-человечески!
Войдя в роль врачевателя, офицер строго глянул на пациента, но, узрев страдальческое выражение лица, смилостивился…
Минут через сорок «хирург» отрезал лишнюю нить, полюбовался своей работой, перебинтовал шов и хлопнул по плечу разомлевшего от спиртовой дозы приятеля:
— Жить будешь, Шипучка!
— Ужо прострочил? — нехотя откликнулся тот.
— Легко.
— Узелок-то не забыл заплести, Пилюлькин?
— Не грубите, больной, а то в следующий раз сапожным шилом дырявить буду. И без наркоза.
— Ирод…
Остаток дня поредевший отряд потратил на поиски надежного укрытия для тяжело раненного Бояринова и сержанта Серова. Их путь, то пересекавший заросли, то петлявший меж каменистых скал, то спускавшийся в низины, ежечасно прерывался необходимым отдыхом и длился до наступления сумерек. Сумерки на южной широте проистекали недолго, и темнота надвигалась стремительно, потому Торбин часто поторапливал команду. Когда последние нежно-красные лучи солнца скользнули по вершинам гор, желанное укромное место сыскалось — остроглазый снайпер узрел в скалистой породе подобие грота, подступы к которому окружали густой кустарник и высокие вековые деревья. Именно туда и перенесли Ивана. Приготовив в неглубокой нише настил из мягких ветвей и двух снайперских ковриков, они осторожно уложили на него Тургенева…
Утром — лишь забрезжил рассвет, четверо спецназовцев прощались с двумя товарищами.
— Снадобья хватит надолго, — указал на оставленные медикаменты прапорщик. — Антибиотиков, Андрюха, не жалей, не то совсем парню худо будет. Я просчитал: уколов на две недели с хвостиком хватит. Огонь разводи в самом крайнем случае — ежели воду прокипятить или еще что.
— Ясен пень, Серега, — сосредоточенно отвечал сибиряк, — днем — дым, ночью — зарево. И то и другое за версту видать даже в густом лесу.
— Правильно рассуждаешь. И сам старайся далеко не отлучаться — мало ли… Да и вот еще о чем хотел поспрошать, — он притянул Серова за камуфляжку поближе и приглушенно справился: — Куда это ты мыкался на проплешинах, когда Гросс приказал вам с Циркачом идти до балочки?
— Ну и цепкоглазый же ты Шип! — искренне удивился сержант.
— Мне по штатному расписанию положено зреть за кажней мелочью, — степенно подтвердил снайпер и вопросительно воззрился на подрывника.
Тому с виноватой улыбкой пришлось объясняться:
— Я возвращался метров на триста — рожок от РПКСНа в кустах посеял.
— Сеятель, ядрен-батон! Так весь пулемет, по частям растеряешь. Нашел, что ли, бестия?
— Ясен пень — нашел.
— Ладно, нам пора, — обнял его Шипилло. — Пушку мы твою скорострельную конфискуем — ее Куцый дальше попрет. И Ванькин «Калашников» с подствольником забираем — авось сгодится. Взамен же оставляем цельный арсенал: оружие Деркача и Тоцкого. Гранат дюжину, патронов с избытком — под тысячу…
— Ты прям как бухгалтер! — сержант растянул губы в улыбке и похлопал его по спине.
— А как же?! Учет — хорошая вещь, планирование — отличная, а наличие резерва завсегда приводило меня в форменный восторг. Бывай и не поминай нас лихом.
Он в последний раз глянул на Бояринова, тяжко вздохнул и исчез за кустами.
— Держитесь Андрюха, все будет нормально, — попрощался с подрывником Воронцов.
— Мы вернемся за вами, — подал руку Торбин. — Кто-нибудь обязательно вернется.
Серов стоял, опершись одной рукой на ствол дерева, и еще долго провожал взглядом мелькавшие средь зелени фигуры сослуживцев. На лице читалась то ли растерянность, то ли какая-то таинственная озабоченность. Затем он пристально посмотрел на часы, словно засекая время ухода группы, и медленно направился к гроту…
— Ты Ванек сейчас похож на недавно родившегося ребенка, — мрачно молвил сержант, заметив, как раненный приятель приоткрыл глаза. — Вроде живой, а ничего не смыслишь.
Копаясь в медикаментах, сержант понимал — тот все равно ничего не слышит, но, аккуратно раскладывая на чистой тряпице шприцы-ампулы, пакеты с бинтами и лекарства, по обыкновению беседовал сам с собой, время от времени роняя несколько слов, не очень связных, но по которым вполне можно было судить о ходе мыслей. Так и складывалось у них подобие беседы, будто Тургенев оставался здоровым…
— Сейчас сделаем два укольчика, потом вечерком и ночью. Ушли наши Ваня, дальше на юг ушли. Одни мы с тобой тут… Ну ничего — обживемся как-нибудь, справимся, продержимся до их возвращения. Кренделей небесных нам не обещали, но духом падать не стоит — жратвы оставлено дней на десять, лекарств — целая аптека… Воды вот только маловато, да и это не проблема. Ручеек поблизости — разживемся.
Бояринов осознанно перемещал взгляд, с тенью недоумения рассматривая временное, мрачноватое прибежище и, казалось, пытался понять Андрюхины слова. То ли вследствие действия сильных препаратов, то ли благодаря молодости организма, оглушающая боль в искалеченной ноге отступила, жар понемногу спал, кровь на тугой повязке запеклась и боле не сочилась. По прошествии восемнадцати часов после подрыва на растяжке спецназовец стал выглядеть получше.
Сделав Ивану очередные инъекции, Серов занялся приготовлением обеда: открыл банку тушенки, распечатал галеты, шоколад. Подложив под спину товарища сложенный вчетверо снайперский коврик, объявил:
— Прошу — на столе уже вся композиция. Давай-ка, подкрепись как следует, тебе ныне в самую пору.
Тот приподнял голову, с неимоверным напряжением проглотил ложку холодного мяса и, снова лишившись сил, обмяк.
— Понимаю, — покачал головой спец минного дела, — мне оно тоже в таком виде в глотку не лезет. Ни запаха, ни вкуса, один жир… Ладно, сейчас организуем костерок, и все будет в лучшем виде.
Собирая прошлогодние ветви из-под ближайших кустов и, словно оправдывая нарушение строгих инструкций, скрупулезно озвученных Шипилло, он бубнил, все так же протягивая гласные звуки:
— Я совсем ненадолго разожгу огонь — дыма не будет видно. Главное, чтобы в костер не попала трава с листьями! А жиденького дымка никто не заметит. Потерпи браток, через пяток минут горяченького поешь — сразу полегчает…
Сухое топливо горело ясно, весело и почти бездымно. Спустя двадцать минут сержант затушил небольшое округлое кострище и поставил перед Бояриновым консервную банку, источавшую замечательный мясной аромат. С трудом съев ровно половину, связист прошептал пересохшими губами:
- Предыдущая
- 15/61
- Следующая
