Воронцовский упырь - Рокотов Сергей - Страница 19

• Предыдущая
• 19/32
• Следующая

— Вы работаете в правильном направлении, господин Шерлок Холмс, — прохрипела старуха. — Вы изучили прошлое Геннадия Петровича, теперь изучайте его будущее, и вы доберетесь до истины. А истина, я уверена, будет ужасна. Дай-ка мне еще «беломорину», Петр.

— Тебе же вредно, бабушка! — почти шепотом произнес внук.

— Что мне теперь вредно? Мне все полезно! Давно пора к своим родным и друзьям! Ничего меня не берет, никакая зараза! Что за здоровье бычье! А, Константин Дмитриевич? Помните у Бальмонта: «Чуждый чистым чарам счастья чуждый чарам черный челн»? То-то.

Она затянулась едким дымом, снова закашлялась и произнесла:

— Ищите и обрящете, Константин Дмитриевич!

Истина будет ужасна, поверьте старухе!

Роман остановил машину, закурил, глубоко задумался. Вспомнилось то холодное декабрьское утро.

Роман пил кофе и глядел на спящую Юлю. Она была очень красива во сне, разрумянилась, темные волосы растрепались по белой подушке. Губы были полуоткрыты, слегка шевелились, словно она хотела что-то сказать. Какие длинные у нее ресницы! Без макияжа она еще красивее, она прекрасна в своей естественности, непосредственности. А прежде всего прекрасна тем, что как две капли воды похожа на Карину. Только постарше. Ведь его Карине было всего двадцать пять лет, когда она умерла. А Юле далеко за тридцать. Правда, теперь, по прошествии стольких лет, возрастные параметры стали какими-то абстрактными. Вот ему уже сорок седьмой год идет, а Карина так и осталась двадцатипятилетней, хотя была моложе его всего на два года. То есть она молодая, а он уже почти пожилой человек. Хотя пожилым себя не считает и делами занимается такими, что большинству молодых не по зубам. Лишь приступы печени напоминают о возрасте. А Юля так или иначе намного моложе его… Только теперь он другой. Совсем другой. Видела бы Карина, его большеглазая, наивная учительница, честная до умопомрачения, чем теперь занимается он. Она бы перевернулась в гробу. Скольких людей отправил он на тот свет вот этой сухонькой, вроде бы хилой ручкой… К каким средствам прибегал он, чтобы заставить непокорных платить деньги, — пытки, шантаж, похищения родных, даже детей. И делал все это спокойно, без угрызений совести — он возненавидел богатых еще с семьдесят восьмого года, когда никто не дал ему ни копейки на лечение Карины. Он теперь знал точно — она бы выжила, если бы ей сделали своевременно операцию. И Сашка, его кудрявый, лупоглазый, умненький Сашка погиб из-за этого, из-за неухоженности, из-за недогляда. И, может быть, тот белесый верзила не так уж был виноват в смерти Сашки, может быть, Сашка сам рванулся под колеса. Но никогда, ни на одну секунду Роман не жалел о том, что убил этого шофера. Потому что ни в грош не ставил ничью жизнь после смерти Карины и Сашки. Все мы — твари, и жизнь наша копейки не стоит. Ничья — и тех, кто лечится в Кремлевке и на каждый свой прыщ на заднице приглашает консилиум медицинских светил, и тех, кто ютится в подвалах и продлевает свою никчемную жизнь пожиранием объедков. Нет Карины, нет Сашки — у них тоже была только одна жизнь.

И эти две жизни были прерваны из-за рокового стечения обстоятельств и паскудства мелкой обывательской душонки. Сколько раз могли ухлопать его, Романа, в разборках, перестрелках, сколько раз могли взорвать в машине, убить в подъезде его дома. Иногда он ходил с огромной сворой телохранителей, а порой, как, например, теперь, он совершенно один. Любой может войти сюда и размозжить ему башку. И он ничуть этого не боится. Он прожил почти пятьдесят лет, почти вдвое больше, чем Карина, во много раз больше, чем прожил на этом свете Сашка. Чего ему бояться? И именно поэтому он непобедим.

…Юля открыла глаза и с удивлением посмотрела на Романа. «Вы? — прошептала она. — Как я здесь очутилась? — оглядела она комнату. — Я ничего не помню. Нет, — помрачнела она. — Помню то, что было дома, а дальше…» — «Я привез вас сюда на машине, — тихо сказал Роман. — Ваш муж приходил сюда. Он в курсе. Он не будет беспокоиться». В ее глазах Роман увидел благодарность, у него защемило сердце, и к горлу подкатил какой-то непривычный, забытый с давних времен ком. Он помолчал, потом встал. «Я сварю вам кофе», — произнес он и вышел, Через десять минут он принес кофе и бутерброды.

Юля сидела в кресле и пыталась привести в порядок волосы. «У меня здесь ничего нет, даже расчески», — извиняющимся голосом сказала она. «Все будет», — пообещал Роман. «В каком смысле?» — удивилась его словам Юля. «В прямом. Все у вас будет». — «У меня и так все есть. Только дома». — "Разве я не вижу, что вам там плохо? Оставайтесь здесь. Я сам съезжу за вашими вещами. А лучше всего я куплю вам все новое.

Пусть ваши вещи останутся там". — «Вы говорите такие странные слова», — бормотала Юля, налившись краской. И краснела она точно так же, как Карина, покрываясь яркими пунцовыми пятнами. "Я не говорю ничего странного, Юля, — сказал Роман, прямо глядя ей в глаза; — Я хочу, чтобы вы стали здесь хозяйкой моего дома. Я не буду говорить расхожих пошлостей, что вы мне очень нравитесь, что вы мой идеал.

Здесь нечто большее, я вам все потом объясню. Я знаю одно — вы мне очень нужны. И, извините за мою самонадеянность, мне кажется, что и я нужен вам.

Я постараюсь сделать вас счастливой. Человек должен быть счастлив. Пусть ему не так много времени дается на счастье, но он должен его испытать. Иначе не стоит появляться на свет. А вот вы никогда не были счастливы, Юля. Я точно знаю. Никогда". — «Это правда, — прошептала она. — Извините, Роман Ильич, а не найдется у вас чего-нибудь…» — "Нет. Этого я вам не дам.

Я привезу к вам хорошего врача, не коновала, каких большинство, а действительно хорошего врача-нарколога. Он поможет вам". — «Вы считаете, я нуждаюсь в этом?!» — глаза Юли стали внезапно злыми, взгляд жестким. "Да, считаю, — спокойно ответил Роман, не пугаясь ее взгляда. — Потому что так оно и есть. Вы будете счастливы и без употребления спиртного. Юля.

Я вам даю слово. А теперь выпейте кофе. А вот бутерброды с черной икрой. Кушайте, вам надо подкрепиться. Еще принесу апельсиновой сок, да много чего, но только без этого", — он улыбнулся вдруг и подмигнул ей. Она поняла и тоже улыбнулась.

Она провела у него полдня, а потом все же попросила отвезти ее домой. Он не задавал лишних вопросов, надо так надо. А она сама была немногословна, То есть о посторонних вещах она говорила много, но о своей семейной жизни ничего. Словно какое-то табу было наложено на эту тему.

Теперь, спустя два месяца после этого, он жалеет, что не расспросил ее подробно о ее семейной жизни.

Что может связывать высокую красивую Юлю и почти семидесятилетнего маленького Серова? Все могло бы произойти по-другому, если бы он изменил своей манере не задавать лишних вопросов и был полюбопытнее.

Через несколько дней после того, как Юля переночевала в доме Романа, она позвонила ему в Москву и сообщила, что Серов на Новый год уезжает в загранкомандировку. Его пригласил какой-то американский университет прочесть несколько лекций по истории бывшего Советского Союза. Он должен был уехать тридцатого декабря.

Роман даже не думал, что он может быть так счастлив после того, что пережил. От этого сообщения он чуть не подпрыгнул, как ребенок. «Мы встретим Новый год вместе?» — прошептал он. «Да», — тоже прошептала она в трубку, и у него яростно забилось сердце.

После этого у Романа было очень много дел.

Нужно было выполнить ряд поручений Сержа Заславского, сидящего во французской тюрьме. Весточки от него уже начали поступать Роману. Одно дело было связано с выездом из Москвы, и Роман вынужден был на два дня отлучиться. Причем поездка эта была очень рискованная, все должно было делаться в полном секрете от братвы. То, что знают двое, уже не секрет, это правило было усвоено Романом железно. А о местонахождении Татьяны Гриневицкой знал он один. И ему надо было добраться до аэропорта Внуково, сесть в самолет, долететь до тихого городка и доехать до тихого уютного домика с выдрессированной и запуганной прислугой, где находилась Таня, так, чтобы никто его не заметил. А ведь за ним могли следить совершенно для других целей и менты, и конкуренты.

• Предыдущая
• 19/32
• Следующая