Очарованная душа - Роллан Ромен - Страница 53
- Предыдущая
- 53/252
- Следующая
Впрочем, в случае нужды, когда они заболевали или попадали в беду, она не оставляла их без помощи. Но она забывала о них, больных или здоровых, когда их не видела. Ей некогда было думать об отсутствующих. Некогда было долго любить кого-нибудь. У нее было столько дела, что не оставалось свободной минуты: туалет, хозяйство, еда, шитье, примерки, болтовня, любовь, развлечения. И все было точно рассчитано – все вплоть до тех часов молчания (всегда коротких) между дневной сутолокой и ночным отдыхом, когда она оставалась наедине с собой. Ни единого уголка для мечты.
Сильвия и к себе самой присматривалась со стороны такими же любопытными, трезвыми глазами, как к другим. Внутренняя жизнь была сведена к минимуму: все выражалось в действиях и словах. Сильвии была совершенно чужда свойственная Аннете потребность исповедоваться самой себе. Аннета даже терялась, наблюдая эту душу, где все было наружу. Ни единого укромного уголка! А если он и был (он есть во всяком сердце), дверь в него была наглухо закрыта. Сильвию не интересовало, что таится там, в глубине, за этой дверью. Ей нужно было одно – полновластно управлять своим мирком, наслаждаться всем, и работой и радостями жизни, да так, чтобы все было в свое время, чтобы ничего не упустить, а значит, без страстей, без крайностей, ибо вечная деятельная суета и «порхание» не уживаются с великими страстями и даже исключают их возможность. Можно было не опасаться, что Сильвия когда-либо потеряет голову от любви!
В сущности она и любила-то по-настоящему одну только Аннету. И как это было странно! Почему она любила эту рослую девушку, с которой у нее не было ничего или почти ничего общего?
А потому, что это «почти ничего» было нечто очень важное, может быть, самое главное: голос крови… Не всегда люди одного поколения придают значение кровному родству, но когда придают, – какая это скрытая сила!
Голос крови нашептывает нам:
«Тот, другой, – это тоже я. Содержание то же, но отлито в другую форму. Это я в ином виде. Я узнаю себя в другой душе…»
И хочется тогда отвоевать себя у этого узурпатора.
Здесь действует влечение двоякого – нет, троякого – рода. Нас влекут и сходство, и противоположность, и еще третья приманка, далеко не самая слабая: радость покорения другого человека…
Как много общих черт было у Аннеты и Сильвии!
Гордость, независимость, сильная воля, дисциплинированный ум, чувственность. Но у одной все было обращено внутрь, у другой – наружу.
Они представляли собой словно два полушария одной души. Они были созданы из одних и тех же элементов, но каждая, по каким-то непонятным причинам, коренившимся в особенностях их натур, отвергала вторую свою половину, желала видеть только одну – ту, что была на поверхности, или ту, что была скрыта в глубине. Сближение сестер теперь, когда они жили вместе, грозило поколебать привычное представление каждой о самой себе. Их взаимная привязанность приобрела оттенок враждебности. И чем крепче была привязанность, тем острее становилась скрытая вражда, ибо ни одна из сестер не могла подчинить себе другую, и обе это чувствовали. Аннета лучше Сильвии умела читать в своих мыслях и была честнее, поэтому она осуждала и обуздывала себя. Прошло то время, когда ее властная и требовательная любовь стремилась поглотить Сильвию. Сильвия же все еще не отказалась от тайного желания подчинить себе старшую сестру. И она ничуть не сетовала на то, что обстоятельства дали ей возможность верховодить, подчеркивать свое превосходство перед Аннетой. Надо же было ей вознаградить себя за неравенство их судьбы в молодости! Этим неосознанным чувством, в такой же мере, как и нежной любовью к сестре, объяснялось тайное удовлетворение, которое Сильвия испытывала оттого, что Аннета работала в ее мастерской, под ее началом. Ей хотелось завербовать Аннету навсегда. И она поручала ей принимать заказчиц, делать рисунки для вышивок на белье. Она старалась ее убедить, что, работая в мастерской, Аннета будет иметь прочный заработок, а впоследствии даже сможет стать совладелицей.
Аннета угадывала желание Сильвии, но вовсе не намерена была ему покориться. Она либо пропускала мимо ушей ее предложения, либо, когда Сильвия очень уж приставала к ней, отвечала, что она не создана для этого ремесла. Тогда Сильвия иронически осведомлялась, для какого же ремесла она считает себя созданной. Это задевало Аннету. Когда человека, которому никогда не приходилось трудиться ради куска хлеба, нужда заставляет искать работу, ему тяжело оттого, что он не знает, на что годен и годен ли вообще на что-нибудь, несмотря на свое образование. Однако нужно было на что-то решиться. Аннета не хотела жить на средства сестры.
Конечно, Сильвия не дала бы ей этого почувствовать, она помогала ей охотно. Но, с удовольствием тратя деньги на нужды Аннеты, она помнила, сколько истрачено: ее правая рука всегда знала, что дает левая. Еще лучше это знала сама Аннета. Ей была нестерпима мысль, что Сильвия, подсчитывая свой приход и расход, записывает (мысленно, разумеется) в дебет истраченное на нее, Аннету… Проклятые деньги! Казалось бы, какие могут быть счеты между двумя любящими сердцами? В любви Аннеты и Сильвии их не было, а в жизни были. Не одна любовь управляет жизнью. Ею управляют и деньги.
Эту истину Аннета раньше слишком плохо знала. Но теперь она быстро ее усвоила.
Ничего не говоря Сильвии, она принялась искать работу. Прежде всего она решила пойти к начальнице того коллежа для девушек, который она окончила. Г-жа Абрагам когда-то благоволила к способной и богатой ученице, дочери влиятельного человека, и Аннета рассчитывала на ее сочувствие. Эта замечательная женщина, одна из первых поборниц женского образования во Франции, обладала редкими качествами – энергией и здравым смыслом, а их дополняло (или порой, в зависимости от обстоятельств, умеряло) трезвое политическое чутье, которому могли бы позавидовать многие мужчины. Интересы своего коллежа г-жа Абрагам принимала гораздо ближе к сердцу, чем свои собственные. Она была свободомыслящая женщина и даже не скрывала (конечно, не выставляя его напоказ) некоторого презрения к клерикалам, которое не могло ей повредить, ибо в ее коллеже учились девушки из кругов радикальной буржуазии и молодые еврейки. Однако надо сказать, что отвергнутую христианскую мораль ей заменяла гражданская, не очень-то устойчивая и обоснованная, но тем не менее узкая и требовательная (впрочем, это естественно: чем произвольнее догма, тем она суровее). Аннета благодаря своему положению в свете была в дружеских отношениях с начальницей и говорила с ней свободно и откровенно. Она любила высмеивать пресловутую общепризнанную мораль, и г-жа Абрагам, женщина скептического ума, охотно и с улыбкой слушала тирады непочтительной девчонки. Да, она улыбалась – но только когда они разговаривали с глазу на глаз при закрытых дверях. Как только дверь открывалась, г-жа Абрагам вспоминала о своем звании и официальном положении, и к ней возвращалась твердая, как железо, вера в заповеди светского кодекса, выработанного несколькими резонерами, блюстителями нравственности. Можно сказать, что совесть госпожи начальницы в своем естественном состоянии была равнодушна к условной морали; когда же совесть эта облекалась в привычную броню официальности, она сурово порицала поведение Аннеты. А г-жа Абрагам о нем уже знала: история Аннеты обошла все парижские салоны.
Но о разорении Аннеты г-жа Абрагам еще ничего не знала. И когда Аннета пришла к ней, она не сочла нужным откровенно высказать ей свое мнение. Сперва надо было узнать, с какой целью пришла Аннета и нельзя ли извлечь из этого какую-нибудь пользу для коллежа. Поэтому г-жа Абрагам встретила бывшую ученицу приветливо, хотя и немного сдержанно. Но как только она узнала, что Аннета пришла к ней в качестве просительницы, г-жа Абрагам вспомнила о скандале и улыбка ее стала ледяной. Принять деньги от особы предосудительного поведения еще можно, но помогать ей – неприлично. Г-же Абрагам было не трудно найти предлог для отказа беззастенчивой претендентке: она сказала, что коллежу не требуются учителя. А когда Аннета попросила рекомендовать ее начальницам каких-либо других учебных заведений, г-жа Абрагам не пожелала дать ей хотя бы неопределенные обещания. Большая дипломатка в тех случаях, когда она имела дело с людьми, высоко вознесенными колесом фортуны, она сразу оставляла всякую дипломатию, когда это колесо сбрасывало их вниз. А это серьезная ошибка: ведь те, кто сегодня внизу, могут снова очутиться наверху. Хороший дипломат должен принимать в расчет будущее. Но для г-жи Абрагам существовало только настоящее, а в настоящий момент Аннета шла ко дну. Это было печально, однако г-жа Абрагам не имела обыкновения спасать утопающих.
- Предыдущая
- 53/252
- Следующая
