Выбери любимый жанр

Воскресший для мщения - Рокотов Сергей - Страница 48


Изменить размер шрифта:

48

Но тем не менее наивный Алексей не знал того, что и его письма и письма Сергея давно уже не передаются друг другу, а их искусно подделывают и пишут в них совсем другие вещи, умело используя его информацию. А сам Сергей, к сожалению, не сумел понять всей коварной игры адвоката и продолжал быть с ним откровенным. Он поведал ему, что, действительно, связался после наезда с вором в законе Черным, который своим авторитетом прекратил начавшуюся было разборку. Это-то и было нужно Сидельникову, каким подарком для его игры было это откровение…

… — Эх , Алексей Николаевич, Алексей Николаевич, — качал головой адвокат. — Я не могу работать с вами при вашей полной неоткровенности со мной. Вот ваш друг Сергей Владимирович сообщил мне, что тогда, после наезда в ваш офис, он обратился за помощью к крупному преступному авторитету Григорию Красильникову по кличке Черный, который и прекратил готовящуюся разборку. Я даже подозреваю, что Ростислав Расцветаев по кличке Славка-Цвет был арестован не без помощи Черного, а уж в том, что Большой был ликвидирован его людьми, я просто-таки уверен. Безусловно, этот Дырявин был членом преступной группировки Славки-Цвета и был подослан, чтобы убить вас. Но вы поняли, в чем дело, и сами… того… Это же совершенно естественно, Алексей Николаевич, и непонятно, почему вы от меня скрываете совершенно очевидные факты. Я просто не смогу вам помочь, вот чего я боюсь больше всего, — говорил он, имитируя раздражение и досаду. А делать это он умел превосходно. — И это не только ваш большой срок, это и мое поражение, для такого опытного адвоката, как я, это фиаско, провал… Поэтому я порой бываю несдержан с вами, и вы должны извинить мою горячность…

Мутными, безразличными ко всему глазами глядел на Сидельникова Алексей. «Сколько дадут, столько и дадут», — думал он. — «Не жилец я на этом свете, да и жизнь моя никому не нужна. Раньше она была нужна Лене и Митеньке, а теперь? … К тому же я предал их память, за то и получил от Инны по заслугам…»

Кроме писем Сергея, он получил и письма от родителей. Но уж эти послания адвокат передавал ему в целости и сохранности. Почему-то и отец и мать были уверены в том, что Алексей впутался в скверную историю, занялся бизнесом, что по их мнению было равносильно тому, чтобы заняться организованной преступностью, и при разборке убил какого-то уголовника, угрожавшего ему. До ареста они видели Алексея крайне редко — сначала его краткосрочный визит в октябре, когда он показался им чужим, озлобленным от своего горя и не вполне вменяемым человеком, затем он посещал их пару раз, довольно веселый, возбужденный. Приехал на собственном «Жигуленке», что по их понятиям тоже было странно, как это за такой короткий срок можно было заработать на новую машину, на которую в застойное время люди копили годами. Он рассказывал им о созданной фирме «Гермес», о том, как они торгуют продуктами питания, закупая их в Китае и продавая по российским регионам.

«Не нравится мне все это, сынок», — пробасил отец, всю жизнь проработавший мастером на заводе. — «Торговать, перепродавать… На народном горе наживаетесь… Мы верили в Ельцина, он говорил, что сам на рельсы ляжет… Обманул он нас, со своим Гайдаром… Освободили цены, все появилось на прилавках, а кто теперь все это может купить? Еще хуже стало, раньше хоть не видели своими глазами, а теперь — видит око, да зуб неймет… Смотрим и облизываемся, купить-то не на что. Вот, Сашеньку толком ни накормить, ни одеть не можем. А у него в классе тоже дети торгашей учатся, так смеются над ним…

«Я могу помочь, я, кстати, и приехал, чтобы дать вам денег», — возражал подавленный таким приемом Алексей.

«Не надо», — кривила тонкие губы Татьяна. — «Я полностью поддерживаю папу, ограбили ваши демократы-дерьмократы народ, и вся эта купля-продажа мне не по душе… Только папа по своей привычке сильно все преувеличивает, никто над Сашкой не смеется, пришел он как-то в школу раз в рваных брюках, которые сам же порвал, подравшись с кем-то перед занятиями, кто-то и назвал его оборванцем. А так мы все работаем, на себя тратим мало, и наш Сашенька вполне сыт и прилично одет. Сам погляди, неужели он похож на голодающего?»

Сытый упитанный пацан действительно выглядел вполне прилично. И тем не менее, Алексей тайком от отца и сестры сунул матери деньги. Та боязливо оглянулась по сторонам и взяла.

Потом он приезжал ещё пару раз и снова привозил матери деньги. А в феврале после ограбления склада и наезда скупо поделился с матерью своими проблемами, о чем потом очень пожалел.

— Сыто живешь, сынок…, — упрекнула его, как всегда, она. — Людских забот-печалей не ведаешь…

И тут он взорвался, не выдержал. Рассказал ей о том, как напали на их офис, о том, как нагрели их на огромную сумму.

— Они нам тоже, как видишь, не даром даются, эти денежки, — прибавил он в конце рассказа.

— А не занимались бы всякими махинациями, не было бы и налетов, — парировала мать, сразу же истолковав все в пользу своей и отцовской мысли о том, что все, что в настоящее время происходит — сплошное преступление против народа.

— Так что, ты полагаешь, что раньше жили лучше? — еле сдерживая себя, спрашивал Алексей.

— А неужели нет? — всплеснула руками мать, даже поражаясь бестолковости сына. — Все у нас было, что надо, не голодали, никому не завидовали, никто никого не резал, не убивал, разве что по пьяни да ради хулиганства. А нынче что творится? Да ты и сам знаешь, — вздохнула она, вспоминая, что как-никак у сына совсем недавно произошла страшная трагедия. — Сыночек, — вдруг заголосила она. — У тебя же у самого и женушку, и Митеньку, внучонка нашего ненаглядного убили. А кто? Вражины эти черномазые, поили, кормили их семьдесят лет, почитай, что с деревьев сняли. А они что? Правду люди говорят, сколько волка не корми, он в лес смотрит… Развалил Ельцин страну, тут и началось… Взрывы, убийства, то ли ещё будет, попомни мое слово… Ты делом занимался, офицером был, танкистом, а теперь что? Торгашом стал, на своей машине ездишь, людей добрых обманываешь, у которых и на проездной не всегда деньги найдутся. Стыдно перед людьми, перед соседями стыдно, Лешенька… Ты не серчай, кто тебе, кроме родной матери правду скажет?

48
Перейти на страницу:
Мир литературы