Страна золотых пагод - Рамешова Станислава - Страница 16

• Предыдущая
• 16/57
• Следующая

Это уникальное творение человеческих рук. Здесь всегда прохладно, даже в самый нестерпимый зной. Стены выложены нетесаным камнем. По обросшим мхом глыбам стекают струйки воды.

Обувь в руки! Здесь действуют те же правила, что и в пагодах.

Вхожу в длинный просторный зал, подпираемый двумя рядами мощных столбов. В торце зала установлена статуя Будды достойных восхищения размеров, по обе стороны от нее дюжина меньших. Горят свечи, благоухают цветы. Застыли в глубоком поклоне взрослые и дети.

Осторожно оглядываюсь и вижу: по бокам, вдоль стен протянулись ярусы, огражденные перилами. Это и есть зал заседаний. Только без кресел. Кресла и не нужны монахам: они усаживаются, скрестив ноги, прямо на полу.

Акустика в зале превосходная: щебетанье пары воробьев, носившихся друг за другом под высокими сводами, звонко разносилось по всему залу..

В апреле 1954 года, когда в Рангуне состоялся Шестой Всемирный буддийский съезд, продолживший традиции Пятого съезда, который проходил в Мандалае в 1871 году под патронажем короля Миндона, «Пещера Гаутамы» приняла под свои своды более пяти тысяч монахов со всего мира.

Могучая и полноводная Иравади — главная водная транспортная артерия страны. В народе зовут ее кормилицей, рекой «божественного дара». Иравади спасает от губительного зноя, поит крестьянские поля и кокосовые плантации, дает людям воду для питья, несет на себе корабли и рыбачьи лодки, помогает общению народов. Много столиц возникало и рушилось на ее берегах.

Есть такая легенда. Поселился некогда в этих местах бог дождя Иравади. Оглянулся он по сторонам, видит: вокруг безводная, безжизненная, раскаленная пустыня. Тогда по велению бога из хобота его любимого белого слона вытекла могучая река, зазеленели берега, сочная трава покрыла землю, стеной встали густые леса. Возликовали люди и назвали реку по имени бога — Иравади. На санскрите Иравади значит «дающая прохладу».

Беря начало в Гималаях, Иравади течет через всю страну, с севера на юг. До самого Сикайна вода в ней прохладна, такой ее поддерживают тающие на вершинах гор снега.

На своем долгом пуги — более двух тысяч километров — до впадения в Андамансксе море река принимает в себя сотни притоков, спокойных и бурных, кристально чистых и мутных от ила, теплых и холодных.

Режим Иравади подчинен муссону: в сухой сезон она мелеет, в дожди разливается. С каждым разливом Иравади откладывает слой ила, образуя в дельте плодородные, аллювиальные почвы, не требующие удобрений. Сток реки в районе дельты в августе в семнадцать раз больше, чем в сухом феврале.

По Иравади и сегодня ходят допотопные, времен Марка Твена, колесные пароходы. Пыхтят бедняги, шлепают по воде крутящимися лопастями. На палубах вперемежку с курами, гусями, свиньями, между мешками с зеленью сидят пассажиры. Кто везет свой товар на столичный рынок, а кто едет повидать родственников, прихватив с собой деревенские дары.

Резвая и чистая у истоков, Иравади пробегает нагорья севера, замедляет течение у Мандалая, становясь широкой и полноводной.

На юге, перед впадением в море, она образует обширную дельту из девяти рукавов. Одному из них — реке Хлайн — Рангун обязан выходом к морю.

Столичный порт принимает океанские суда. Однако крупнотоннажные корабли по Хлайн пройти не могут. Есть там опасное место, которое в народе зовут «обезьяньей точкой», где суда могут сесть на мель.

Мутные, желтоватые воды Хлайн постоянно несут ил, заболачивая берега. С рекой беспрестанно воюют землечерпалки. Немало забот администрации Рангунского порта доставляют и изменения уровня воды в реке во время приливов и отливов в океане.

Своенравная Хлайн нам не понравилась. Я не доверяла ей с самого начала. Рискнув однажды прокатиться по ней на лодке, я потом долго раскаивалась: рангунские «гондольеры» с трудом справились с беспокойными волнами, неотвратимо тащившими лодку вниз, в открытое море.

Колокол Махаганда, «Мощный голос», — один из самых больших в мире. Высота многотонного гиганта — более двух метров.

Некогда англичане, хозяйничавшие в Бирме, задумали вывезти его в Калькутту. Священный колокол сняли с платформы Шведагона, подтащили к реке, где ждал паром, чтобы перевезти его на готовое к отплытию судно. Но замыслу не суждено было осуществиться. При погрузке колокол перевернул паром и, подняв огромный столб воды, скрылся в мутных потоках Хлайн. Река надежно спрятала его.

Долго пытались англичане вырвать у Хлайн ее добычу. Но тщетно: при каждой попытке подъема колокол уходил все глубже и глубже, зарываясь в податливое илистое дно.

Тогда к губернатору пришла делегация местных крестьян. Она вызвалась поднять колокол со дна реки, но с одним условием: он должен вернуться на прежнее место и навсегда остаться в Бирме. Заранее уверенный в провале дела, губернатор разрешил начать спасательные работы. Если англичане, имея совершенную по тем временам технику, оказались бессильными в единоборстве с рекой, то как могут сладить с ней бирманцы с их примитивными подъемными средствами? Так думали чужеземцы. Но они ошиблись. Они забыли об одной «маленькой» детали: бирманцы хорошо знали свою реку, ее своенравный характер.

Терпеливо и настойчиво ныряльщики подкладывали бревна под погрузившуюся в ил махину до тех пор, пока не вытянули ее из вязкой жижи. Затем в ход пошли сотни мини-понтонов, полых бамбуковых стволов, на которых и всплыл колокол во время прилива на реке. Сложная инженерная задача была блестяще решена.

Хлайн вернула бирманцам то, чего не хотела отдать англичанам. «Мощный голос», шедевр бирманских мастеров-литейщиков, вновь занял свое место на платформе Шведагона. Там он стоит и теперь.

Рис в Бирме — не только хлеб насущный, но и главный экспортный товар. И сегодня трюмы заходящих в Рангунский порт судов наполняются отборным бирманским рисом.

По мосткам, перекинутым с мола на судно, снует цепочка грузчиков с туго набитыми джутовыми мешками на плечах. Туда-сюда, туда-сюда.

Течет со складов поток риса, отправляющегося в далекие земли. Текут по смуглым спинам кули струйки пота, смешиваясь с морской солью. Тело зудит, горло пересохло от жажды. За один час работы с мешками человек теряет невероятное количество влаги, как в пустыне.

Все очень просто: сначала на складе под тяжестью мешка грузчик сгибает колени, затем, балансируя всем телом, выравнивает груз на спине, берет деревянный колышек и по муравьиной дорожке трусцой направляется к молу, оттуда — на судно. А там у трапа стоит контролер — человек, который не обливается потом. Он принимает от грузчика колышки и записывает в реестр: один колышек — один мешок погруженного риса. Контроль несложный.

Сколько насчитают колышков в конце смены, за столько и заплатят грузчику хозяева.

Восток. Сказочный, притягательный, романтичный… Таким он рисуется в нашем воображении. Но очень скоро придуманный таинственный мир отступает перед прозой жизни.

Теперь вернусь к нашему первому дню в Бирме. Мы прибыли в дом, где нам предстояло прожить долгих четыре года.

Квартира дохнула нежилым запахом давно пустующих комнат. Окна закрыты мелкой, как сито, металлической сеткой — защита от комаров. В углу куча сваленных чемоданов, вокруг — пусто. Привычный, милый сердцу домашний очаг остался далеко отсюда, «за семью морями». Наш дом, казалось, еще следил за нами.

Дорога от аэропорта забрала остатки сил. Навалилась усталость. Скорее сменить взмокшие одежды, отряхнуть дорожную пыль.

• Предыдущая
• 16/57
• Следующая