Час Совы - Рокотов Сергей - Страница 15
- Предыдущая
- 15/56
- Следующая
5.
… — Вот оно как…, — усмехнулась Ника, услышав от подруги любопытное сообщение. — Однако, в нашей стране можно дела делать, пока раскачаются, годы пройдут… Ничего, Наташенька, прорвемся… Разве это для нас проблемы? Разве какой-то Юртайкин для нас представляет опасность? Это для нас мелочи, дорогая подружка… — Не надо никого недооценивать, Ника, — возразила Наташа. — В том числе и провинциального участкового. Мужик он, по-моему дотошный и занудный. И настроен как-то агрессивно…
— А я ничего не боюсь, — засмеялась Ника. — Я свое отбоялась, устала бояться…
— За себя не боишься, за близких бойся. Пропадешь — что они без тебя смогут?
— Во-первых, я не пропаду, а во-вторых, даже если и так, тут найдется кому о них побеспокоиться…
— Ника, дорогая… Меня так тревожат твои сомнительные друзья… Как ты можешь доверять подобным людям? Это же звери, лютые звери, они только о своей выгоде и беспокоятся…
— Знаешь что?! — разозлилась Ника. — Нечего мне лепить всякую ерунду! И не трогай моих друзей, они мне здорово помогали, если бы не они, вряд ли я вообще бы выжила. Да и вам с Родионом, между прочим, тоже помогли, извини за напоминание, Наташка… Не тебе бы про это говорить… А звери лютые это не они, это другие… Это режиссер Рыльцев, это его чудесный сыночек, это поганый Вадим Петрович… Вот уж кто зверье, так зверье, проб негде ставить… И они ответят за все, по полной программе… Так вот, Наташенька. Живи себе в своем доме и не тревожься ни о чем. Вас-то никто не тронет… Конечно, что-то они в моей хибарке нашли, возможно, кстати, твое письмо, в котором есть упоминание про Рыльцева. Никак я не могу его найти, наверное, там забыла впопыхах… Видимо, прочитав его, этот участковый и сопоставил старую Сову с владельцем кирпичного дома Рыльцевым… И фотографию свою на столе забыла, хотела в последний момент в рюкзак сунуть, но… Забыла, короче говоря… Ладно, Наташка, не паникуй, бояться нам с тобой нечего, а все равно тебе спасибо за информацию, буду осторожнее… — Как у тебя-то? — спросила Наташа.
— У меня? — блаженно произнесла Ника. — Да замечательно, изумительно… Воистину, кто не ведал горя, не знает и настоящего счастья… Кто не сидел в тюрьме, никогда не поймет, что такое свобода… Недавно мы ездили на море… И я по-другому смотрю и на море, и на все вокруг. Я счастлива, Наташка, безумно счастлива… Пока… Целую. Родьке пламенный привет! Как он там, в глуши? Не засох ещё от скуки? — Что ты? Тоже наслаждаемся тишиной и покоем… После всей этой истории с квартирой, нам здесь так хорошо… — И дай-то Бог… Нравится — живите. А ваш квартирный вопрос мы тоже уладим, все будет по справедливости. Ты, коренная москвичка, лишилась своего города из-за этого мерзавца Рыльцева, этого не должно быть…
— Это уже не мой город, — с грустью возразила Наташа. — Это город, оккупированный всякой нечистью… И не хочу я туда возвращаться…
— Ладно, и это поимеем в виду… О, кто-то звонит в дверь, пойду открывать! Пока, подружка!
Ника открыла дверь дома. На пороге стоял пожилой почтальон. — Вам телеграмма, — сказал он. — Распишитесь, пожалуйста.
Она расписалась заковыристой росписью, поблагодарила почтальона и захлопнула дверь.
«Срочно нужно твое присутствие в Москве. Дело начинается. Роман.»
— Начинается, так начинается, — произнесла Ника, положила телеграмму на стол, закурила папиросу и задумалась… Далекое прошлое частенько прокручивалось у неё в мозгу, как кинопленка, заставляя сердце биться чаще и в гневе сжимать кулаки…
«Звери, лютые звери», — прошептала Ника, глубоко затягиваясь крепким беломорным дымом…
… Шло лето восемьдесят первого года… И шел ей в ту пору тридцать второй год… Какой счастливой и безмятежной была она тогда… Полтора года назад она стала матерью, и только что была утверждена на главную роль в новом фильме кинорежиссера Рыльцева, всемогущего, известного, народного…
Казалось, что перед ней открыты все дороги… И в голову не могло ей прийти, какие страшные испытания уготовила ей жизнь… И не когда-нибудь, а немедленно, завтра, послезавтра…
— Поехали, Ника, подвезу, — произнес своим красивым бархатным голосом Игнат Рыльцев, элегантный, кудрявый мужчина, лет пятидесяти двух, в самом, что называется, расцвете сил, открывая перед ней дверцу темно-синей «Тойоты». Тогда, в начале восьмидесятых мало у кого были иномарки. Но Нику это мало интересовало, она была счастлива тому, что будет сниматься в главной роли в фильме такого известного режиссера, она, никому не известная театральная актриса… Ника села на заднее сидение «Тойоты», и режиссер плавно тронул её с места.
— Через мой дом едем, — сказал Рыльцев. — Давай, заглянем, кофейку попьем… Ненадолго…
— Если ненадолго, то можно, — согласилась Ника, ещё совершенно наивная в свои тридцать с небольшим. Она жила в Москве чуть более двух лет, до этого жила в Ленинграде, а все детство и юность прошли в самых различных местах — от Берлина до Кушки. Отец был военным, командиром десантных частей. Сама она закончила театральное училище в Саратове, играла в театрах разных городов, затем осела в Ленинграде. Там же, в городе Пушкине жили и её родители, отец, вышедший в отставку и мать.
Зайти в квартиру самого Рыльцева казалось для Ники чем-то сказочным. Известный актер и режиссер был кумиром того поколения. А тут… приглашает её домой…
Они зашли в прекрасную квартиру на улице Горького. Из окна был виден Кремль. Семья Рыльцева, состоящая из жены и девятилетнего сына была на даче.
Рыльцев заварил кофе, предложил и коньяка, но, вообще-то не откладывал в долгий ящик то, за чем он привез сюда Нику. Статная, красивая, с длинными белокурыми волосами и темно-синими глазами, провинциальная актриса должна была пополнить многочисленную коллекцию его побед… После чашки кофе с коньяком он стал лезть ей под юбку…
«Что вы делаете, Игнат Константинович?!» — крикнула она и отшатнулась от него.
«А ты как думала?» — игриво усмехнулся он. — «За просто так ничего не бывает…»
«Я думала, что все, что про вас говорят — это грязные сплетни…»
- Предыдущая
- 15/56
- Следующая
