Bce тайны мира Дж. P. Р. Толкина. Симфония Илуватара - Рутиэн Альвдис Н. - Страница 13

• Предыдущая
• 13/38
• Следующая

Слава как высшая категория героики германских народов была хорошо известна деятелям культуры первой половины XX века. Так, в отечественном фильме «Минин и Пожарский» выведен отряд скандинавских наемников, переходящий с одной стороны на другую. Когда они снова собираются служить полякам, то шляхтич (хоть и враг, но славянин!) укоряет их: «Вы много сражались и вместе с нами, и против нас», на что предводитель скандинавов гордо отвечает: «Мы много сражались и вместе с вами, и против вас. И каждый раз – со славою». Этот пример отлично показывает не только суть менталитета германских народов, но и отношение к нему.

Заметим, что такое мировоззрение – языческое по своемупроисхождению, посколькудля викингов смерть – это путь в Вальхаллу, чертог мертвых, где Один собирает героев для Рагнарек, Битвы гибели мира. Мировоззрение континентальных германцев известно менее детально, однако и там верховный бог Вотан собирает сонм убитых в Дикую Охоту, которую и возглавляет. Поэтомудля древнего германца героическая гибель – не только возможность обрести бессмертие в славе, но и вход в своеобразный рай для воинов. Подчеркнем, что исключительной особенностью скандинавской культуры является посмертное разделение на воинов, павших в бою (они идут наверх к Одину, в Вальхаллу), и всех остальных (они идут вниз, в Хель); ни у одного из языческих народов ничего подобного нам не известно. После христианизации эти представления, разумеется, были отвергнуты как религиозная концепция, но остались на уровне архетипа германской культуры.

Итак, «северное мужество» представляет собой доблесть ради славы, когда практически неважно, против кого и за что ты сражаешься, тем более неважно, удалось ли победить. У Толкина это ярче всего отражено в «Сильмариллионе», в образах Феанора (и его сыновей), а также Турина Турамбара.

Мы не станем здесь пересказывать историю Феанора – читавшим «Сильмариллион» она известна, а незнакомых с этой книгой краткий пересказ скорее запутает, чем просветит, – приведем лишь необходимую цитату. Когда Феанора и его воинство, проливших кровь эльфов, проклинает Владыка Судеб, гордый герой отвечает: «Нас пугали многими лихами, и предательством – в первую голову; об одном лишь сказано не было: что нас погубит испуг, трусость или боязнь трусости. Потому говорю я, что мы пойдем вперед, и предрекаю: дела, свершенные нами, будут воспеты в песнях – и не забыты до последних дней Арды». Как видим, это чистое воплощение северного мужества, где доблесть и слава затмевают все остальное.

Другая важная деталь. Несколько ранее по сюжету, когда Феанор узнает, что созданные им светящиеся алмазы Сильмарили похитил Моргот, то произносит вместе с сыновьями свою знаменитую Клятву, «…клянясь ненавидеть и преследовать Стихию Мира, демона, эльфа или нерожденного еще человека, или иную тварь, большую или малую, добрую или злую, когда бы ни пришла она в мир, – любого, кто завладеет, или получит, или попытается укрыть от Феанора или его наследников Сильмарили» (Выделено мною. – А.Б.). Несмотря на обстоятельность Клятвы, массу перечислений в ней, она не содержит интенции вернуть Сильмарили. Перед нами очевидное воплощение принципа «битва важнее победы». После этого читателей «Сильмариллиона» ждет история Первой Эпохи, когда сыновья Феанора сражаются за Сильмарили – и против Моргота, и против эльфов, но в итоге Алмазы отца им так и не достаются.

Феанор и его сыновья, несомненно, не принадлежали к числу персонажей, любимых Толкином, чего нельзя сказать о Турине Турамбаре. Этот образ возник как синтез финского сюжета (к которому мы обратимся в соответствующем разделе) с некоторыми деталями скандинавского сказания о Сигурде, но исключительную художественную выразительность ему придает не событийный драматизм, а особое восприятие темы судьбы. Это же делает образ Турина стоящим особняком в творчестве Толкина, поскольку к скандинавскому восприятию судьбы писатель нигде более не обращается, по крайней мере – так явно.

Турин сын Хурина по ходу сюжета многократно меняет имя, но наиболее известен как Турамбар – что означает «Владыка Судьбы». Тем самым герой подчеркивает, что, несмотря на весь трагизм событий, произошедших с ним, он не пешка в руках рока, он сам определяет свою жизнь.

Обратимся к характеристике скандинавского мировоззрения, которую дает А.Я. Гуревич: «Обычно говорят о “приятии” германским героем “неизбежной судьбы”. Может быть, следовало бы сильнее подчеркивать не только активность этого приятия, но и активную роль его в самом созидании той трагической ситуации, которую он затем осознает и воспринимает как собственную судьбу». Анализируя уже упомянутую «Гренландскую песнь об Атли», Гуревич подчеркивает, что герой «не принимает неизбежной судьбы – он скорее самовольно бросает ей вызов, провоцирует ее!»

Эти слова сполна можно отнести и к Турамбару, проявляет героическое безрассудство, например, убеждая короля эльфийского города Нарготронда не разрушать мост через реку, – и потом по этому мосту приползет дракон, уничтожающий город. Точно так же эддический конунг Гуннар поехал на верную гибель, невзирая на все предостережения.

Рассказ о всех бедствиях, обрушившихся на Турамбара, был бы слишком долгим. K счастью, сейчас в распоряжении заинтересованного читателя имеется не только соответствующая глава «Сильмариллиона», но и выпущенная Кристофером Толкином книга отца «ДетиХурина» – о судьбе Турина и его сестры. Из трагедий мы упомянем лишь самые страшные: невольное убийство своего друга, гибель по его вине Нарготронда и брак с неузнанной сестрой, потерявшей память. Такая концентрация жутких событий вполне во вкусе скандинавских сказаний, о которых Гуревич писал: «Героическую поэзию привлекали… не победы и триумфы, но неудачи, поражения, гибель… персонажей…рассматриваемых в единоборстве с судьбой».

Победив дракона и услышав от него, умирающего, правду о своем невольном инцесте, Турамбар бросается на меч. Это самоубийство – важная часть парадигмы скандинавской героики. Опять цитируя Гуревича: «Герой гибнет, и это не случайно. Только в смерти, в ее приятии, в поведении героя перед лицом ее завершается его становление. Чем беспримернее его гибель, чем ужаснее и неслыханней ее обстоятельства, чем более выходят они за пределы обычного, тем величественнее герой и тем более впечатляет воспевающая его песнь». Относительно конкретно самоубийства, Гуревич приводит цитату из «Саги об Инглингах», где говорится: «Эта судьба казалась всем… наилучшей для потомка конунга – умереть самому и добровольно завершить свою славную жизнь».

Ha фоне столь глубоких, основополагающих заимствований из скандинавской поэтики героического – стоит ли упоминать о прямой цитате (не вошедшей в окончательный текст «Сильмариллиона», но сохранившейся в черновиках) из сказания о Сигурде: подобно тому, как скандинавский герой убивает дракона, вырыв яму на тропе и поражая его мечом в брюхо, Турин убивает дракона Глаурунга, спрятавшись в расщелине, пока Великий Червь проползает над ним. Даже если бы эти подробности вошли в окончательный текст «Сильмариллиона», они ничего не добавляют к величественному и жуткому образу Турамбара.

Гораздо важнее отметить другое заимствование. Современное сознание представляет дракона существом с лапами и кожистыми крыльями, однако в скандинавской мифологии этим термином обозначается исполинский змей, способный только лишь ползать. Толкин в «Сильмариллионе», когда пишет о Глаурунге и его драконьем выводке (испепелившем Белерианд в Битве Внезапного Пламени), также подразумевает змеев – огнедышащих, обладающих магией, но лишенных лап и крыльев. Повторим прозвище Глаурунга – Великий Червь. Поэтому, когда мы видим, например, на картине Тэда Несмита сцену гибели Нарготронда, где Глаурунг – типичный крылатый динозавр, то следует понимать, что такое изображение порождено или не слишком хорошим знанием текста, или стремлением, вопреки первоисточнику, изобразить монстра наиболее эффектно.

Толкинисткая субкультура давно заметила, что в «Сильмариллионе» число Валар – Стихий Мира – совпадает с количеством богов в «Перебранке Локи», знаменитой песни «Старшей Эдды». Ho, как нам представляется, это как раз тот случай, когда факт совпадения (и, возможно, факт осознанного заимствования) ничего не добавляет к пониманию мира Толкина.

• Предыдущая
• 13/38
• Следующая