Ключи от заколдованного замка - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/92
- Следующая
— Вы, господин подпоручик, служащий компании, — сдержал себя Баранов. — Вы разбили галиот «Орел». На нем акционеры потеряли мехов на двадцать две тысячи рублей. Прибавьте стоимость судна с вооружением и якорями. Я вправе требовать у вас объяснения.
— Я подпоручик, а ты кто? — с издевкой отозвался Талин. — Это я могу спрашивать объяснения. Звание твое подлое, имеешь ли ты право отчеством зваться?
Правитель счел разумным закончить разговор.
— Хорошо, о ваших действиях я доложу директорам компании.
— Мне наплевать, а ты, полупочтенный, отпускай мне товары по требованию, как положено. Иначе я разломаю магазин.
— Вы злоупотребляете ромом, господин подпоручик. Вряд ли мы сможем доверить вам новое судно.
— Ты смеешь делать мне замечания, купчишка несчастный! Поплатишься за это! — Подпоручик схватился за палаш, висевший у пояса.
Баранов встал из-за стола. Несмотря на малый рост вид у него был внушительный, и подпоручик, не выпуская палаша из рук, выкатился из комнаты.
Несколько дней правитель был в неустанных заботах. В кабинете все время толпились люди. К нему приходили ветераны промышленные, десять лет разделявшие с правителем все тяготы в далекой Америке, преданные ему компанейские приказчики и верные кадьякцы.
Александр Андреевич разобрался во всем. Видимыми зачинщиками были три человека: Прянишников, подпоручик Талин и иеромонах Афанасий. Через толмача Прянишникова заговорщики знали все, что творилось не только в ближайших, но и в далеких кадьякских поселениях. Они обсуждали каждый шаг байдарщиков и промышленных и всегда находили много худого. Через толмача распускались по селениям слухи о предстоящих грозных событиях.
Тайной пружиной заговора был затворник монах Герман. Он не выходил из своей кельи даже в церковь, опасаясь мирских соблазнов. Но помыслами проникал в душу каждому. Он знал все, что творилось вокруг. В этом ему помогали кадьякцы-школьники, святые отцы, а иногда и промышленные. Деятельным помощником в тайных делах был толмач Семен Прянишников. Монах Герман обладал острым, предприимчивым умом и умел настроить отца Афанасия и Прянишникова на свой лад.
Александр Андреевич думал и о выгодах, какие мог получить затворник в случае успеха заговора. Но в голову ничего не приходило. Питался отец Герман скудно. Ел вареную рыбу, пил чай. К чаю ему давался кусочек хлеба. Большего он не требовал.
Целыми днями монах читал привезенные с собой книги и много писал. Бумагу и жир на освещение компания ему выдавала безотказно.
Старцы и чиновники вместе собрались в церкви. С ними, как всегда, толмач Семен Прянишников. Это его архимандрит Иоасаф хотел сделать белым священником. Все были взволнованы.
— Баранов душит наши постановления, — говорил грузный, с набрякшими подглазниками иеромонах Афанасий. — Он сорвал присягу императору. Его люди запретили народу съезжаться к божьему храму. Он готовит промысел за бобрами, за птицами и иным зверем. Все остается как прежде.
— Мы не намерены терпеть больше, — пропел тенорком иеродьякон Нектарий. — Почему мы должны питаться гнилой юколой? Нет ни хлеба, ни молока. Мы беднее церковной мыши… Но как полагаете вы, господа чиновники?
— Мы смотрим тако, — неуверенно ответил компанейский бухгалтер Требухов, лысый, с большими седыми бакенбардами. — Дать кадьякцам волю в промыслах, как у них исстари велось. Кому захотели, тому и промысел свой продают. В сих дальних местах обретаться, терпеть нужду и не приобрести капиталу — да быть этого не может!
— Я первый буду бобров покупать, — сказал Афанасий.
— И я, — поддержал Нектарий.
— Так, так, правильно, святые отцы, — отозвался толмач Семен Прянишников. — За три-то года, ежели по-вашему, отсель с большими капиталами можно выехать… За требы бобровыми шкурами брать: повенчал — две шкуры, похоронил — опять две шкуры.
— Кто же от бобров откажется? — вступился в разговор содержатель компанейского магазина Ипполит Березкин.
Разговоров было много. Однако никто из собравшихся не мог сказать, что надо делать, как справиться с правителем Барановым.
— Святые отцы, — раздался слабенький голос монаха Феодора, — не попросить ли нам совета отца Германа?
— И то правда, тебе, отец Афанасий, идти. Пусть советует, а мы здесь подождем.
Отец Афанасий, подобрав затрепанный подол рясы, перешел двор и постучался в маленькую, как курятник, избушку.
Дверь открыл сам отец Герман. В комнате было смрадно. В плошке с китовым жиром чадил фитиль. У Афанасия с непривычки сперло в груди.
— Посоветоваться хочу, отец Герман.
— Говори. — Заметив любопытный взгляд Афанасия, затворник накрыл Евангелием лежавшую перед ним исписанную угловатыми буквами бумагу.
— Что делать? Баранов приехал и все по-своему воротит.
Отец Герман помолчал, расчесывая пальцами густую бороду.
— Надо требовать присягу императору. Баранов запретил присягу?
— Запретил.
— Так я и думал. Здесь он найдет свою погибель. Мы его наречем изменником государю.
— Баранов — правитель от компании.
— Он простой мужик. Купец. Мы, казенные люди и чиновники, власть должны иметь. А Баранов — мужик, так ему и в глаза сказать. В церкви, ежели он раньше чиновника ко кресту подойдет, отдернуть крест и стыдить. Толмач Прянишников пусть мутит кадьякцев, призывает к присяге. Тогда мы правы будем. И еще… — Бледное, курносое лицо Германа порозовело. — Не давать кадьякцам выйти на промысел. Ежели мы промысел сорвем, кто Баранова правителем оставит?
— Ох, боюсь я, отец Герман. Не подождать ли нам епископа Иоасафа?
— Иоасаф сюда не прибудет. Мы и об его делах дали знать в Санкт-Петербург. Прождете царствие небесное. Первосвященником будет у нас отец Макарий. Он никому обиды не спустит… А кадьякцы за вами пойдут, не сомневайтесь.
— Спасибо, отец Герман, пойду про твои советы скажу, обсудим с чиновниками. Не надо ли тебе чего? Может, молочка в чай али сахарцу?
— Обойдусь, иди с богом. — Герман выпустил отца Афанасия, закрыл за ним дверь, наложил запоры.
Наступил вечер. Погода по-прежнему сырая, накрапывал холодный дождь. На башнях перекликались дозорные. Тоскливо завывали собаки. Приглушенно, словно из-за стены, доносился шум морского прибоя.
В доме правителя гости. Приказчик Ванюшкин, мореход господин Подгаж, несколько старовояжных промышленных, соратников Баранова, после обеда собрались попить чайку. Говорили о том и о сем.
Вдруг распахнулась дверь и в комнату ворвались иеромонах Афанасий, переводчик Семен Прянишников и подпоручик Талин.
— Что вы здесь решаете? — закричал подпоручик.
— Да вот думаем, когда партию за птицами направить, — ответил Баранов.
— Без нас вы не смеете такие дела решать.
— Да почему же? Я здешний правитель.
— У нас предписание правительства. Без нас не смеете решать. За нас епископ Иоасаф встанет.
— К присяге всех кадьякцев привести требуем, как усердные подданные его величества императора Павла Первого.
— Этого сделать сейчас нельзя, — спокойно сказал Баранов. — Кормов у нас на складах почти нет. С собой островитяне ничего не привезут — у самих с кормами плохо. Да и не в обычае у них со своим кормом ехать. И будет здесь голод и всякое неустройство.
— Изменник государю нашему! — крикнул Афанасий и указал на Баранова длинным пальцем. — Вот погоди, казенная экспедиция сюда прибудет и ужотко в твоих поганых делах разберется!
— Где у вас предписание? — сказал оскорбленный Баранов, он едва сдерживал себя. — Если есть, я ему подчинюсь.
— Ты сам должен знать, что все верноподданные должны присягать, и островитяне в том числе… Изменник! А до того, что отец Иоасаф к присяге не приводил, нам дела нет.
— Греховодник, бесстыжий! — сказал Афанасий. — Тебе и в церковь по духовному регламенту входа нет. У тебя жена невенчанная, язычница, от нее дети. Не дадим тебе в церковь ходить!
— По какому праву? — возмутился Александр Андреевич. — Нет в нашем государстве таких законов.
- Предыдущая
- 31/92
- Следующая
