Неплохо для покойника! - Романова Галина Владимировна - Страница 13
- Предыдущая
- 13/47
- Следующая
Половинка сосиски и булочка мгновенно исчезли в пасти ненасытной дворняжки, поумерив ее озлобленность больше чем наполовину.
– Ну и где твой хозяин? – осмелилась я почесать его за ухом. – Если, конечно, он таковым является…
Представить себе Мишку, который был для меня воплощением неорганизованности и безответственности, в роли хозяина какой-либо живности было выше моих сил. Пес уткнулся мне в ладони влажным носом и жалобно заскулил.
– Идем в дом, посмотрим, – предложила я и взяла его за ошейник.
Пес заскулил еще громче и засеменил за мной следом. Скажу честно, этот его скулеж порядком действовал мне на нервы, которым за последний год и так досталось крепко.
– Идем, идем, не бойся, – приободрила я дворнягу и почти силой втащила в темные сенцы. – Если этого разгильдяя нет дома, мы оставим ему записку…
Я рванула дверь в дом, который состоял из темной кухоньки и единственной комнаты с одним окном, и ноги мои будто приросли к полу.
Михаил лежал поперек дивана, уткнувшись лицом в груду тряпья, которое, очевидно, служило ему постельным бельем.
– М-ми-иша! – сипло выдавила я, делая робкий шажок по направлению к дивану. – Что с тобой?!
Ответом мне была тишина. Мысли в голове хаотично завертелись, крутясь вокруг одного страшного и холодного слова – смерть!
– Мишка! – заорала я, пытаясь справиться с охватившим меня ужасом. – Очнись же наконец!
Но он не шевелился. Стараясь не слушать стук своего сердца, я подлетела к дивану и резко повернула Михаила на спину. И почти тут же комнату огласил его богатырский храп. Не помня себя от только что пережитого волнения и облегчения, волной нахлынувшего на меня, я принялась стегать его по щекам, не забывая при этом приговаривать:
– Опять нажрался, поросенок? Я тебе деньги на что давала?
Мишка безвольно мотал головой, пытаясь что-то пробормотать сквозь плотно стиснутые зубы. Наконец у него это получилось, и он с чувством выдохнул, обдав меня стойким запахом перегара:
– Аннушка, душа моя! Ты так меня выручила!
А вот этого ему говорить не стоило. Скрипнув зубами, я бегом вернулась в сенцы, схватила ведро воды и выплеснула его содержимое прямо на наглую физиономию моего приятеля.
– Мерзавец! – с чувством выдала я, присовокупив к этому еще пару словечек из лексикона Антонины.
– Анька! Ты чего?! С ума сошла, что ли?! – Мишка подскочил словно ужаленный и вытаращил мутные глаза, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, а сознание – на происходящем. – В натуре, с ума сошла!
Признаюсь, мое поведение не было корректным по отношению к нему, но оставить безнаказанным очередной его свинский поступок я тоже не могла.
Мишке порядком досталось: я мутузила его, шлепала по щекам, трепала за воротник джинсовки, разражаясь при этом гневной тирадой. Поначалу попытавшись еще возмущаться, он затем как-то сразу сник и почти безвольно стал принимать на свою голову мои тумаки.
– Да, я был не прав! – виновато шмыгнул он носом, когда я выдохлась и плюхнулась на табуретку посередине комнаты. – Я немного выпил…
– Немного?! – повысила я голос.
– Немного больше нормы, – быстро поправился он и, подняв на меня голову, вдруг неожиданно заулыбался: – А ты знаешь, Ань, ради того, чтобы видеть тебя такой, я готов напиваться хоть каждый день.
– Ты не особенно радуйся-то, – предостерегла я его, но любопытство все же взыграло, и я спросила: – Какой – такой?
– Такой живой, импульсивной, темпераментной, – принялся загибать он пальцы. – Скажу честно, такой я вижу тебя впервые!
– Ну и как?
– Такой ты и должна быть! Не замороженной, сухой и чопорной, а именно такой! – изрек мой дружок и неожиданно попросил: – Ань, плесни водички. Только не на голову!
Я принесла ему ковш воды и, отдав в руки, наблюдала, с какой жадностью Мишка припал к его краю.
– Ну надо же! Вроде как век не пил! – подивилась я неуемной жажде приятеля.
– Да! Вкусно. Спасибо! – Он отставил ковшик в сторону и внимательно на меня посмотрел: – А ты чего приперлась-то? Мы же договорились, что встретимся тогда, когда возникнет необходимость.
– А она как раз и возникла, – прозвучал мой ответ, и не без ехидства было добавлено: – А у тебя, полагаю, эта самая необходимость возникла бы нескоро…
Уколов его в очередной раз, я выложила на колени магнитофон и продемонстрировала ему запись, которую с таким вниманием до этого слушала Валентина. Но, в отличие от нее, Михаил прослушал все до конца. Более того, он несколько раз просил перематывать ее обратно и вновь настороженно вслушивался в ничего не значащие фразы.
Когда же, потеряв терпение, я отключила магнитофон и, сунув его обратно в сумку, сердито уставилась на Мишку, тот неожиданно свел брови и сурово спросил:
– Где ты его взяла?
– Чего? – опешила я от неожиданности.
– Магнитофон. Такая техника в магазине не продается…
– Ты чего, Мишка? Всю память пропил? – захлопала я ресницами. – Это же ты его мне подарил! Еще когда в своей фирме трудился! А я его немного усовершенствовала, спрятав в сердцевину книги…
– Может быть, но я что-то не помню. Но не это сейчас важно…
– А что?
Михаил пригладил растрепанные волосы, заправил рубашку под ремень брюк и разразился такой гневной тирадой, что я от неожиданности потеряла дар речи. По его рассуждениям выходило, что я по меньшей мере достойна сурового порицания, ну а по большей – по мне плачет тюрьма…
– Ты это… того! – покрутила я пальчиком у виска. – Говори, да не заговаривайся!
– Анька! – совершенно серьезно начал Мишка. – Мне ни черта это не нравится! Ты судья! И все твои действия должны быть правомерными и не противоречить нашему российскому законодательству!
– Ну, и что дальше? – прервала я его напыщенную речь. – Я уже сегодня слышала, что я являюсь олицетворением и так далее… Нового мне что-нибудь выдай…
– А новое то, что, наверное, зря я согласился во всем этом участвовать.
– Почему?
– Потому! – огрызнулся он и насупился. – Потому что, хочешь ты того или нет, но это твое расследование обязательно толкнет тебя на неблаговидные поступки. Эта запись, кстати, не санкционированная прокурором, тому подтверждение. А тебе эти самые поступки совершать нельзя! В ходе твоего расследования ты обязательно преступишь закон! Пойми ты это!
Я его, конечно же, понимала. Ох, как я его понимала! Но кто захотел понять меня? Кто просыпался вместе со мной в холодном поту, увидев во сне фрагменты своего мужа, на опознание которых меня привезли в морг? Кто вместе со мной бился лбом о стену, пытаясь найти виновника его гибели?
Нет! Конечно же, я не была одинока! Мне помогали, поддерживали, вели расследование. Но все это было в соответствии с «процессуальным порядком», как изволили мне объяснить. И перевернуть этот самый порядок с ног на голову никто не хотел, да и не мог. Мне долго объясняли, терпеливо выслушивали, но дальше этого дело не шло. И препятствием этому был Закон, на страже которого стояла и я…
– Ань, ты слышишь меня? – привстал со своего места обеспокоенный моим задумчивым видом Мишка.
– Слышу… Но отступать не хочу! Потому что я не могу больше с этим жить!
– Но может случиться так, что тебя дисквалифицируют! – попытался он нажать на меня.
– Пусть! – упрямо заявила я.
– И ты все равно ничего не добьешься, – продолжил Мишка.
– Пусть! Но я не буду жить с вечным чувством вины, что не нашла убийцу! Видел бы ты на похоронах глаза его дочери! – Нервы мои наконец не выдержали, и я заплакала. – Не могу больше, Мишка! Просто не могу! Я должна что-то делать!
– А почему именно сейчас? Почему не раньше? В то время, когда шло следствие? – совершенно искренне изумился он.
– Потому, что только сейчас я нашла в себе силы! Потому, что до сих пор была как сомнамбула!
Я еще что-то лопотала сквозь слезы о своем душевном надломе, в котором прожила последние полгода, о том, что только сейчас ощутила в себе силы для того, чтобы жить. А когда Мишка опять попытался что-то толковать мне о профессиональной этике, я послала его к черту.
- Предыдущая
- 13/47
- Следующая
