Морской узел - Граевский Александр Моисеевич - Страница 3

• Предыдущая
• 3/14
• Следующая

Кстати, почему эта река получила именно такое название? Несколько лет спустя я с интересом узнал, что в Югославии есть фамилия Джурич. Но какая здесь связь, и есть ли она вообще — не берусь сказать.

— Выключай!

Взгромоздившись на настил в носу лодки, Сергей Афанасьевич машет нашему старшему мотористу Юрию, чтобы тот выключил мотор. Впереди — завал. Река делает поворот, и весь он забит корягами, сучьями, бревнами.

Первый завал. Едва успели проплыть по Джуричу с километр и сразу же натолкнулись на такое неприятное препятствие. Подбираемся к нему осторожно, потихоньку. У нас нет еще ни опыта, ни сноровки в преодолении завалов и мы их побаиваемся. Мы ведь знаем, что именно Джурич (впрочем и обе Кельтмы — Северная и Южная — тоже) сыграл немаловажную роль в том, что Северо-Екатерининский канал был заброшен вскоре после постройки. Слишком уж сложны оказались условия плавания на подступах к нему.

И вообще, надо сказать, этому каналу сильно не повезло...

...Первым высказался о возможности соединить бассейны Камы и Печоры известный деятель «гнезда Петрова» Василий Никитич Татищев, основатель Перми и многих уральских горных заводов. Есть сообщения, что эту мысль подали ему пленные шведские офицеры во время пребывания Татищева в Соликамске. В 1721 году Татищев представил президенту берг-коллегии Брюсу проект перенесения Ирбитской ярмарки на Исетский завод, аргументируя это тем, что последний расположен более удобно, имеет лучшие пути сообщения — по рекам. Есть отсюда (из теперешнего Свердловска) и путь в Архангельск — по Чусовой и Каме.

Историк М. Н. Мартынов сообщает, что в 1724 году начальник уральских горных заводов де Геннин доносил Петру I о том, что трасса будущего канала уже осмотрена геодезистом Молчановым и «одобрена бывалыми людьми». Однако строительство в те годы так и не началось, ибо, как считает Мартынов,

В царствование Екатерины II был издан, наконец, указ о сооружении канала между бассейнами Белого и Каспийского морей. При этом подчеркивалось, что новый водный путь будет иметь громадное значение, соединив Юго-Восточную Русь с Архангельском и северными странами.

В 1785 году работы на канале, нареченном в честь царицы Северо-Екатерининским, начались. Топором, пилой, лопатой прокладывали крепостные строители новую водную трассу. Прорубали просеки, расчищали реки от заломов и карчей, строили подсобные и жилые помещения, начали земляные работы на самом канале. Но уже в 1787 году все работы прекратили — началась война с Турцией.

В мае 1801 года царь Александр I дал указание пермскому губернатору возобновить работы на канале. Они продолжались до 1812 года и опять были приостановлены из-за войны, на сей раз с Наполеоном. Наконец, в 1817 году третий раз появились на канале рабочие. Дело довели-таки до конца — в 1822 году канал, как теперь говорится, ввели в строй действующих.

Длина его составляла 16 верст 322 сажени (около 18 километров) и он соединял реку Джурич — приток Южной Кельтмы — с рекой Северной (или Зырянской, как тогда называли) Кельтмой. На канале возвели три шлюза и один водоспуск, укрепили откосы, построили целую деревню, которая сейчас называется Канава, и, конечно же, — церковь (постройка ее, как сообщает один историк, обошлась в 4115 рублей 43 копейки). Итак, все было готово для того, чтобы двинуть поток грузов с Урала на Двину.

В первые годы через канал проходило различных грузов на сумму около 800 000 рублей. Но уже вскоре эта цифра упала до 25 000. Дело в том, что хотя за время строительства не раз чистили обе Кельтмы и Джурич от завалов и карчей, условия плавания по ним были очень сложными. Каждое половодье оставляло новые завалы, а летнее мелководье вообще создавало непреодолимые препятствия. И водный путь быстро хирел. Уже в 1838 году на него махнули рукой, забросили.

После этого несколько раз предпринимались попытки восстановить судоходство по каналу, но каждый раз безуспешные. Последний раз вспомнили о нем в годы первой мировой войны, когда остро встал вопрос о связях с союзниками через северные порты, в частности, через Архангельск. Вновь появились на берегах Джурича рабочие — расчищали русло, ремонтировали канал. Но и эти работы не довели до конца — Октябрьская революция выдвинула новые, куда более актуальные, проблемы.

Да, не везло этому водному пути, сильно не везло... И коварную роль в этом «невезении» сыграл Джурич — река извилистая, мрачная, во многих местах перегороженная завалами и упавшими деревьями.

Вот по этой-то реке и предстояло нам теперь плыть. Не удивительно, что к первому завалу мы приблизились, можно сказать, с трепетом.

При помощи заблаговременно припасенных еще в Бондюге багров довольно быстро расчистили себе проход. Проплыли сотни две метров — опять завал. На сей раз действовали более уверенно. В третьем завале обнаружили пропил — жители Канавы, которые ездят на Южную Кельтму рыбачить, пропиливают узкие проходы в завалах для своих легких лодок-осиновок.

Дальше дело пошло споро. Подплывая к завалу, мы сразу же искали пропил и, помогая баграми, протискивались через него. Правда, в двух местах «фокус не удался». Пришлось все же вылезать из лодки и действовать поперечной пилой (благо, захватили ее!).

Однако, как говорится, нет предела совершенству. Нашего моториста Юрку такая езда — от завала к завалу — «на тормозах» не устраивала. Он вырос на Чусовой, с детства привык возиться с лодочными моторами и выжимать из них все, на что они способны. Поэтому, увидев однажды, что завал впереди вроде не очень страшный, он разогнал лодку и на полном ходу проскочил через плавающие бревна, успев, однако, в последний момент быстренько поднять мотор, чтобы уберечь винт.

Мы и ахнуть не успели, а когда опомнились, дружно повернулись к Юрке и начали грозить ему кулаками. Он же в ответ только смеялся — большой, загорелый, белозубый, с выгоревшими на солнце волосами. Он вообще много смеялся, этот будущий зубной врач. И жаль его было порой. Мы, сидевшие впереди, могли разговаривать, хотя бы срываясь на крик. А Юрка, сидевший на руле, ничего, кроме шума мотора, не слышал! День-деньской сидеть так, не имея возможности переброситься словечком с другими — занятие не из приятных и для менее общительного человека, чем Юрка. Может быть, поэтому, проскочив очередной завал, он оглашал окрестности диким «тарзаньим» воплем, брал реванш за вынужденное молчание.

Именно на Джуриче мы убедились в недюжинном Юркином мастерстве. Порой он вел лодку, по его выражению, «слаломом». Река извилистая, завалов много, и приходилось «вписываться» в струю, чтобы подплывать к завалу в наиболее удобном месте. Юрка делал это лихо, с блеском. Стоявший на носу Сергей Афанасьевич после каждого удачного маневра показывал нашему мотористу большой палец. А если тот чересчур «лихачил», Сергей Афанасьевич грозил ему кулаком, правда, уже после времени.

Но, несмотря на все Юркино мастерство, мы имели полную возможность убедиться в том, почему Северо-Екатерининский канал так быстро забросили. Плыть по Джуричу даже на лодке нелегко. Что уж говорить о других, более крупных судах, о перевозке грузов.

Джурич — настоящая таежная река. Течет она в такой глухомани, в которой, как говорится, черт ногу сломит. По берегам стеной стоит угрюмый, будто затаивший тяжелую думу, лес. Вода, особенно в половодье, подмывает корни деревьев и они повисают над рекой причудливыми арками, а потом падают в нее, создавая все новые и новые завалы. Берега болотистые, куда ни ступишь — всюду хлюпает вода.

• Предыдущая
• 3/14
• Следующая