Любитель сладких девочек - Романова Галина Владимировна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/57
• Следующая

Маша, дернув шеей, согнала с лица длинную челку и уставилась на него темно-серыми – точь-в-точь сизое небо над их головами – глазами и, еле разжимая бескровные губы, спросила-таки наконец:

– А что именно вы собрались со мной делать?..

Этот вопрос волновал ее с той самой минуты, как этот человек возник в поле ее зрения. Сначала она услышала его голос. Так, ничего себе голос, хотя особенной мужественности в его вальяжных перекатах при слове «господа» она не услыхала. Потом появились его ботинки на толстой подошве, добротные и наверняка дорогие. Брюки… хм-м, аккуратно выглаженные, но почему-то все в снегу. Как если бы он долгое время катался по земле, имитируя лошадиные забавы. Теплая пуховая куртка… Ну, конечно же, «Блок Бастер», и не из тех, что на рынке по полторы тысячи рэ. В этом Маша разбиралась неплохо. Стильная вязаная шапочка, низко надвинутая почти на глаза. Рассмотреть их цвет не представлялось возможным: перед ней постоянно метались тени ее мучителей. И этот непонятно откуда взявшийся человек то появлялся, то вновь исчезал из поля ее зрения. Они закурили, потом что-то обсуждали. Говорили даже что-то о ней. Пару раз недоуменно ударило по ушам патриархальным словом «свадьба», непонятно, конечно же, в какой связи. Ей удалось незаметно ото всех за рукав подтянуть к себе отброшенную ими телогрейку и кое-как пристроить ее на своем почти обнаженном теле. Холодно было до зубовной ломоты. Еще больше стыдно – за свою беспомощность и глупость. Мелькали же в мозгу подозрения, что Нинка неспроста отлучалась пару раз, а потом вдруг ни с того ни с сего поволокла ее бог знает куда по мизерной нужде. Нет, поперлась. И вот, пожалуйста… Хорошо, что этот добряк вовремя появился, а то бы разнесли ее клочки по закоулочкам этого кладбища разлагающегося хлама. Хотя кто его знает – такой ли уж он добряк?..

Она стала вслушиваться, и когда тот внезапно отвердевшим голосом начал требовательно называть Марию своей женщиной, ей снова сделалось жутко.

Почему, спрашивается, каждый считает своим долгом вмешиваться в ее жизнь и корежить там все, выворачивать наизнанку, навязывать ей что бы то ни было? Это что, епитимья такая на нее наложена вкупе с традиционными именем, фамилией и отчеством? Когда же ей будет дозволено, наконец, сделать хоть что-то самостоятельно? Принять какое бы то ни было решение? Устроить все так, как хочется ей и только ей одной. Без вмешательства пап, мам, мужей, друзей…

Но тут он упал перед ней на колени. Зарыл свои длинные, совсем не рабоче-крестьянские кисти рук в грязный снег и принялся тереть их друг о друга.

Маша поняла это по-своему. Потому и протянула ему свой платок. Скользнула быстрым взглядом из-под упавших на лоб волос по его лицу и подивилась темным кругам у него под глазами. Сами же глаза были совершенной, нетронутой ни единым вкраплением прозрачной голубизны. Девчоночьи длинные ресницы, бровей видно не было из-за нижнего края шапки, но ресницы были приятного темно-русого оттенка. Голубые глаза, пушистые ресницы, яркий, совсем не властный рот, далекий от совершенства хрящеватый нос и эти темные полукружья… Нет, что-то с ним все-таки было не так, с этим парнем. Вроде на первый взгляд приятен и презентабелен: одежда, манеры, опять же глаза смотрят достаточно открыто, пусть с легкой самоиронией, но безо всякого зла на самом их дне.

Но вот как раз это-то и настораживало…

С чего бы такому славному парню оказаться в их захолустье? Что он забыл на их консервном заводишке? Пускай платят неплохо, но совсем недостаточно для того, чтобы носить на мизинце золотую печатку с россыпью бриллиантов по черному полю оникса… И уж совсем-совсем непонятен его рыцарский порыв, затащивший его в этот отстойник. Она же не была дурочкой и знала, что бесплатный сыр может быть только в мышеловках. А отсюда следует: если он взялся вытаскивать ее из дерьма, значит, что-то ему от нее нужно.

Об этом она у него прямо и спросила.

Первое мгновение, самое первое крохотное мгновение, он озадачился враждебностью, с которой Маша задала вопрос. Но тут же беспечно пожал плечами и совсем уж беззаботно брякнул:

– А черт его знает! Сам не знаю, что на меня накатило! Ладно, поживем-увидим. Ты бы это… встала все же. У вас ведь, женщин, там всякого добра внутри полным-полно. Застудишься, начнутся какие-нибудь осложнения, потом рожать не сможешь.

– А нужно, чтобы я рожала? – подивилась она такому повороту и сделала попытку приподняться со снега.

Заледеневшие ноги плохо слушались и расползались в разные стороны, колом торчали посиневшие коленки, руки не хотели разжиматься. Тут ведь еще нужно было заботиться о том, чтобы никакая часть ее тела не стала предметом достояния его пристального внимания. А смотреть, да как пристально, он умел. Серьезный, ничем не замутненный взгляд. Смотрит, как на копошащегося под микроскопом паука и гадает, наверное, как долго еще протрепыхается ее приплюснутое обстоятельствами тельце.

«Упрямая…» – думал Володя, наблюдая за тем, как Маша пытается подняться на ноги.

Его помощь она отвергла сразу, не позволив даже подхватить за локоть. Отчаянно затрясла заострившимся подбородком и пискнула что-то жалобно-беспомощное. При всем при том старательно пыталась скрыть от его глаз свою наготу. Чудачка!.. Пока она куталась в свою уцелевшую телогрейку, он предостаточно натаращился на все, что плохо скрывали разодраные в клочья ее тряпки. Все рассмотрел и с прискорбием констатировал, косясь на нежно-розовый сосок груди, что девочка-то, оказывается, очень-очень даже ничего. Почти даже в его вкусе. Поразительно белая и, невзирая на крупные пупырышки мурашек, гладкая кожа. Длинные ноги. Странно, что он этого не заметил раньше. Хотя такие порты да сапожищи любое совершенство изуродуют. Объем груди – к чести его надо отметить – Володя определил навскидку еще в столовой. Как только Федька облапил ее, выставив на всеобщее обозрение, так он сразу, почти автоматически его и засвидетельствовал. И сейчас удовлетворенно хмыкнул, поняв, что не ошибся: конкретный третий, сомневаться не приходилось. В этот момент, поймав его взгляд, сопровождающийся удовлетворенным похмыкиванием, Маша как раз в очередной раз съезжала по бортику ржавого автомобильного кузова в снег. Руки ее, словно крылья, инстинктивно разлетелись в разные стороны, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Телогрейка свалилась с голых плеч, и ее белые крупные груди, словно ошалевшие голодные поросята, вывалились наружу, розовыми пятачками сосков целясь прямо в него.

«Черт, черт, черт! – мысленно простонал Володя, едва не дав отсюда деру. – Вот влип так влип! Гарик меня повесит за одно место, если узнает! Могу представить его вселенский вопль по этому поводу! Черт, но хороша же… Ну так хороша… Хотя при таком теле мордашка могла бы быть и поинтереснее… Нет, надо срочно спасать ситуацию!»

Как это ни странно, спасти ситуацию удалось Нинке. Словно и не она являлась участницей подлого тайного заговора против своей напарницы. И вовсе не она завлекала ее в ловко расставленные отщепенцами сети. Она ворвалась с накрашенным возбуждением лицом и, рухнув перед Машей на колени прямо в снег, принялась натягивать на нее принесенную одежду. Чьи-то гигантских размеров спецовочные штаны и растянутый до размеров ветряной мельницы неопределенной расцветки свитер.

– Давай, Машунь, – хлопотала благочестивая Нина, терпеливо втискивая негнущиеся Машкины ноги в широченные штанины. – Твоих вещей что-то в шкафу не оказалось. Вот, принесла что сыскалось. Застыла совсем, беда какая…

О том, что беда с той могла произойти порядков на сотню покруче, Нина благополучно подзабыла. Прямо как подключилась к акции по спасению, так все напрочь из головы и вылетело. Ухлопотала Машу едва не до обморока, не поленившись даже завязать концы платка у той на затылке.

– Все, Мань, порядок, – с воодушевлением пробормотала Нинка и любовно оглядела напарницу с головы до ног. – Будто ничего и не случилось. Только это… Чего же дальше-то теперь будет?

• Предыдущая
• 11/57
• Следующая