Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка - Тимофеев Владимир - Страница 31
- Предыдущая
- 31/83
- Следующая
— Вот.
Танкист усмехнулся, перехватил одной рукой увесистую "сумку", а второй помог Лесе спуститься.
— Что это?
— Бронежилет, — ответила девушка.
— Хм. Броня, значит. Как у танка, — констатировал сержант, вскрывая пакет.
— Нет-нет, не как у танка, — быстро заговорила Леся, зачем-то пряча глаза. — Он облегченный, второго класса защиты, от пистолета, осколков и…
— И?
— У нас он единственный, — виновато потупилась девушка.
— Единственный?
— Да, других нет, — уже совсем тихо подтвердила красавица, теребя косу и едва ли не плача.
— Ясно, — вздохнул танкист и, решив пока не обращать внимания на странности в поведении лейтенанта Клёновой, деловито поинтересовался. — Как пользоваться, покажешь?
— Покажу, — ответила девушка, всё так же не поднимая глаз. — Голову наклони… пожалуйста.
Спустя пять-семь секунд она набросила жилет на сержанта и принялась подгонять запАх, для чего им обоим пришлось чуть ли не обняться. Хотя, возможно, это произошло совершенно случайно.
Кто-то случайно переступил с ноги на ногу, кто-то случайно качнулся, кто-то кого-то слегка и опять же совершенно случайно придержал за талию. Кто-то поднял глаза, кто-то опустил, после чего… Два взгляда неожиданно встретились. Неожиданно, внезапно, случайно. Встретились и…
Пропахший гарью и порохом танкист попросту утонул в широко распахнутых глазах красавицы. А она… замерев на миг, она вдруг рванулась вперед, прижавшись всем телом к бойцу, судорожно обхватив руками, впившись губами в такие же, горячие, раскрытые в ответном порыве. И словно бы рухнули все плотины, не сумев сдержать могучий и бурный поток чувств, что кипели водоворотами в душах двух людей, разделенных доселе непреодолимой стеной. Стеной в семьдесят лет. Одного мужчины и одной женщины, нашедших, наконец, свои половинки в безумном вихре времен. И соединенных вместе простым человеческим чувством. Тем, что бывает лишь с первого взгляда, с первого удара сердца.
И всё вдруг стало абсолютно не важно. Для обоих. Парень и девушка буквально вцепились друг в друга, не в силах оторваться. А потом…
Полетела на пол непонятно каким образом сорванная одежда. И так же, непонятно как, на полу очутились двое, сплетенные в единое целое. Очутились непонятно как, но умудрившись при этом свалить целую кипу бумаги вместе с тумбочкой, обрушить с грохотом два высоких стальных агрегата на тонких ножках и чуть было не перевернуть тяжелый стол вместе со всеми приборами. А одиноко стоящая вешалка о четырех рожках так же одиноко то ли улетела, то ли укатилась к противоположной стене, зацепив по дороге оба стула и табурет впридачу.
Сколько времени длилось безумие, Евгений понять так и не смог. Час, два или всего лишь минуту. Ему было плевать. Главное, что очнулся он в объятиях красивейшей из всех женщин мира. Самой лучшей, самой желанной, самой… единственной.
Девушка лежала рядом, прижавшись всем телом к бойцу, нежась в ласковой истоме, слегка подрагивая, поглаживая прохладными пальцами грудь танкиста. Правой ладошкой она вцепилась в руку сержанта, словно бы не желая отпускать его от себя, стараясь навеки продлить короткое мгновение близости. Разметавшиеся волосы красавицы щекотали нос, вызывая непреодолимое желание чихнуть, но Евгений не то что чихнуть, он даже шевельнуться боялся, упиваясь восторгом и счастьем, подаренными ему своей единственной и ненаглядной. Лишь секунд через десять сержант все же нашел в себе силы чуть повернуть голову. Но лишь для того, чтобы снова утонуть. Утонуть в небесно-голубом колодце смеющихся глаз. Любящих глаз. И всё началось по новой, точнее, продолжилось, взорвалось в безудержном вихре заново разбуженной страсти. Яростной, бешеной и, кажется, нескончаемой…
…Однако любые мгновения, даже самые радостные, не могут длиться вечно. Вот и сейчас, после всего, потершись носом о нос пребывающего в полной прострации парня и нежно погладив его по щеке, девушка изящно изогнулась, вытягиваясь всем телом, будто бы сбрасывая напряжение, а затем одним движением перетекла вверх, поднимаясь на ноги, вновь демонстрируя свою потрясающую фигуру ошеломленному сержанту. А он… он смог лишь восхищенно охнуть, сбивая дыхание, наслаждаясь зрелищем, глядя, как красавица, его красавица, упругой походкой идет к окну, несколько раз проводит по стеклу пальцем, будто рисуя что-то, а затем начинает осторожно собирать струящийся по гибкой спине водопад волос, вновь превращая его в золотисто-роскошную косу до пояса.
"И когда она только успела? Распустить их? Вот хоть убей, не помню. Хотя… я ведь и про себя не помню, как голышом оказался", — улыбнувшись собственным мыслям, танкист осмотрелся. — "Ох, ну ни хрена себе мы тут разгром учинили! Будто танковая бригада прошла". Неуклюже поднявшись, он пошарил вокруг, с большим трудом отыскивая и выуживая из вороха бумаг, перевернутых стульев и кучи разбитых приборов отдельные предметы униформы. Найдя и надев выцветшую гимнастерку и напялив поверх нее замызганный комбинезон, заглянул под стол, поморщился, вытащив оттуда и рассмотрев как следует свою истертую рыжей пылью обувку. "Блин, стыдно-то как. И чего она во мне нашла, в дураке таком?". Искоса глянул на Лесю. Дыхание снова перехватило. Девушка стояла спиной к узкому, зарешеченному толстыми прутьями окну, опираясь руками о подоконник. В ореоле солнечного света, совершенно не стесняясь собственной наготы, прикрытой лишь заплетенной уже косой. Стояла и загадочно улыбалась.
Сержант натянул сапоги, выпрямился, нацепил кожаное снаряжение и, оправив складки на мешковато сидящем комбинезоне, виновато развел руками, неожиданно застеснявшись своего весьма затрапезного вида. И, словно бы прочитав мысли бойца, Елена прыснула в кулачок, оглядев с ног до головы смущенного кавалера:
— Ну и грязнуля же ты, сержант. Поросенок прямо.
— Да я… это… я, — промямлил Евгений, растерянно озираясь в поисках, чем бы протереть закопченную физиономию.
— Вон умывальник, горе ты мое луковое, — Леся указала рукой на скрытую высоким шкафом раковину с блестящим смесителем, а затем, тяжко вздохнув, пошла собирать собственную раскиданную по полу одежду.
Сгорая от стыда, сержант подошел к умывальнику и заглянул в висящее над ним зеркало. "Ну и рожа, блин! Краше только в гроб кладут". Разобравшись по-быстрому с капризной сантехникой будущего и включив, наконец, воду, Евгений подставил разгоряченные руки под бьющую из крана струю, а потом принялся ожесточенно растирать лицо шершавыми ладонями и найденным рядом куском душистого мыла.
Процесс помывки занял почти минуту. Когда сержант закончил умываться и потянулся к висящему на стене полотенцу, сзади неслышно подошла уже одетая Леся. Подошла, обхватила сержанта за пояс, положив голову на плечо, прижавшись щекой к щеке. Секунд десять они просто молча стояли, вглядываясь в собственное отражение, замерев и будто стараясь запомнить друг друга. Каждого по отдельности и обоих вместе, словно бы запечатленных на старой фотографии, спрятанной за темным, подернутым дымкой, помутневшим от времени стеклом. А затем… затем у Евгения защипало в глазах, и, стряхивая наваждение, он развернулся, прижимая к себе девушку, лихорадочно шепча ей на ухо:
— Ты… прости меня, Леся. Я… я не хотел. Оно как-то… само собой всё вышло… Я…
Но та неожиданно отстранилась и, положив пальчик на губы сержанту, так же тихо ответила:
— Нет, Женя. Не само собой. Так и должно было быть. Так правильно. Я сама этого хотела. И… я ни о чём не жалею. Ни о чём… И… вот еще.
Вытащив из кармана сложенный в несколько раз обрывок газетного листа, она протянула его бойцу. Танкист взял листок, попытался развернуть, но девушка остановила его, тронув за руку.
— Нет. Не надо. Здесь не читай. После боя прочитаешь, если конечно…
— Если вернусь, — грустно закончил сержант.
Леся посмотрела танкисту в глаза и, помолчав секунду, едва слышно произнесла:
- Предыдущая
- 31/83
- Следующая
