Выбери любимый жанр

Осколки ледяной души - Романова Галина Владимировна - Страница 14


Изменить размер шрифта:

14

А она не спала всю ночь, просидев в подушках с включенным по всей квартире светом. Не спала и слушала. Под утро ее сморил тревожный сон, в котором она все время от кого-то убегала. А проснувшись, Татьяна уже знала, что будет делать.

Она поедет к Степану и какое-то время поживет у него. Он будет против, она знала. Но ей непременно удастся его уговорить. Не зверь же он, в самом деле! Поймет наверняка, как ей плохо и страшно...

– Так что, Танечка? – вторгся в ее печали вкрадчивый голос Кирилла. – Может, переедем ко мне на дачу? Степан сердится, станет ворчать. А там вам будет предоставлена полная свобода действий. Так как?

Пора было прекращать подслушивать. Степан еще раз осторожно потрогал пальцами намечающуюся лысину. Растрепал волосы в этом месте, сделал пару шагов к кухонной двери и снова остановился.

С чего-то ему вдруг стало интересно, что ответит Кирюхе Верещагина. Поедет или нет на дачу к нему и вместе с ним? Последний вопрос друга яснее ясного намекал на то, что в одиночестве она страдать не станет.

Переедем или нет?.. Степан скривился.

А что? Пускай катится! Баба, как говорится, с возу... Пускай катится ко всем чертям, и Кирюха тоже пускай катится вместе с ней. Тоже фрукт! Только по Нюсе своей сопли размазывал, а тут же Верещагину начал окучивать. Она же не в его вкусе!..

– Танюша-аа, э-эй! Вы меня слышите? – Кирилл даже пальцами пощелкал у нее перед лицом, пытаясь выдернуть ее из прострации, в которой она пребывала. – Едем?

– Я не знаю, Кирилл. – Татьяна вздохнула и укрылась за чашкой с зеленым чаем, что он ей приготовил. Отхлебнула, подержала во рту и проглотила затем осторожно. Чай он ей приготовил неважный. – Пускай Степа скажет.

Лихо! Степан снова разозлился, теперь уже без промедления двинувшись в кухню. Он еще и решения должен принимать за нее! Лихо...

– О чем разговор? – вяло поинтересовался он, хотя слышал все от первого до последнего слова.

– Да вот предлагаю Татьяне пожить у меня на даче, раз ты против того, чтобы она жила у тебя. – Кирилл повернулся к Верещагиной спиной и смотрел теперь на друга умоляющим скорбным взглядом из разряда: ну, будь ты человеком, помоги, а!.. – А она на тебя ссылается.

– Мне по барабану. – Степан скривился другу в лицо, но так, чтобы Татьяна не видела. – Пускай едет, если ей так хочется.

Сказал и сел к столу завтракать. С хрустом откусывал от целого огурца, заедая его ломтем черного хлеба, и без устали таскал с тарелки колбасу. Крабовые палочки, что зажарил Кирюха для Верещагиной, он принципиально не трогал, хотя и любил. Пускай уж дама угощается, раз тут перед ней так выкладываются.

А дама расстроилась. Такого откровенного равнодушия с его стороны, если честно, она не ожидала.

Болван! Бесчувственное, неструганое бревно! Неужели не видит, как ей сейчас плохо?! Неужели ни капли сострадания в нем нет?! Немного-то ведь успели они узнать друг друга, и должен он был понимать, каких трудов ей стоило заявиться к нему. И что все это было продиктовано не минутными капризами, а страхом. Самым настоящим, жутким и почти осязаемым. От которого звенит в ушах и дико заходится сердце. А ему по барабану...

– Едешь, нет? – нелюбезно глянул на нее Степан и тут же чуть смягчился: – Думай сама, я тебе здесь не указ. Хочется, поезжай. У Кирюхи там классно. Все условия есть и для работы, и для отдыха, и для... Гм-мм, ну да тебе еще предстоит узнать.

Зачем сказал?! Прозвучало глупо! Глупо и ехидно. Если не дура, поймет, что он злится. А поняв, начнет думать: что да почему. А ему того не надо. Он и сам не знает, отчего бесится.

– Я бы пожила здесь, – ответила через силу Татьяна, решив стоять до последнего. Если уж снова начнет выносить ее вперед ногами, тогда уж поедет к Кириллу на дачу. – Если ты не против, конечно. Здесь мне и до работы ближе. И вообще...

Кирюха мгновенно сник и к столу подсел уже без былого оживления. Сразу стал ныть, поглядывать на часы, вспоминать несчастную обиженную Нюсю. И когда через полчаса она позвонила ему на мобильный, тут же сорвался и уехал к ней.

Завтрак они заканчивали в полном молчании. Вернее, это Степан завтракал. Верещагина же ерзала кружкой с нетронутым чаем по столу и смотрела все время куда угодно, только не на него.

Зато он разглядывал ее без смущения. Разглядывал и силился понять, чем же она так пленила его друга. Видел тот ее впервые и сразу запал настолько сильно, что начал зазывать к себе, а это подразумевало...

Ну, да неважно, что это подразумевало. Все взрослые люди были, понимали.

Сегодня она, кстати, выглядела не так свежо и шикарно, как обычно. Лицо бледнее обычного, темные круги под глазами, губы совершенно бесцветны. Простенькая юбочка, вытянутый на локтях свитерок. Да, не так, как всегда. И еще потерянно как-то. Не было обычной самоуверенности, от которой она задирала нос. И взгляда холодного не было – обычного ее атрибута.

– Так что там у тебя стряслось? – спросил вдруг Степан и тут же пожалел об этом.

Ну, вот зачем?! Тебе-то какое, собственно, до этого дело?! Не терпится быть втянутым в историю? В ее историю? Мало муторных походов по театрам и музеям? Мало потерянных вечеров? Так она тебе добавит, не сомневайся. Добавит так, что белый свет тебе с алтын покажется. Идиот, что тут скажешь! Был бы умным, отделался бы от нее еще тогда, в кафе...

– Стряслось то, что вокруг меня начали умирать люди, – проговорила Верещагина чуть слышно. – Не в том смысле, конечно, не в буквальном. А соседи... Сначала одна женщина с первого этажа. Потом соседка через стенку. А потом этот мой замок.

– А подробнее можно? – сразу скис Степан, услышав упоминание о смерти.

Этой гадости он не терпел. Никогда не шел в понятые, если дело касалось аварии или убийства. Никогда не ездил на опознание. Никогда не смотрел на покойников, даже если доводилось присутствовать на похоронах. Потому что ненавидел смерть. Ненавидел и всячески старался избегать ее соседства. Он даже... к гробу матери не подходил, боясь не запомнить ее живой. А тут вдруг у Верещагиной такая история.

– Я сначала не обратила внимания на ее слова, – во всех подробностях рассказывала она Степану о том, что произошло с ней за последнее время. – А потом, когда и ее не стало... И опять эти царапины на замке...

– А может, это просто совпадение? Или мелкий домушник решил поживиться твоим имуществом, пока ты на работе. А? Может, совпадение? – все еще не хотел он терять надежду на то, что, может, пронесет и все страхи Верещагиной окажутся пустыми.

– Ты в это веришь? – изумилась Татьяна, подняв на него бездонно-голубые грустные глаза.

– Нет.

Он не верил, конечно, потому что вообще в совпадения не верил. Кроме разве что одного совпадения, столкнувшего его с Верещагиной тем пасмурным днем. Зашел бы чуть позже и не встретил бы ее. И не сидела бы она сейчас напротив него и не обременяла своими проблемами.

Пожил, черт побери, спокойно!..

– Я думаю, что я следующая, – выдохнула она со всхлипом. – Так не хочется умирать, Степа! Никогда бы не подумала, что это так... противно.

– Противно?

– Противно! Страшно, конечно же, несомненно. Но противно-то как! Ты живешь себе, никого не трогаешь и вдруг, сама того не ведая, переходишь кому-то дорогу. И за тобой начинается самая настоящая охота. Противно быть дичью, Степа!

Она выбралась наконец со своего места и принялась убирать со стола. Засучила рукава свитера, обнажив изящные бледные руки, и принялась споласкивать чашки и тарелки.

Он хотел ее поначалу остановить, но потом вспомнил, что Ираида Васильевна придет только во вторник. Сегодня была суббота. Не стоять же грязным тарелкам в раковине еще три дня. Пускай, в конце концов, хоть чем-то платит за его вынужденное гостеприимство.

Нет, ну что все-таки нашел в ней Кирюха? Надо бы спросить. Сегодня вечером они встречаются на фирме, там и спросит...

Кирюха заявился в офис, уже когда Степан сворачивался.

– Извини, брат, Нюся совсем осатанела, – покаялся Кирилл, с тяжелым вздохом опускаясь за свой стол. – Разборки, разборки, сплошные разборки. Родичей привлекла. Слезы, хай... Дошло до того, что начали звонить знакомому наркологу. Кодировать меня собрались. Ну не дураки?!

14
Перейти на страницу:
Мир литературы