Миллиард долларов наличными - Ромов Анатолий Сергеевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/109
• Следующая

— Мы вас уже вытягиваем. Сейчас машина застопорена, спускаем спасательный катер. Держитесь. Катер вас отбуксирует.

— Хорошо. Мы наготове.

Спасательный катер медленно подтаскивал яхту к борту крейсера. Седов стоял на баке, следя за то и дело провисающим на волне буксирным концом[3]. Глеб сидел на корме за пультом, Алла продолжала следить за работающей на корме помпой. Рядом с Седовым стояли два матроса с крейсера, готовясь помочь принять фалы[4].

Наконец, когда огромный борт крейсера придвинулся вплотную, старшина, стоящий наверху у подъемника, крикнул в мегафон:

— На яхте, отдать буксир, фалы принять!

— Есть отдать буксир, фалы принять! — отозвался один из матросов.

С борта крейсера поползли вниз шесть стальных фалов подъемника. После того как они вчетвером, Седов, Глеб и оба матроса, завели фалы под корпус на носу, по центру и на корме и отдали буксирный конец, один из матросов крикнул:

— Вира!

Подъемник наверху заработал. Фалы стали постепенно натягиваться, заскрипели, принимая удобное положение по бортам яхты, и в конце концов выдернули «Алку» из воды. Яхта, чуть заметно раскачиваясь, поплыла вверх. Когда она миновала штирборт и леера, рычаги подъемника повернулись, яхта повисла над палубой. Из пробоин на корме на металлическую палубу крейсера с шумом, потоками стекали остатки воды.

После того как на борт был поднят спасательный катер, двигатели крейсера, до этого притихшие, снова заработали на полную мощность. Корпус корабля охватила привычная вибрация, на носу, у штевня, вспучились белые буруны, и крейсер, наверстывая упущенное, пошел вперед прежним курсом.

Старшина, командующий подъемником, отдав указания машинисту, подошел к килю висящей на фалах яхты. Крикнул:

— Дроздов, Галиев, оставайтесь на яхте, будете работать с фалами. А вы, экипаж, забирайте с яхты все, что вам нужно, и на корабль. Вас разместят.

— Один из нас останется, хорошо? — крикнул Довгань.

— Зачем?

— Мы хотим сразу поставить яхту на стапель, чтобы начать ремонт. Я схожу к командиру корабля, договорюсь.

— Это не мое дело. Если командир корабля даст добро, пусть хоть все остаются. Нам без разницы.

Спустившись вместе с Довганем и Аллой в каюту, Седов собрал в сумку одежду, сунул в карман куртки документы, взял гитару. Алла, собрав вещи в рюкзак, спросила:

— Мне спускаться или нет?

— Спускайся и жди меня, — сказал Глеб. — Заодно посмотри, что там происходит с днищем.

После того как Алла ушла, Глеб сказал негромко:

— Юра, спасибо тебе. Я тебе этого не забуду.

— Чего ты не забудешь?

— Не корчи непонимающего. Я же видел, как ты повел себя там, с этим катером. Да и вообще.

— Ладно тебе, Глеб, как я еще мог себя повести?

— Мог и по-другому. — Глеб оглянулся, проверяя, не слышат ли его оставшиеся на яхте матросы. — Ладно. Тут есть ангары, в которые можно поставить «Алку». На стапель. Я скажу Петракову, что мы сразу же начнем готовить яхту к ремонту. Чтобы в Лимасоле поставить ее в док подготовленной. Но тут такое дело, Юра… — Довгань помолчал. — Мы не должны оставлять «Алку» без присмотра. На яхте все время должен кто-то быть. Ты, Алла или я.

— Зачем?

— Просто я не хочу, чтобы яхту осматривали. Тут оружие и… И вообще. До Лимасола ходу отсюда около двух суток. Договоримся так: пока мы будем кантоваться здесь, на крейсере, мы будем нести вахты на яхте так же, как в море. В той же очередности. Только, чтобы не меняться каждые четыре часа, я предлагаю стоять вахту восемь часов подряд. Если ты не против, можешь взять вахту с двенадцати ночи до восьми утра. На своей вахте можешь спать сколько хочешь. Только сумей вовремя проснуться, если кто-то сунется. Принимаешь условия?

— Конечно. Нормальные условия.

— В случае чего сразу же вызывай меня. По сотовому телефону. И… — Глеб протянул уже знакомый Седову «глок». — Держи на всякий случай. Я не говорю, что ты должен открывать пальбу. Но пусть пушка у тебя будет.

Подождав, пока Седов спрячет пистолет в карман куртки, добавил:

— Думаю, ты понимаешь, палить из этой пушки на крейсере бессмысленно. Самое лучшее просто вызвать меня по сотовому телефону. Я все улажу. Расклад ясен?

— Ясен.

— Оставайся здесь. Если кто-то из чужих будет заглядывать, скажи, прибираешься. Я сейчас пойду к Петракову, думаю, проверну все это дело быстро.

Глеб вышел. Он не обманул: через полчаса к яхте подогнали специальную транспортную платформу. Пока яхту перекантовывали на платформу и потом, когда дрезина по проложенным на палубе рельсам тащила ее к ангару, Глеб, Алла и Седов все время находились рядом с яхтой.

Примерно через два часа яхта надежно встала в пустом ангаре на металлический стапель. А еще через час динамики внутреннего вещания сообщили, что крейсер подходит к проливу Босфор.

Во время ужина в мичманской кают-компании крейсера было шумно. Сидящие здесь отлично знали друг друга и, отпуская в адрес соседей по столам шутки и подначки, особо не церемонились. Разговоры в основном крутились вокруг спасения яхты и только что завершенного успешного перехода через проливы Босфор и Дарданеллы. Некоторое время обсуждалась тема возможного захода в кипрский порт Лимасол, который приказом командира корабля был отменен утром. Но затем разговоры снова вернулись к яхте.

При обсуждении деталей спасения особенно доставалось второму боцману, мичману Нечаевскому, толстому добродушному сверхсрочнику, командовавшему, в соответствии с авральным расписанием, спасательным катером. Достоинства девушки, оказавшейся на яхте, давно уже были на крейсере оценены, и шутки касались в основном тех, кто успел оказаться к этой девушке ближе других. Первым из них был Нечаевский. Он командовал спасательным катером, кроме того, весь экипаж уже знал о том, что, когда Алла перебиралась с яхты на палубу крейсера, полный и неуклюжий Нечаевский помог ей, подхватив за талию.

Главным заводилой подначек по поводу спасения яхты был молодой и статный старший мичман Белянкин из радиометрической службы. Незаметно подталкивая соседей и поглощая выданный перед ужином традиционный флотский салат, Белянкин говорил, глядя в пространство:

— Ставлю рупь за два, Нечаевский с самого начала ее заприметил.

— Да быть не может, — поддакнул кто-то.

— Я сам видел, он еще в море держал ее за корму.

— Кого держал за корму, яхту? — невинным голосом бросил кто-то из дальнего угла. Реплику оборвал громовой хохот.

— Обижаешь… — Белянкин сделал вид, что пытается рассмотреть подавшего реплику. — Кто это там? Потапенко, ты? Скажи, вот зачем Нечаевскому держаться за корму яхты? Ты видел корму этой яхты? Она же вся разбитая.

От нового взрыва хохота задрожали стаканы на столах.

— Его другая корма интересует. Правда, Нечаевский? — Белянкин, невозмутимо постучав ложкой по оловянной миске и добившись тишины, спросил старающегося не смотреть на него второго боцмана: — Валя… Нечаевский… Мы ведь свои ребята. Вот так, между нами, как на духу, скажи — успел немного подержать?

Переждав хохот, добавил:

— Ты же буксир заводил. А она там крутилась Я в бинокль смотрел, видел.

— Ага! В бинокль смотрел! — не выдержал Нечаевский. — У тебя еще там, на борту, слюни потекли!

— Так его, боцман! — крикнул кто-то. — Задай радистам! Хохот прогремел снова, но в этот момент открылась дверь кают-компании. Мичманы и старшины, увидев старпома и стоящего рядом с ним Седова, притихли.

— Друзья! — Старпом выждал, пока установится тишина. — Позвольте представить вам Юрия Седова, члена экипажа потерпевшей бедствие яхты «Алка». Он будет столоваться в вашей кают-компании. Оставляю его здесь, прошу любить и жаловать.

После того как старпом ушел, Седов оглядел небольшое уютное помещение. За ближним к нему столом два места были свободны. За этим столиком сидели два мичмана средних лет.

• Предыдущая
• 40/109
• Следующая