Слепая кара - Рокотов Сергей - Страница 3
- Предыдущая
- 3/33
- Следующая
— Во сколько именно вы вышли из дома?
— Я… вышла из дома… А, вспомнила! Как раз «Девушка по имени Судьба» кончилась. В десять часов кончилась. А после, значит, я оделась и пошла. Ну… минут двадцать одиннадцатого из дома вышла.
— Когда вы вернулись домой?
— Точно не знаю, но минут сорок назад. В начале первого, значит Вхожу вот, а он…
— Как он лежал?
— На животе. Я его перевернула, поглядеть захотелось. Может, думала, живой еще. Не надо было?
— Ну что теперь говорить? Конечно… Но вы ведь думали, живой.
— Конечно, мало ли что. А перевернула, он такой страшный, глаза открыты, ой, страшный, здесь рана, а крови…
— А откуда это белое пятно?
— Да это молоко, бутылка разбилась. Пиво вот целое, а молоко почему-то разбилось, разлилось. Кровь течет, молоко течет, страшно так…
Люба откинулась назад на диване, закрыла лицо руками.
— Вы возьмите себя в руки, Любовь Михайловна.
Нам важно выяснить все подробности.
— А что выяснять-то? Идите в соседний дом, квартира… вроде бы сорок два или сорок четыре. А там найдете. Трыкина Вовку берите, это он убил. Если не убежал, проклятый…
— А в чем дело?
— Как в чем? Пили они вчера втроем — Колька, Вовка Трыкин и Васька Сапелкин. Побазарили они с Вовкой, Колька его из квартиры на лестницу и выпихнул. А тот крикнул: «Ну, попомнишь меня!» Вот он небось и прирезал, гад, спьяну. Дурное дело нехитрое.
— Сергеев! — распорядился Гусев. — Иди, приведи сюда этого Трыкина. Где он работает, Любовь Михайловна?
— Где? Да нигде не работает, хрен его знает, на что пьет, собака! Жена его, знаю, уборщицей в трех местах, но на ее деньги сильно не напьешься. Ворует небось где-то. Мало ли сейчас проходимцев всяких. И зачем его Колька домой привел?! На горе себе! Как теперь наш Толечка без отца расти будет? — И снова заплакала.
— Ладно. Сергеев, иди к Трыкину домой, доставь его сюда.
Сергеев, высокий, с лейтенантскими погонами, молча отправился исполнять приказание. Гусев продолжал спрашивать Любу:
— Живете с кем? Квартира отдельная?
— Да нет, с подселением, соседка одна есть. Вера Александровна. Врач, на пенсии. А у нас двое детей.
Наташа от первого моего мужа, она в книжном магазине работает, и Толик, он в школе сейчас.
— А какие у вас основания, Любовь Михайловна, подозревать этого… Трыкина?
— Основания? Да какие там основания? Поганый он, понимаете, поганый! Въедливый такой, на язык очень грязен, и глаз у него нехороший. Ну а вчера они поссорились, подрались почти даже.
— А до этого какие у них были отношения?
— Какие там отношения? Соберутся и пьют. Курят, матерятся, сами понимаете.
Тут вдруг до Любы стало доходить, что пьянкам этим пришел конец, что многому пришел конец, и она с удивлением и даже испугом стала осознавать, что почувствовала облегчение. Говорила она с Гусевым охотно и уже не ощущала того ужаса, который испытала, увидев мертвого Николая. «Ох, и стерва же я», — подумалось ей.
— А ссора между ними на какой почве произошла?
Тут Люба замялась.
— Да… понимаете, к дочке моей он стал приставать, к Наташе. А Колька заступился. А тот ему наговорил чего-то. А Колька его на лестницу и выпихнул.
А тот угрожать начал. Ну и вот, сами понимаете, — я в магазин пошла, а тот пришел и прирезал. Трудно, что ли?
— Вам прямо следователем работать, Любовь Михайловна. Так здорово вы все расписали, — усмехнулся Гусев.
— Это дело ваше. Вы спрашиваете — я отвечаю, — обиделась Люба.
Пока они беседовали, тот, который фотографировал, колдовал над трупом Коли, осматривал вещи, видимо, отпечатки пальцев снимал. Это Люба в фильмах видела. Ей становилось интересно.
Вскоре появился и Сергеев.
— Ну как? — спросил Гусев.
— Да неудачно, товарищ капитан. Единственно, в чем повезло, жена его домой пришла. Так она говорит — Трыкина со вчерашнего вечера дома не было.
— Врет! Все врет, зараза! — крикнула Любка, входя в раж. — Разумеется, она своего мужа будет выгораживать!
— Вы погодите, — попросил Гусев.
— А чо годить-то? Ща она скажет, что он еще вчера в Сочи улетел или в Монте-Карло. Верьте ей больше.
Возьмите и прижмите ее, сучку, как положено…
— Да мы сами разберемся, Любовь Михайловна.
— Знаем мы… Слышали по телевизору, сколько у вас нераскрытых убийств. А тут дело ясное… Вы сами поймите, кормильца потеряли… двое детей, — вдруг заплакала Люба, до того ей стало жалко… только не Колю, а саму себя. До нее дошло, что жить-то им теперь вовсе не на что, разве что на Наташину зарплату. Почему ей такая судьба? Сашка погиб, Кольку убили, ей уже сорок шестой год идет, кому она теперь нужна?
Была хоть при муже каком-никаком, а теперь… Одна-одинешенька.
— Вы не беспокойтесь, мы найдем этого Трыкина.
Может быть, и правду говорит его жена, может, он после того, как ушел от вас, дальше пошел пить и дома действительно не ночевал, почему бы и нет?
— Ну, это они могут, — согласилась Люба.
— Так, Сергеев, — сказал Гусев. — Беритесь за поиски Трыкина, спрашивайте соседей, друзей. Надо его найти. Без этого дело дальше не продвинется.
— Скоро должен участковый подойти, — сказал Сергеев. — С ним вместе будем искать.
И ушел.
Вскоре после его ухода опять хлопнула входная дверь.
— Это, наверное, Вера Александровна, — сказала Люба. — Соседка наша.
Гусев вышел в коридор. Перед ним стояла пожилая седая женщина невысокого роста, старомодно одетая.
— Здравствуйте, — сказал Гусев.
— Здравствуйте, — ответила женщина. — А вы кто?
— Я инспектор уголовного розыска капитан Гусев.
— А что случилось? — Женщина внимательно поглядела на Гусева, не проявляя, однако, особого волнения.
— У вас в квартире произошло убийство. Будьте добры, пройдите сюда.
— Пожалуйста.
— Ой, Вера Александровна! — заголосила Люба, увидев соседку. — Горе-то у нас какое! Я вот пришла, а Колька мертвый лежит!
Вера Александровна внимательно и строго глядела на лежащий труп Николая. На ее лице Гусев заметил плохо скрываемое выражение брезгливости. И не только это. Что-то еще.
— Да… — только и смогла сказать Вера Александровна. — Вот дела-то какие.
— Вера Александровна, — спросил Гусев, — во сколько вы вышли из дома и видели ли вы сегодня Фомичева, вашего соседа?
— Я-то? Я… вышла из дома где-то в половине одиннадцатого. А Фомичева я сегодня не видела. Не посчастливилось.
Гусев переглянулся с экспертом, лысоватым, в очках, который только что закончил осмотр и присел на стул.
— Скажите, пожалуйста, а никто к нему при вас не приходил?
— Нет, при мне никто не приходил. Я, Люба, почти сразу после вас и ушла, так что сообщить мне совершенно нечего. Я пойду, пожалуй. Люба, примите мои искренние соболезнования, вас мне действительно жаль. Вы позволите мне уйти, товарищ инспектор?
— Да, идите пока. Но нам придется еще вас побеспокоить.
— Это как положено, — сухо сказала Вера Александровна и вышла, еще раз поглядев на труп. Гусев заметил какой-то странный блеск в глазах пожилой женщины, ему показалось, что радость сверкнула в этом мимолетном взгляде. Он посмотрел на Любу.
— Чудная она, — махнула рукой Люба.
— Скажите, Любовь Михайловна, она что, недолюбливала вашего мужа? Между ними происходили ссоры?
— Ой, — вздохнула Люба. — Сами понимаете, какая жизнь в коммунальной квартире! Кухня одна, ванная одна, туалет один, народу много — конечно, радости мало. Она старуха, мы помоложе, малец сущий дьяволенок, всякое бывает. Ничего, конечно, особенного не было, но сказать, что они с Николаем друг друга жаловали, не могу — врать не приучена. А и какая разница, не она же его прирезала, в самом деле! Силенок бы не хватило! — вдруг засмеялась Люба, но взглянула на лежащий труп и прикрыла рот рукой. Ей стало забавно при мысли о том, что крошечная Вера Александровна всаживает нож в грудь здоровенного мясника Николая.
Гусев тоже слегка улыбнулся краешком рта, покачал головой. Потом сел писать протокол, изредка прерываясь и задавая Любе вопросы. Пока он писал протокол, Люба пошла на кухню и поставила чайник.
- Предыдущая
- 3/33
- Следующая
