Воскресший для мщения - Рокотов Сергей - Страница 55
- Предыдущая
- 55/113
- Следующая
— Афганец, братки говорят? — спросил он.
— Было дело, — хмуро подтвердил Алексей.
— Знал я одного афганца, — зевнул Меченый. — Лешка Красильников. Золотой чувак…
Алексей пропустил эту информацию мимо ушей.
— Выпить хочешь? — предложил Меченый.
— Можно, если есть.
Меченый усмехнулся.
— Сам знаешь, тут не только икру с коньяком, можно и черта с рогами достать, если бабки есть. Водку будешь?
— Буду.
Меченый отвернулся, щелкнул кому-то пальцами, и некий вертлявый хмырь принес чайник с водкой. Тут же появились нарезанная тонкими ломтиками колбаса, помидоры, огурцы, зелень, две кружки.
Меченый налил из чайника в кружки пахучую жидкость.
— Поехали, — произнес он, морщась.
— Давай, — поднял и Алексей свою кружку. Налито было, честно говоря, щедро.
Оба одновременно выпили по полной кружке. Не закусывая, вытерли губы руками. Молча глядели друг на друга. Потом Меченый медленно потянулся к ломтику огурца, взял его своими узловатыми пальцами, сунул в рот, стал жевать остатками черных зубов. Алексей закусил кусочком колбасы.
— Расскажи, если хочешь, — равнодушным голосом произнес Меченый. — А то скучно здесь… Тоска, — зевнул он.
И Алексей, нисколько не раздумывая, поведал вору всю свою историю. Рассказал он и о взрыве в Душанбе, и об организации своего предприятия, и об исчезновении Дмитриева, и о наезде, и о последних событиях. Меченый слушал на первый взгляд довольно невнимательно, постоянно курил «Беломор», кашлял, клокоча своей впалой грудью, но ни разу не перебивал и вопросов не задавал. При разговоре рядом с ними никого не было, вокруг них образовалось некое уважительное пространство. Тем не менее Алексей говорил приглушенным голосом.
Когда он закончил свое повествование, Меченый некоторое время молчал, глядел куда-то в сторону, о чем-то напряженно думал, сузив глаза. Алексей глядел на него, на его изборожденное бесконечными морщинами худое лицо, напряженно ждал оценки произошедшего.
— Ну? — не выдержал он этого долгого молчания.
Меченый помолчал ещё с полминуты, потом откашлялся, зевнул и произнес:
— Грибанов судит, говоришь? До червонца получишь… Не меньше. Усиленного режима. Готовься, если меньше, считай — повезло…
— Да почему? — вдруг разозлился его олимпийскому спокойствию Алексей. Ему казалось, что он совершенно равнодушен к своей будущей судьбе, но эта конкретная чудовищная цифра, произнесенная бывалым вором таким равнодушным тоном, поразила его. Десять лет… За что? За убийство, которого он не совершал? Ему всего тридцать четыре года, значит, он выйдет на волю, когда ему будет сорок четыре… Лучшие годы за решеткой…
Меченый окинул его насмешливым взором.
— Вообще-то, у тебя первая ходка… Капитан, воевал, боевые награды имеешь… Нет, меньше дадут — восемь, может быть, даже семь…
— А адвокат говорил, будет бороться за сто пятую — убийство при превышении необходимой обороны…
— Кто тебе порекомендовал этого адвоката? — усмехнулся Меченый.
— Лычкин. Михаил Лычкин, я же тебе про него рассказывал… Он защищал его покойного отца.
— Директора гастронома? — уточнил Меченый, слегка улыбаясь щербатым ртом. — Крутой был чувак, наслышан…
— Так что же из этого? — продолжал злиться этому равнодушному тону Алексей.
— Петр Петрович авторитетов защищает, — еле слышно произнес Меченый. — И проколов у него пока не было. Богатейший чувак, — с уважением сказал он. — Сколько у него бабок, никто не знает. Точно только, что очень много… Он зря за дело не возьмется, если большого интереса не будет, пальцем не шевельнет. Ему по уму-то и вообще пахать не надо, валить куда-нибудь на острова и загорать там до старости лет. На несколько поколений упакован. Только жаден очень. Да и дело свое любит… И ещё одно мешает — не отпустят его, знает много… Пока нужен — жив. А не будет нужен — не будет жив…
— Так зачем же он взялся за мое дело?
Меченый злобно поглядел на него, поражаясь его тупости. Налил в две кружки ещё водки, взял кусочек колбасы, сунул в рот и никак не мог справиться с жесткой сырокопченой колбасой своими обломками зубов. Высосал сок и выплюнул жевок в сторону.
— Да пошевели ты мозгами, парень. Что я тебе должен все разжевать, сам видишь, я и колбасу разжевать не могу… Зубы хотел на воле вставить, ан нет — снова пятерик маячит… Когда теперь?
Алексей понял, что все его подозрения насчет порядочности Сидельникова совершенно оправданы, да и Михаил прав в том, что предупреждал его, правда, несколько поздновато. Петр Петрович вел против него коварную хитрую игру, и то, что он в этой игре одержит победу, сомневаться не приходилось. Сведения о судье были тоже крайне неутешительны.
— Грибанов судит по-разному, — продолжал Меченый. — Ничего не стесняется, порой все ждут вышки, а глядь — шесть лет усиленного, и наоборот — ждут освобождения в зале суда, глядь — червонец строгача… На вид такой хлипкий, плюгавый, очки круглые, как лупы, и то и дело их меняет, один волос от уха плешь прикрывает, ан нет… крутой до предела… За ним серьезные люди стоят, капитан… А ты серьезным людям дорожку перебежал.
— Да чем же я им дорогу-то перебежал? — неожиданно разозлился Алексей.
— Не кипишись, войди в себя, капитан… Пораскинь мозгами, ещё раз все припомни, по порядку, что было одно за другим. И про Петра Петровича мне давай ещё поподробнее, ничего не упускай…
Алексей снова начал рассказывать. Иногда Меченый перебивал его, когда он рассказывал о том, что, по его мнению, не заслуживало внимания. Зато про Сидельникова слушал предельно внимательно и задавал вопросы.
— Значит, такую фамилию Красильников ты не слышал? — сузив глаза, спросил он.
— Нет, никогда не слышал.
— А про Шервуда Сидельников ничего не говорил?
— Ни разу.
— Значит, говорил, что Большого Славка-Цвет подослал?
— Да. И Мойдодыра тоже. Потом, правда, отказался от этих слов, сказал, что Мойдодыр, оказывается, к Цвету этому никакого отношения не имеет.
Меченый промолчал, закурил очередную беломорину.
— Так что ты по этому поводу думаешь? — насторожился Алексей.
- Предыдущая
- 55/113
- Следующая
