Рубикон, или Мир в латах - Романецкий Николай Михайлович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/40
- Следующая
Говорят, он отголосок прошлого века. Говорят, лет семьдесят назад среди русских было много таких, не знаю, я не спец по истории России, но сомневаюсь, потому что государство таких людей долго существовать не может: они перегрызут друг другу глотки. А Россия жива и поныне… Но, наверное, ЮНДО нужны именно такие люди, ведь не зря же он так быстро выдвинулся из самых низов и никто никогда не был против него при очередном выдвижении. Может быть, может быть… Может, будь в ЮНДО побольше таких парней, как Рыманов, — и не валандались бы мы с кригерами столько лет. И не было бы вовсе «Мэджик стар» с обширным радиоактивным заражением. И не убили бы моего приятеля Жюля Карне…
Но мы такие, какие есть, со всеми нашими недостатками, и Рыманов среди нас один. Исходит от него некая магическая сила. Уж он бы на месте Вацлава Глинки не застрелился. Уж он бы нашел выход. А вот начальник мой бывший свел счеты с жизнью. Видно, господа кригеры накопали что-то против него, несмотря на всю нашу секретность. Не случайно же, в самом деле, приходил к нему этот неизвестный. Слабачок оказался наш чех!..
А вообще, клянусь мамой, мне вся эта история не нравилась с самого начала. Но начальство скомандовало — деваться некуда! Умри, но исполни во славу! Вот и исполнили… А начальство-то наше оказалось того, слабовато оказалось наше начальство. Совесть его, видите ли, закушала! Знаем мы эту совесть, сами с ней не раз встречались. Страх называется! Наворотил дел и решил, что пора в кусты. А в кустах-то не спрячешься — фигура не та. Не найдешь подходящего куста! Вот и получилась пуля в лоб. И вечная память Вацлаву Глинке, беззаветному борцу за освобождение человечества от заразы оружия!
Но это я так, в порядке ерничанья. А сложилось все очень серьезно. Карне был наш лучший диггер, зубы мужик съел на этой работе. И кокнули его вчистую, безо всякой надежды на будущее. В Ассоциации тоже не дилетанты ошиваются. Так что прощай, друг мой Жюль Карне, псевдоним Орфей, товарищ по оружию и приятель в жизни. Бакстер только и успел некроматрицу записать, в надежде на хорошего акцептора. Это он уже потом нам все объяснил: и идею, и возможности, — и об отсутствии гарантий не забыл сказать. Сами понимаете — впервые в мире и все такое прочее! А шеф-то и ухватился! Им, шефам, на самого Жюля, конечно, наплевать, главное, чтобы диггера не потерять. А тут еще и багаж Жюля сохраняется. Нового-то диггера готовить, сами понимаете, сколько надо. Это не фунт изюма сжевать! А такого, как Жюль, ни с каким изюмом не сделаешь, такие от Бога, раз в столетие появляются!..
Уж если пруха пошла, то всегда цепочкой. Как раз в эти же дни приносят сногсшибательную информацию об интересном пацане из Сибирского спецсанатория, одной из кормушек, где «внуков Чернобыля» пасут. Слетали мы с Бакстером туда, привезли парня. Ничего пацан, только подавлен очень. У него как раз мать руки на себя наложила. Понятное дело, наложишь, когда осознаешь, какого монстра на свет Божий произвел. Даже если сынок твой — красавчик красавчиком, у мутантов бывают такие расклады. Да и парня жаль, как ему жить с таким даром, всю жизнь с металлическим горшком на голове ходить?.. Тоже руки на себя наложишь!
Ну, наши и смекнули, что такой дар для агентурной работы поистине дар Божий! Да еще Бакстер покумекал вокруг парня, покрутил его, пощупал своими приборами и объявил нам, что уровень чувствительности можно резко снизить (это, так сказать, для повседневного употребления), а для пиковых ситуаций можно на время повышать. Это, правда, для парня не совсем безопасно, но все же хлеб. Иначе-то ему все равно не жить, сам бы себя кончил. Бакстер в этих мутантских делах маракует, сам плюс-мутант. Вся разница в том, что пацан сибиряк, а родина Бакстера — штат Колорадо. Лагеря разные, а суть одна!
В общем, как скроили, так и сшили. Пошел я смотреть на новичка. Захожу в палату — батюшки! — Жюль передо мной. Собственной персоной! С того света явился!.. Этого даже Бакстер не сумел толком объяснить. Он-то, когда матрицу Жюля на пацана переписывал, думал, что получит молодого парня с опытом агентурной работы, присущим такому зубру, как Жюль. А тут лежит перед нами пятидесятилетний мужик. Или сорокапятилетний — сколько ему там было?.. Жюль и Жюль! У нас чуть крыша не поехала. Но оклемались, все, как говорится, к лучшему. Однако заходили к нему поначалу в шлемах, пока не убедились, что без активатора он ничего не слышит. А здесь и еще одна вещь выясняется. Оказывается, когда ты на него смотришь или по телеку за ним следишь, он — Жюль как Жюль. А вот если сфотографируешь его или видеозапись сделаешь — ан нет! — не Жюль это перед тобой, а семнадцатилетний пацан Илья Муромов. Но по словам и поступкам — все равно Жюль. От такого поворота и у Бакстера мозги вывернулись. Только глазами похлопал и ни гу-гу!
В общем, покрутили-повертели, риск, конечно, есть, особенно, если операция в Гринкоусте затянется. Расколют этого Жюля, не иначе! Хотя, конечно, повозиться им придется, у кригеров тоже нормальные мозги, без вывертов. И вот Бакстер начинает ныть, что в такой ситуации он ничего гарантировать не может, дело, мол, новое, никем не опробованное и все прочее. И вообще такой феномен не к врагу в пасть посылать надо, а добросовестно изучать со всех сторон и с вящей прилежностью. Ну, Бакстеру-то глотку заткнули, у нас монету получает, а не в медицинском центре академика Кашпировского-младшего!
Но сами начали думать. И Глинка надумал. В случае, если потребуется ускорить операцию, предложил он такую штуку. Давайте, говорит, в случае необходимости аккуратненько выдадим Ридера Ассоциации, осторожненько так, через Артура. А для гарантии маячком подстрахуемся! Сказано-сделано! Объяснить Жюлю-2 необходимость еще одной операции труда не составило, он и так Бакстеру в рот смотрел, а операцию Гюнтер сделал на все сто процентов
— никакой рентген не поможет. Разве что вскрытие трупа. Но до этого ведь еще добраться надо, а Жюля в труп превратить — еще та проблема! Во Франции, когда его — настоящего Жюля — кончали, он их десяток покрошил в мелкое крошево.
В общем, оклемался наш новоиспеченный Жюль, разработали мы ему легенду и отправили болезного космонавта отдыхать в Гринкоуст, на Солнечные Пески, в бархатный сезон. Самому ему, конечно, ни гу-гу. По внутренней легенде он послан найти следы пропавшего Генриха и отыскать передатчик.
И тут началось. Содом с гоморрой!.. Глинка кончает жизнь самоубийством, Збигнева Кшижевского арестовывают, Рыманов отделывается легким испугом, параллельно выясняются просчеты наших предыдущих руководителей, павших смертью храбрых в борьбе за… Информация об Ультиматуме просочилась в мир. Кригеры, конечно, сразу уши топориком, хоть виду и не подают. И поняли мы, что попали в ситуационную воронку, выход из которой только один — через узкую часть, куда нас и затягивает. И как не время сейчас разбираться, кто прав, а кто виноват: все на волоске висит… Но я в очередной раз убедился, что дело, которым мы занимаемся, как-то тихо и незаметно для постороннего глаза из блага превратилось во зло. Грязновато стало в нашем доме. Грязновато и вонять начало. Предательством, трусостью и аппаратными играми. Воистину, благими намерениями… Думается, Глинка еще и поэтому свел счеты с жизнью. От кригеров с их шантажом он бы отбился — и не из таких переделок выходил. А вот пережить крушение мечты не смог человек. Наверное, он тоже представлял себе все гораздо проще, думал — раз-два и в дамках! И вот тебе поцелуи благодарного человечества. Только от таких поцелуев трупные пятна появляются!.. Наверное, он тоже думал, что разоружение — прямая дорога, по которой можно шагать семимильными шагами. Мы тоже все так думали. И все пытались. Вот штаны и порвали! И дерьмо еще долго разгребать придется. Не только нам, но и детям нашим и внукам тоже. А может быть, и правнукам. Но сейчас главное — тут я с Рымановым согласен — выбить почву из-под Ультиматума. Чтобы все вернулось на круги своя. И тогда можно будет начинать все по-новой, аккуратно, с учетом уже совершенных ошибок. Что поделаешь, задний ум — наша самая крепкая позиция. И ошибки эти мы должны исправлять сами, а не перекладывать ответственность на чужие плечи. Конечно, все мы — люди свободные. Можно, конечно, и выйти из игры. Как это сделал Вацлав Глинка. Или иным способом. Свобода, конечно, высшая категория среди человеческих ценностей. Но есть категория, которая дороже свободы. Нравственностью называется!.. Вот потому-то я и нахожусь сейчас в чреве здоровенного «Ильюшина». Я и полсотни моих парней. Парни мои, правда, не размышляют о свободе и нравственности. Они просто-напросто выполняют задание. И слава Богу!
- Предыдущая
- 32/40
- Следующая
