Такой я видел Индию - Алаев Леонид Борисович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/67
- Следующая
Есть и другая сторона — интеллигенция из прочих районов с удовольствием переезжает в Калькутту, ибо здесь наилучшие возможности для проявления своей индивидуальности. Одно имя Тагора, величайшего поэта Индии, внесшего вклад почти во все сферы творческой деятельности, должно убедить в справедливости подобного мнения.
Когда я понял это, то стал отвечать на повторяющийся вопрос иначе:
— Вы знаете, мне не нравится климат Калькутты, но, к сожалению, там живет слишком много умных людей.
Такой ответ бывал по душе моим собеседникам.
В последние несколько лет Калькутта показала себя и как центр радикального, революционного и пролетарского движения. Можно было бы просто рассказать читателю о том, что в результате двух выборов, 1967 и 1969 гг., к власти в Западной Бенгалии пришел блок левых партий, куда входили коммунисты, что правительство Объединенного фронта провело ряд мероприятий в интересах народа. Я сам наблюдал в 1968 г., когда правительство временно пало и установилось президентское правление, высокую активность народа, практически ежедневно выходившего на демонстрации под красными флагами и лозунгами «Да здравствует революция!». Но все это лишь часть истинной сложной картины.
Мне хотелось бы поведать читателю о нелегком пути Западной Бенгалии и Калькутты к этой победе, а также о том, что омрачает ее радость.
В Индии очень много — несколько десятков, может быть, и сот миллионов людей, находящихся в бедственном положении или даже на грани голодной смерти, — сельскохозяйственные рабочие, не имеющие работы большую часть года, крестьяне — владельцы мизерных участков, мелкие ремесленники, товары которых не пользуются спросом, так как фабричные изделия привлекательнее и дешевле, пауперизированный городской люд, существующий вообще непонятно чем. К этим группам населения надо добавить студентов — не столь уже бедных, происходящих, как правило, из средних слоев, но лишенных ясных перспектив — безработица среди образованных в процентном отношении гораздо выше, чем среди неквалифицированных работников.
В Калькутте такого горючего материала особенно много.
Эти социально обездоленные массы готовы на все, чтобы вырваться из невыносимых жизненных условий. Они могут поддержать лозунги пролетарской революции, но могут быть увлечены и любой шовинистической или фашистской пропагандой и в слепой ярости обрушиться не на угнетателей, а на братьев по классу или братьев по положению, если те принадлежат к другой касте, национальности или религии.
Чрезвычайно опасной стала шовинистическая настроенность этих масс в конце 40-х годов, когда англичанам удалось разделить Индию на два государства, а Бенгалию — на Западную, вошедшую в Индию, и Восточную, мусульманскую, отошедшую к Пакистану. В то время Калькутта пережила период мусульманских погромов. Горели лавки, неизвестно откуда взявшиеся банды люмпенов набрасывались на людей, врывались в дома, били витрины, не разбираясь, индусу или мусульманину они принадлежат. Во всей Бенгалии погибли миллионы человек.
Вместе с тем события 1962 г., когда обострился конфликт на границе Индии и Китая, показали, что вспышка шовинизма еще не сделала Калькутту центром реакции. Антикитайские настроения были в тот период очень сильны в стране, и прежде всего в Калькутте, где живет много китайцев и где они представляют удобный объект для возбуждения вражды — лавочники, владельцы ресторанчиков, прачечных (т.е. конкуренты индийцам). Начались китайские погромы, но не сильные. Несколько сгоревших лавок и несколько избитых человек — это все, на что индусские шовинисты сумели толкнуть голодную, порой не знающую, на чем сорвать свой гнев, часть калькуттского населения.
В 1963 г. казалось, что положение изменилось к худшему, что фанатики снова и окончательно сумели придать протесту обездоленных жестокие и бессмысленные формы.
Осенью этого года, как уже упоминалось, пропал волос из бороды Мухаммеда в одной из мечетей Сринагара. Вспыхнули антииндусские погромы и демонстрации в Кашмире и в Пакистане, в том числе и в Восточной Бенгалии. Ответом была резня мусульман, главным образом в Калькутте.
Какие-то неизвестные лица распространяли страшные слухи, будто в Калькутту из Дакки, столицы Восточного Пакистана, прибыло по почте несколько чемоданов, набитых головами индусов. Какие-то, тоже неизвестные люди кричали в мегафоны на перекрестках, призывая разделаться, наконец, с собаками-мусульманами. Ударные отряды, созданные неизвестным центром, вооруженные не только железными палками, но и револьверами, разрушали и поджигали здания и обороняли район беспорядков от полиции.
Однако, пройдя через все эти испытания, Калькутта не стала шовинистической, а набрала опыт, позволивший ей лучше понять, с кем и как ей надо бороться. Фанатики, разумеется, остались, остались и массы пауперов, готовых на любые беспорядки. И все же результаты выборов 1967 г. продемонстрировали удивительную для тех, кто знал город в прошлом, политическую зрелость.
Выставление кандидатов в Индии — дело сложное. Помимо их личных качеств и политической ориентации, учитывается религиозная принадлежность, их каста и т.д. В рабочем районе Калькутты кандидатом левого фронта был выдвинут коммунист, по происхождению мусульманин. И он победил, хотя по религиозным мотивам вроде бы мог возбудить лишь вражду.
К сожалению, такого рода успехи — очень важные свидетельства роста классовой сознательности — еще редки. Процесс размежевания классовых интересов только наметился, и вспышки дикой, бессмысленной жестокости продолжаются, но энергия, скопившаяся в народе, получает все более организованное и целенаправленное выражение.
Я был в Калькутте в очень важный период ее истории — после падения первого правительства левого фронта. Город находился в ожидании сначала созыва Законодательного собрания, а потом, когда попытка навязать собранию правительство реакционного меньшинства провалилась, следующих выборов.
14 февраля 1968 г., в день открытия собрания, все боялись беспорядков, столь обычных здесь, толп, опьяненных жаждой разрушения, эксцессов, сражений с полицией, перевернутых автомашин и автобусов. У меня на этот день как раз была назначена лекция в университете. Многие уговаривали меня отказаться от нее и пересидеть в безопасном далеке загородного Статистического института, где мы жили. Я тем не менее поехал: меня толкало нежелание выказать трусость, любопытство (хотелось посмотреть, как выглядит город в момент напряжения его воли и сил) и заверения тех местных знакомых, которые убеждали меня, что советскому человеку в Калькутте бояться нечего. Я поехал, прицепив к лацкану пиджака советский значок с Кремлем и красной звездой.
Меня поразил порядок, царивший в центре города. Не было возбужденных толп, бессмысленных выкриков, сжатых кулаков, перекошенных лиц. На тротуарах кучками стояла молодежь, будто бы безучастная, но серьезная и напряженная. В 2 часа эти кучки собрались в колонны (а не в толпы!) и не торопясь, избегая провокаций, стали прорывать полицейские кордоны и окружать здание собрания.
Весь темперамент бенгальцев, казалось, сконцентрировался в этот день внутри ассамблеи. Депутаты левых партий, поддерживавшие незаконно свергнутое правительство Объединенного фронта, кричали, стучали ногами и пюпитрами, не давали говорить губернатору штата, пытавшемуся представить присутствующим новое правительство. На следующий день буржуазные газеты воздали должное мужеству губернатора, зачитавшему все же свое послание грохочущему залу, хотя, по признанию тех же газет, ни одного слова нельзя было расслышать.
В тот день левые силы добились своего — непопулярное правительство ушло в отставку и было объявлено президентское правление. Это означало, что через шесть месяцев состоятся новые выборы.
Они были назначены на сентябрь, перенесены на ноябрь в связи с наводнением в Миднапуре, потом отложены в связи с наводнением на севере. В конце концов выборы состоялись через год, в феврале 1969 г.
Правительство Объединенного фронта снова пришло к власти.
- Предыдущая
- 14/67
- Следующая
