Мишуткина командировка - Яковлев Юрий Яковлевич - Страница 3

• Предыдущая
• 3/9
• Следующая

— В школу, — ответила Мая, — только я не пионерка, а пионерская вожатая.

— Самая главная? — почтительно спросил Мишутка.

— Самая главная! — сказала Мая и чмокнула Мишутку в щеку.

Пионерка-стрекоза улетела, и Мишутка снова остался один.

Когда бабушка вернулась с базара, Мишутка сказал:

— Бабушка, сделай мне яичницу с глазами.

— С какими глазами? — удивилась бабушка.

— С жёлтыми.

Мишутке очень хотелось попробовать, какую яичницу едят пионерские вожатые.

— Ладно, сделаю тебе глазунью.

Мама делала Мишутке яичницу без всяких глаз. Её и есть было неинтересно. Другое дело, когда яичница смотрит на тебя. Наверное, все пионеры едят глазунью. Так думал Мишутка.

— А ты знаешь, внучек, какой ночной гость побывал нынче у нас в городе? — спросила бабушка.

Где это было знать Мишутке? Ведь он ночью спал. Он так и ответил:

— Не знаю. Опять проспал.

А бабушка накрывала на стол и рассказывала:

— У нас тут неподалёку есть лес. Называется он Лосиный Остров. Так вот из этого леса ночью забрёл к нам лосёнок.

— Живой? — спросил Мишутка.

— А то какой же! Он заблудился, вышел из леса и шёл до тех пор, пока не очутился в городе.

— Бабушка, где он? — воскликнул Мишутка. — Пойдём скорей смотреть лосёнка!

— Не торопись. Его там давно уже нет.

— А куда он ушёл?

— Утром его посадили на грузовую машину и увезли.

— В зоологический сад?

— Нет, домой, в лес. К маме-лосихе.

— А он ещё раз прибежит? — поинтересовался Мишутка.

— Кто его знает, — ответила бабушка, — может быть, и прибежит. Ведь он теперь дорогу знает.

Мишутка задумался. Потом сказал:

— Бабушка, пойдём в лес. Может, лосёнка встретим.

— Лес далеко, нам с тобой, пожалуй, не дойти.

— У тебя ноги старые? — спросил Мишутка.

— У меня старые, а у тебя слабые, — ответила бабушка.

Мишутка вздохнул.

Но с той поры, когда он гулял, всегда посматривал по сторонам и дома нередко подбегал к окошку: боялся, что опять придёт лосёнок, а он его не увидит.

В бабушкиной комнате на стенке висели фотографии. Из рамок, как из окошек, смотрели люди. Все они, по словам бабушки, были Мишуткиными родственниками.

Родственники сидели на стульях, положив руки на колени. Они боялись пошевельнуться и не дышали. Фотограф попросил их только на минутку не шевелиться, а на карточках они навсегда остались неподвижными.

Были на фотографиях и ребятишки. Они стояли на стульях в коротеньких рубашонках или лежали на животе совсем голые. Глаза у них были выпученными. Они ждали птичку, которую фотограф обещал выпустить из аппарата. Но птичка не вылетала. Бабушка говорила, что это Мишуткины дяди и тети. Прямо смешно: дяди и тети меньше самого племянника.

Один из родственников сидел не на стуле, а на коне. Сбоку у него висела сабля. Мишутка любил эту фотографию за саблю и за коня.

А ещё на стенке висела старенькая, выцветшая фотография, на которой были пионеры. Девочки одеты как мальчики. И причёска у них тоже мальчишеская — никаких косичек. Даже не различишь, кто здесь мальчик, кто девочка. И у всех на груди повязаны пионерские галстуки. Пионеры сидели на траве у костра. А один держал знамя. Эту фотографию Мишутка тоже любил.

Бабушка называла свои карточки в рамках домашним музеем. Каждое утро она старательно вытирала в музее пыль.

Однажды бабушка застала Мишутку за необычным занятием. Он стоял на стуле и внимательно разглядывал фотографию с пионерами.

— Кого ты здесь ищешь? — спросила бабушка.

— Стрекозу, — отозвался Мишутка.

— Какую стрекозу?

— Пионерку-стрекозу Маю.

— При чём здесь Мая, — сказала бабушка, и Мишутка почувствовал, что голос у неё обиженный.

— Её здесь нет?

— Нет.

— А кто же здесь есть? Одни родственники?

Бабушка махнула рукой: слишком много родственников — целый пионерский отряд.

— Здесь я снята, — сказала бабушка.

— Ты? — Мишутка недоверчиво покосился на бабушку. — Ты была пионеркой-стрекозой?

— Стрекозой не была, а в пионерах состояла.

— А разве бабушек принимают в пионеры? — заинтересовался Мишутка.

— А я тогда ещё не была бабушкой.

„Вот странно, — подумал Мишутка, — бабушка и вдруг не была бабушкой. Кем же она была?“

Тут бабушка подошла к фотографии и показала Мишутке на худенькую девочку, третью с левого края.

— Вот это я.

Мишутка посмотрел на тоненькую пионерку, потом на бабушку и не нашёл между ними ничего общего. Может быть, бабушка шутит? И он решил испытать ее.

— Бабушка, — сказал он, — расскажи мне, как ты была пионеркой.

— Ладно, — сказала бабушка, — садись-ка, брат, за стол и начинай завтракать, а я тебе буду рассказывать. Идёт?

— Идёт! — ответил Мишутка. — Только ты побольше рассказывай, а я всё съем.

Мишутка и без рассказа всё доел бы. Но он был хитренький.

Бабушка села рядом с внуком и начала рассказывать.

— Когда мне было двенадцать лет… Допивай, допивай молоко!.. У нас на соседней фабрике решили собрать пионерский отряд.

„Кто хочет стать бойцом революции и внуком Ильича, записывайтесь в отряд!“ — сказал нам комсомолец Костя.

И я записалась. Вместе со мной записалось ещё пятеро ребят. А через несколько дней остальные ребята нашего двора тоже пришли к Косте записываться. Всем захотелось стать бойцом революции и внуком Ильича.

Жили мы дружно и весело. Ходили в походы и жгли костры. И был у нас хороший друг — командир полка. Красный конник. На праздники он сажал весь наш отряд на боевых коней, и мы, как красноармейцы, под музыку ехали через город верхом на конях.

— И ты на коне? — спросил Мишутка и недоверчиво посмотрел на бабушку: как это бабушка на коня забиралась?

Бабушка кивнула головой:

— И я! А ещё мы занимались с теми, кто читать и писать не умел, — продолжала рассказывать бабушка. — Я свою бабушку грамоте научила.

Тут Мишутка снова вставил словечко:

— Бабушка, когда вступлю в пионеры, я тебя тоже грамоте научу. Ладно?

— Ладно, — улыбнулась бабушка и продолжала: — Жили мы дружно и всегда выручали друг друга. Однажды мы решили покрасить заводской забор. Достали зелёной краски, раздобыли кисти и принялись за дело. И тут со мной случилось несчастье. Большая малярная кисть выпала у меня из рук — и прямо на платье. По синим цветочкам прошла яркая зелёная полоса. Я на лету подхватила кисть и крепко прижала её к себе, чтобы она опять не упала. И у меня на плече образовалось новое зелёное пятно. Я посмотрела на своё платье и… заплакала…

Мишутка нахмурился. Ему стало жалко пионерку-бабушку. А бабушка продолжала:

— Тут подходит ко мне вожатый Костя и говорит:

„Ты что плачешь? Разве пионеру к лицу слёзы?”

И он посмотрел на меня строго, но сочувственно.

„А что мне делать, — спроси та я, — если моё единственное хорошее платье испорчено?“

А Костя говорит:

„Ладно, что-нибудь придумаем. Пионеры товарища никогда в беде не оставят!“

Я вытерла слёзы краешком кумачового галстука. Костя собрал всех ребят и говорит:

„Вот что, через пять минут мы пойдём в кинематограф — так раньше кино называли, — а сейчас мигом по домам за деньгами!“

Ребята удивлённо посмотрели на Костю: забор не докрашен, а он — в кинематограф… Но порядок есть порядок. Все разбежались. А я подумала: „У меня несчастье, а они развлекаться собираются. Разве так настоящие товарищи поступают?“

• Предыдущая
• 3/9
• Следующая