Последняя ночь с принцем - Романова Галина Владимировна - Страница 12
- Предыдущая
- 12/61
- Следующая
– Хорошо, милая. Только давай мы наш обед сместим немного. В час дня я должен уехать, вернусь только вечером. Тебя устроит полдень?
Роман подошел к жене, обнял за талию и прижал ее взлохмаченную головку к своей груди. Он слушал запах ее духов, смешанный с неповторимо пряным ароматом Настиного тела, втягивал его в себя снова и снова и с ужасом думал о том, что будет с ней, если его вдруг не станет. Она же… она же такая хрупкая, такая ранимая и совсем-совсем не приспособленная к жизни. Вон даже кофе приготовить нормальный не может, что уж говорить о кашах и борщах. Ее незаконченное высшее, его налаженный бизнес, десятки кредиторов и дебиторов, закладные, договора… Это все сомнет ее в одночасье. Сомнет, уничтожит, погребет под обломками как его рухнувшего бизнеса, так и ее исковерканной жизни.
Нет, он должен жить. Должен! Хотя бы ради нее, хотя бы ради того дела, которому было посвящено не только его личное время.
– Что мне надеть к обеду, дорогой?
Настя зашлепала крохотными ступнями за ним следом в холл.
Она терпеть не могла обуваться дома, почти всегда ходила босиком. Босиком и в шортах, открывающих ее потрясающе стройные ноги и часть упругой маленькой попки. На улицу она могла пойти в том же, в чем ходила и дома. Нет, иногда могла заменить короткие шорты на спортивные штаны или вытертые до белесости джинсы.
Сколько Роман ее знал, столько поражался полному отсутствию у нее вкуса и совершенному нежеланию облачаться в строгие вечерние наряды. Настя была уже рождена тинейджером, и переделать ее не могли никакие деньги или положение. Поэтому ему и приходилось ее контролировать в выборе нарядов.
– Надень тот костюм, что я привез тебе неделю назад. – Роман взял в руки свой портфель и приоткрыл тяжелую входную дверь. – И легкие шлепанцы на высоком каблуке.
– Это которые? – Настя тесно к нему прильнула и занималась теперь тем, что накручивала на пуговицу его пиджака тоненькую прядку своих волос.
– Это те самые, милая. Те, что я привез тебе вместе с костюмом. – Роман рванул к выходу, и Настя тут же взвыла. – Девочка моя! Ну что ты делаешь?!
– Я не хочу, чтобы ты уходил! – Ее губы дрогнули и поползли в сторону, а глаза наполнились самыми настоящими слезами, и она вдруг с чего-то всхлипнула. – Не хочу! Не хочу!!!
Это было что-то новенькое, и Роману мгновенно сделалось не по себе. Он снова прикрыл дверь. Повернулся к жене и, отцепив от своей пуговицы ее волосы, привлек Настю к груди.
– Ну что это за сырость, Настюха?! Ну что ты? – Он гладил ее по голове и целовал, прижимая к себе тесно, и снова целовал. – Ты чего расклеилась?
– Ты снова уезжаешь! А я снова одна! – И тут Настя заревела уже по-настоящему, основательно. – Ты где-то ездишь все время! А я одна! А я так хочу быть все время с тобой. Ты такой хороший стал, Ромочка! Раньше у нас было столько проблем…
– Ну, так то раньше!
– А теперь, когда все стало так хорошо, я стала бояться. – Настя вцепилась в его плечи, стиснув ткань пиджака до белизны в костяшках пальцев.
– Чего, глупенькая? Ну, чего? – Роман старался весело хмыкнуть, но на душе у него стало еще более скверно.
– Что однажды ты уйдешь и не вернешься! – Настя горестно всхлипнула, вытерла вспотевшей ладошкой мокрое от слез лицо и потянулась губами к его губам. – Ромка! Поцелуй меня, мерзавец! Поцелуй и пообещай, что мы все время будем вместе! Всегда! И в радости, и в горе, Ромочка, ладно?!
Он со вздохом прильнул к ней и целовал так долго и жадно, что у него у самого заболели губы. Тяжело дыша, он оторвался от нее и с болезненной алчностью оглядел ее всю с ног до головы.
Всклокоченные волосы, мокрые щеки, припухшие со сна и от слез глаза, пухлые яркие губы… Господи! Как же ему это было все дорого! Он не знал этого за собой прежде. Вернее, не подозревал, что может так глубоко и сильно чувствовать. А теперь… А теперь, когда узнал, ему стало до болезненных спазмов в груди страшно со всем этим расставаться…
– Настюха, а я ведь… я ведь так люблю тебя, малыш! – прошептал он вдруг с каким-то непередаваемым изумлением первооткрывателя.
– Это славно, Ромочка! – воскликнула она и тут же улыбнулась. – А то сон этот дурацкий! Думала, не проснусь!
– Что за сон? – Он встал перед большим зеркалом, поправил галстук и одернул на себе пиджак. – Ночью нужно спать, милая, а не сны смотреть.
Настя снова прильнула к нему сзади и, протиснув руки под его локтями, крепко обняла, забубнив ему в спину:
– Страшный сон, Ромочка! Будто бы твоя машина взлетает на воздух. Такой взрыв, ба-бах! Огонь, много огня… Так горячо, страшно. Стекла лопаются от огня, режут лицо.
– Кому режут лицо?! – У него просто сел голос от того страшного, что нашептывала ему в спину его жена.
– Ну… Я не знаю.. Просто больно было, и все…
Кажется, он ушел, даже не простившись и не поцеловав ее больше. Повернулся и на негнущихся ногах вышел из дома. И Настя, кажется, что-то еще говорила ему в след и просила о чем-то. Он уже не способен был слышать. Шел по дорожке, выложенной тротуарной плиткой к воротам, где ждала его машина с водителем, и все.
Нет, еще он очень четко способен был видеть все, что его сейчас окружало.
Сад…
Его великолепный сад, что-то с ним без него станет?..
Живая изгородь из белых кустовых роз, шелковистая трава, по которой Настя любила носиться босиком. Дубовые скамеечки, два фонтана. Выложенный речным камнем ручей, выбивающийся будто бы из земли, на самом-то деле искусная работа мастеров ландшафта.
Все скошено, подстрижено, привито, прикормлено…
Ничего лишнего, ничего ненужного. Даже птицы в его саду селились сплошь благородные. Ни воробьев, ни галок или ворон. Щелкал по весне соловей, да разрезали воздух стремительные ласточки. Все чинно, престижно, пристойно. Какие там еще существовали слова, определяющие его статус и положение? Стабильно? А вот тут-то как раз все и сбивалось. Еще вчера он думал именно так, а сегодня…
– Куда, Роман Иванович? – Водитель, хороший плечистый парень из бывшей местной шпаны, но не менее надежный от этого, потянулся к ключам в замке зажигания.
Словно во сне, Баловнев наблюдал за тем, как тянется его прокуренная заскорузлая щепоть к блестящей головке ключа, опоясанной пластмассой под янтарь. Сейчас… Сейчас… Сейчас… Сейчас он повернет ключ в замке зажигания, и все!.. Все взлетит на воздух к чертовой матери. И машина, и водитель, и сам он со своей непрожитой на полную катушку жизнью.
Так, нужно остановиться! Нужно успокоиться и попытаться мыслить логически.
Сейчас его машина ну никак не могла взлететь на воздух, потому что Вадик – так звали его водителя – выгнал ее из гаража, то есть успел ее завести и заглушить. Посторонних в их гараже нет и быть не могло. Территория его двора и сам дом находились под охраной камер внешнего и внутреннего наблюдения и здоровенного охранника в домике у задних ворот. Передние – более широкие и нарядные – выходили на оживленную городскую площадь. Проникнуть на территорию и не привлечь к себе внимания горожан было невозможно. Ну, и сам факт того, что Вадик уже успел завести машину и остаться-таки в живых, не мог не настроить на позитивный лад.
– Давай, Вадим, в офис, – распорядился успокоившийся Роман и полез в портфель за бумагами.
Мотор послушно заурчал. Машина, безропотно подчинясь навыкам умелого шофера, выехала за ворота и покатила по улицам их города.
Все чушь! Вздор! Бредни сумасшедшего!
Он не станет идти на поводу у неврастеника, страдающего бессонницей. И думать об этом больше не станет.
Роман расслабленно откинулся на сиденье, поерзал узлом галстука над верхней пуговицей сорочки и почти тут же забыл обо всем, занявшись изучением бумаг…
Он так замотался, так заработался, что почти забыл об обещании, данном Насте. Опомнился лишь, когда она сердито засопела на него в телефонную трубку.
– У, противный, – забубнила она непередаваемо очаровательным баском. – Сам обещал и забыл. Противный ты, противный…
- Предыдущая
- 12/61
- Следующая
