Я выбираю тебя! - Рокотов Сергей - Страница 21
- Предыдущая
- 21/34
- Следующая
— Вы полагаете, они возможны?
— Запросто, — усмехнулся собеседник. — Все это достаточно элементарно, но никто этого не хочет. Если вы, разумеется, не на стороне убийц и мерзавцев…
— Да почему я, собственно говоря, должен быть на стороне убийц и мерзавцев?! — вконец обозлился Костя и полез в карман пиджака за сигаретами. — И будьте так любезны, верните мне мое оружие.
— Да вернем, вернем, разумеется, вернем, когда убедимся, что от вас нам не грозит никакая опасность… Глупо подвергаться опасности, Константин Дмитриевич в тот момент, когда, наконец-то восстанавливается справедливость…
«Справедливость…» Костя вспомнил, как смеялся над его словами Иляс Джумабеков, а потом-таки взялся помогать ему, потому что тоже хотел справедливости, хотел отомстить за убитую сироту, хотел наказать убийц… Вспомнил, как параллельно с покойным следователем прокуратуры Паниным расследовал дело об истреблении целой семьи банкира Струкова. Тогда один человек, действуя нетрадиционными методами из мести уничтожил одного за другим всех членов этой семьи. Костя не одобрял его действий, но он не стал помогать Панину сажать мстителя на скамью подсудимых. Ему и так досталось за его деяния…
Костя откровенно пожалел, что подписал договор с Григорянцем. Интуиция не подвела его и на этот раз. Впрочем, он предупредил Григорянца о том, что если дело окажется нечистым, он расторгнет договор. Так оно и оказалось, он был готов верить Ирине Малиновской и её другу. Тем более, что сведения майора Молодцова также свидетельствовали против Григорянца и его компании. А к Ирине Малиновской и человеку со шрамом он испытывал все большую и большую симпатию и вовсе не таил на них зла за полученный им удар по голове, он отдавал себе отчет в том, что они имеют право на то, что делают. Хотя и с некоторыми оговорками.
— Как мне вас называть? — вдруг обратился он к другу Малиновской.
— Меня зовут Федор. Если по отчеству, то Федор Григорьевич. Фамилии называть не стану. А у вас я прошу извинения за тот удар, который нанес вам в парадном. Сейчас я вам расскажу, что тут происходило незадолго до вашего появления…
Он подробно рассказал Косте все, что произошло.
«Да, хорош гусь этот Григорянц», — подумал Костя. — «Отправил сюда бандитов, а сам поехал ко мне рассказывать о сумасшедшей Малиновской. Все-то он хочет охватить своими волосатыми холеными лапками…»
— А знаете почему я вам рассказываю все это? — спросил Федор.
— Знаю, — ответил Костя. — Не так уж я глуп, как вы полагаете. Вы рассказываете мне обо всем этом и вообще откровенны и лояльны со мной, потому что, ознакомившись с моим удостоверением, вы навели обо мне справки. Справки в определенных кругах, я имею в виду. И там вам сообщили, что я человек порядочный и со мной можно иметь дело и что против своей совести и справедливости я никогда не пойду. Ну что, Федор Григорьевич, угадал я?
— Угадал, — расхохотался Федор.
— То-то, — погрозил ему пальцем Константин. — Давайте теперь мою пушку…
— А как же ваш договор с Григорянцем?
— Если все, что вы говорите, правда, я расторгну договор с ним. И заключу его с вами, если вы мне это предложите, разумеется. И помогу посадить Григорянца на скамью подсудимых…
— А что, Ирка? Тоже вариант, — сказал Федор.
— Нет уж, Константин Дмитриевич, — нахмурилась Ирина. — Мы будем действовать своими методами… И каждый получит свое. Спасибо вам, конечно, за предложение, но все же вы беритесь за какое-нибудь другое дело, менее скользкое, чем это… Отдай ему пистолет, Федя, и ещё раз примите наши извинения…
Федор вышел и принес Косте пистолет.
— И все же, убийство женщины, не имеющей никакого отношения к тому преступлению, молодой женщины, матери двухлетней девочки — это злодейство, — сказал уже на выходе Костя.
— Возможно, — неожиданно согласилась Ирина. — Только мы его не совершали. Наши объекты — только Григорянц, Прокофьев, Левушкин. Только они и никто больше…
— Так что, неужели это случайность?! Ведь ваш муж погиб точно так же, как и Татьяна Григорянц!
— Это не случайность, но мы её не убивали. То есть не стояли за этим убийством. А большего я вам сказать не могу, это не моя тайна… Мы такие действия не одобряем, но не хотим, чтобы тот, кто их осуществил, за них отвечал перед законом. Понятно?
— Кстати, понятно, — широко улыбнулся Костя. — Я вообще-то паренек смышленый. Ладно, будьте здоровы… И все же, примите одно замечание опытного человека. Ирина Павловна, вашего сына убивал один человек, били, скорее всего, трое, что, кстати, тоже не доказано, но убивал только один. Потому что смерть наступила не от побоев, а от удара ножом. И поэтому не все трое должны нести равную ответственность…
— Добрый вы какой, Константин Дмитриевич, ох, какой добрый… В каком-то смысле вы, очевидно, правы, а в каком-то нет. Я сама и прекрасно понимаю, что главным виновником всего является Эдуард Григорянц, это не подлежит сомнению, знаю, что его папаша организовал убийство моего мужа, но тот, кто нанес удар ножом, непосредственный удар, должен тоже ответить по всей строгости, жизнью своей ответить, не чем-нибудь другим. Он ведь жизнь отнял у Алешки, понимаете вы это или нет, его единственную жизнь? У вас есть дети?
— Двое сыновей, кстати примерно такого же возраста, каким был ваш сын.
— Так вот, не дай Бог, разумеется, убьют или искалечат вашего сына, а тот, кто его убил или искалечил, останется безнаказанным, или получит небольшой срок, как у нас это порой делается… Будете вы удовлетворены таким результатом?
— Нет, конечно.
— Вам захочется не только наказать заказчика, рука, поразившая человека, должна быть отсечена, Константин Дмитриевич. Вместе с жизнью. Все преступления делаются руками так называемых маленьких людей, которые не несут ни за что ответственность. А я считаю, что исполнитель виноват не меньше, а порой даже больше заказчика…
— Так кто убивал-то? — спросил Костя. — Поделитесь…
— Не знаю, — тяжело вздохнула Ирина. — Об этом, думаю, знает только один человек на Земле…
9.
И все же судьба Евгения Прокофьева продолжала волновать Константина. Он помнил усталые, грустные глаза его родителей, скромную обстановку их квартиры. Ему хотелось выяснить, что же все-таки с ним произошло. И он снова поехал в больницу к Наде, только она могла хоть как-то пролить свет на произошедшее с Евгением. Однако, там ему сказали, что её утром выписали. Он тут же направился к ней домой.
— А, это снова вы? — мрачно поглядел на него Александр Петрович Толкачев. — Никак не оставите её в покое…
Из-за его могучей спины на Костю ещё более мрачным взглядом, скрестив руки на груди, смотрела толстая круглая мать.
— Я, Александр Петрович, желаю ей только добра, — сказал Костя. — И мне обязательно надо выяснить кое-какие подробности…
— Заходите, раз пришли, — тихим голосом произнесла Надя, выглядывая из двери комнаты.
Константин и родители вошли в её комнату.
— Папа и мама, оставьте нас, пожалуйста, — так же тихо попросила Надя.
Родители молча пожал плечами и вышли. Тихо прикрыли за собой дверь. Только уже за дверью мать проворчала что-то неприятное в адрес назойливого Константина.
— Тяжело мне обо всем этом вспоминать, — вздохнула Надя. — Но, видно, придется… Понимаете, в чем дело — если бы он сам не признался, сам не подтвердил, я бы в жизни не поверила… Тихий, интеллигентный молодой человек, правда, пьет иногда сильно, но это вроде бы как болезнь. Я бы смогла помочь ему, как мне кажется… Но ЭТО?!!!
— Так что же там все-таки произошло? Расскажите по порядку…
— Он очень много пил в тот день, и был какой-то странный, напуганный как будто… Потом мы пили вместе, потом… ну… И зазвенел телефон. После этого звонка он совсем потерял лицо… Стал кричать на меня, оскорблять. Я собиралась было уходить. И вдруг… Звонок в дверь. Он пошел открывать… Я наблюдала за происходящим в небольшую щелку, дверь спальни была слегка приоткрыта…
- Предыдущая
- 21/34
- Следующая
