Эскадренный броненосец “Ростислав”. (1893-1920 гг.) - Мельников Рафаил Михайлович - Страница 15

К. 1 р. Виницкий. Совершенно штатский. Военного в себе ничего не имеет. 3-го ноября его экипаж после 32-го и 35-го экипажей был наихудший, весь был на дворе, в толпе. Командовать броненосцем совершенно не может не должен. Необходимо уволить: для службы бесполезен.

К. 1 р. Дрыженко.. Совершенно то же должен сказать, что и о к. 1 р. Виницком. Во время последних происшествий перетрусил больше всех, до невменяемости. Его броненосец не выходил с адмиралом Кригером в Одессу. Считали, что команда взбунтуется, чтобы не уходить; для предлога разобрали части машин, якобы для исправления. 3-го ноября во время беспорядков перед входом в экипаж Виницкого вел разговоры с толпой этого экипажа, из которой кричали: "Нам нужна республика". Другие ораторы выкладывали ему все свои революционные понятия, ругали всех. Вместо принятия военных мер к прекрашению этого, продолжал увешевать, имея в своем распоряжении роту с боевыми патронами, и удалился по совету толпы.

Этих шесть командиров экипажей считаю необходимым уволить, со всеми возможными льготами, от службы.

В отношении Главного Морского Штаба в директиве 326 указаны основания, на которых могут быть уволены штаб- офицеры в отставку на льготных условиях. Таких офицеров почти нет. Есть такие, которые не могут и не получат назначения командирами, но до пенсии им остается от 4 до 5 лет.

Мне кажется, что единственный способ освобождаться Морскому министерству от излишнего и непригодного балласта в штаб-офицерских чинах – это ввести в закон, что министерство имеет право по болезни или но другим условиям невозможности дальнейшего движения по службе штаб- офицеров увольнять их в отставку с половинной и полной пенсией за 20 и 30 лет, а в особых случаях болезни, полученной на службе, за 18 и 28 лет. Это будет стоить денег, но это мираж – денег они стоят на службе больше, чем в отставке, только из другого источника: в одном случае из сумм Морского министерства, в другом ч – Министерства финансов. Это решение трудно провести, но по-моему необходимо, и оно единственно правильное.

Еше остается сказать, что имеющие право быть уволенными на указанных льготных условиях есть только капитаны 1 ранга. Прошу указать, само ли министерство предложит им выйти в отставку, или по поручению министерства предложить им это здесь. Ежели будет поручено сделать это на месте, то к какому числу сделать такое предложение. Я подразумеваю, кроме шести указанных командиров экипажей, которые должны быть уволены в отставку хотя со всеми льготами, но без их согласия. Из Черноморского флота отправлено в армию 1100 человек. Сначала предполагалось перевести команду броненосца "Георгий Победоносец", но потом я просил ввиду ее безукоризненного поведения не переводить. Суд еще над ней только кончается, и из этой команды в армию никто не мог быть отправлен. Но следует непременно отправить 20 человек этой команды, которые будут оправданы судом, и еше три человека, выданных командой, но освобожденных до суда, всего 23 человека. Ежели больше в армию нельзя переводить, т.к. ушло время, то этих надо во всяком случае из Севастополя перевести хотя бы во Владивосток, т.к. здесь от них будет опасность для команды "Георгия Победоносца", которая их выдала.

Вторым подобным вопросом является, что делать, с командой "Князя Потемкина", которая все прибывает. 30 человек из нее следователем освобожден^, но он заявил, что их в армию нельзя перевести до окончания суда. Ежели больше не будет разрешено перевести в армию, то какой же будет соблазн: менее виновных перевели, а изменников оставили служить в том же флоте.

Глубоко уважающий и искренне преданный Г. Чухнин.

В кампании 1908 г. “Ростислав”, “Пантелеймон” и “Три Святителя”, с октября 1907 г. переклассифицированные, как и все эскадренные броненосцы, в линейные корабли, вошли в сформированный в начале года Черноморский отряд действующего флота. Он включал также крейсер “Память Меркурия”, 9 эскадренных миноносцев доцусимских типов “3” и “Ж”, заградитель “Дунай”, недавно переведенный с Балтики транспорт- мастерскую “Кронштадт” и учебное судно “Прут”.

Успехи продолжавшейся с прежней интенсивностью и все более осложнявшейся боевой подготовки (плавания ночью без огней, маневрирование на полной скорости, в том числе и при проходе бонового заграждения у входа в Севастопольскую бухту) закреплялись периодическими летними выходами для стрельб и эволюций в район Тендровского залива к Севастополю или ближнего полигона, против устья р. Бельбек. Эта обширная программа учений, стрельб и занятий с 1909 г. разнообразилась появлением на Бельбекском рейде первых подводных лодок Черноморского флота.

Совсем еще неведомые на флотах в пору постройки “Ростислава”, подводные лодки как новый род оружия получили некоторую известность во время русско-японской войны, но. и теперь, спустя 5 лет, их на флотах не принимали всерьез. Не особенно вспоминали о лодках и 29 мая, когда, продолжая программу учений, “Ростислав” под флагом начальника отряда контр- адмирала B.C. Сарнавского (в русско-японской войне командовал крейсером “Паллада”) с раннего утра провел почти 4-часовую (на 14 галсах!) стрельбу в море из вспомогательных стволов по щитам, а после полудня уже в составе отряда вышел в плавание до Евпатории.

Весь путь, следуя движениям и сигналам ставшего головным “Пантелеймона” (куда временно перенес свой флаг начальник отряда), “Ростислав”, шедший вторым, а за ним – “Три Святителя” и “Память Меркурия” выполняли серию сменявших одна другую эволюций – поворотов и перестроений. Точность и чистота эволюций – этой своего рода корабельной строевой подготовки – первый показатель сплаванности кораблей отряда или эскадры, их готовности и в бою действовать умело и согласованно.

Около 8 ч вечера, после двухчасовой стоянки на Евпаторийском рейде, эволюции в море продолжили с закрытыми ходовыми огнями, и только в 11 ч 15 мин ночи, выполнив перед этим ряд коордонатов и перестроений из строя фронта в кильватерный и обратно, сделали поворот вправо й на траверзе Херсонесского маяка легли на Инкерманский створ.

После тревог, суеты и напряжения, в которых прошел весь день, в полумраке рубки на “Ростиславе”, по-прежнему шедшем за “Пантелеймоном”, воцарились тишина и спокойствие. Растворившись во тьме спустившейся над Крымом безлунной ночи, корабли не слышными тенями скользили по глади моря. Отряд вышел на “финишную прямую”, ведущую в глубь Севастопольской бухты, и теперь оставалось только проследить за точным совпадением створных огней, все явственнее проблескивавших из-за смутно угадывавшегося впереди “Пантелеймона”.

Ночь была непроглядная, и все внимание на корабле было сосредоточено на точности следования по створу и удержания своего места в походном строю. Надзор за курсом был строгий – в рубке были и штурман, и командир. О лодках и не вспоминали – что они могут сейчас увидеть через свой перископ?

Около полуночи (в 11 ч 27 мин по вахтенному журналу “Ростислава”) слева от курса где-то позади траверза “Пантелеймона”, в расстоянии 400-600 м увидели вспышку почти сразу погасшего белого огня. Все в рубке “Ростислава” решили, что такой огонь мог как и не раз бывало, принадлежать рыбачьей лодке. Корабль шел строго по створу, и командир для порядка приказал “влево не сдавать” и следить за огнем, чтобы разойтись с рыбачьей лодкой левым бортом. Но огонь потерялся, и рыбака считали уже оставшимся за кормой, когда новая вспышка совсем уже вблизи “Ростислава”, в каких-то двух-трех десятках мерах почти прямо впереди осветила почти целиком погруженный в воду силуэт подводной лодки, которая почему-то шла круто наперерез, словно пытаясь проскочить у корабля под носом.

Немедленно прозвучавшие команды – штурмана “лево на борт” (то есть поворот вправо) и командира “полный назад” – ничего уже изменить не могли. Державшая 12-уз скорость 10000-тонная громада корабля не успела даже замедлить ход, как острый бивень литого стального форштевня с легкостью, словно топор яичную скорлупу, рассек лодку надвое. На баке услышали скрежет раздираемого металла, но корабль, слабо вздрогнув, продолжал свой все еще неудержимый бег, и у борта все увидели как бы пытавшиеся удержать на поверхности агонизирующую подводную лодку, ее вращающиеся винты. Но что можно было сделать в те считанные мгновения, в течение которых лодка, а вернее, ее половина с боевой рубкой, прочертив бортом по броне корабля, камнем ушла под воду вблизи места его правого трапа. Тогда только, вспенивая воду и содрогаясь всем корпусом, корабль почувствовал действие начавших бешено вращаться на задний ход гребных винтов и начал терять скорость.