Одиссея генерала Яхонтова - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 8

— А ну, братцы, — спросил один из них сидевших в проходах людей, — где тут генерал? Приказано караулить.

Так доехали до Харбина. Здесь же, в «столице КВЖД», дело приняло для Яхонтова совсем уж скверный оборот. Едва поезд остановился, в вагон вскочил агент местной русской полиции, за ним следовали два носильщика.

— Господин Яхонтов, вы арестованы, — сухо сказал агент и махнул носильщикам. — Берите вещи, выносите.

— На каком основании, — начал было Яхонтов, но полицейский перебил его: «Приказ коменданта. Я исполняю приказ». Пришлось подчиниться. Яхонтова тронуло, что несколько пассажиров, в том числе румынский дипломат и молодой офицер в рваной шинели, отправились вместе с ним. Но вряд ли помогла бы их поддержка, если бы в зале ожидания Яхонтов не увидел двух знакомых офицеров, с которыми несколько лет назад служил в Хабаровске. Разумеется, они знали коменданта. Яхонтов собрался было и здесь предъявить свой дипломатический паспорт, но комендант — сама любезность — удержал его руку.

— Приношу свои извинения, генерал, — козырнул он. — Соблаговолите считать инцидент исчерпанным. Как вы добрались? Есть ли жалобы на порядки в поезде?

Жалобы были. Яхонтов, горячо поддержанный недавно столь молчаливыми пассажирами, пожаловался на беспокойного солдата, рассказал о его наглых приставаниях к румынским женщинам и попросил арестовать хулигана.

Через несколько минут, подгоняемый уколами штыков, солдат был доставлен в комнату коменданта. Здесь же был франтоватый ротмистр и огромного роста вахмистр.

— Ну вот и наш большевик, — удовлетворенно сказал комендант и повернулся к ротмистру. — Это уж по вашей части, Евгений Илларионович.

— У нас суд скорый и справедливый, — сладко улыбаясь, сказал ротмистр. — Каждому преступлению — свое наказание. Так вы говорите — этот хам приставал к барышне? Предлагал на захваченной земле плодить большевиков? Отлично, отлично… Пилипенко! — крикнул он не оборачиваясь.

— Слушаю, вашбродь! — выпрямил грудь великан вахмистр.

— Бычков холостил?

— Так точно!

— И чудно. Оскопи-ка, братец, этого большевичка — красного бычка, чтоб на барышень не бросался.

Судорога страха прошла по лицу молодого солдата.

— А за большевистскую агитацию, — лениво добавил ротмистр, — вырви ему, Пилипенко, язык.

Солдат рванулся было к двери, но Пилипенко успел ухватить его и выкрутил руку. Сложившись пополам от боли, солдат крикнул с ненавистью в лицо Яхонтову:

— Сволочь ты… а еще генерал!

— Действительно большевик, — хмыкнул комендант, когда дюжий Пилипенко выволок парня из комнаты. — Что делается с Россией, о боже…

Когда они остались вдвоем с Яхонтовым, комендант рассказал о ротмистре Евгении Илларионовиче. Оказалось, что у этого офицера трагическая судьба. Его имение в Саратовской губернии разграбили крестьяне, сожгли старинный дом с уникальной библиотекой, а старика отца и сестру-курсистку, вставших на защиту имущества с оружием в руках, зверски убили. Затем комендант расспросил Яхонтова о петроградских событиях.

В экспресс Петроград — Владивосток Виктор Александрович не вернулся. Ему не хотелось больше никаких приключений. Да и после сцены у коменданта было неловко перед соседями по вагону. Он немало поездил по этим краям и хорошо ориентировался в здешних дорогах. По нынешним временам безопасней и проще было держаться подальше от русских. Вечером того же дня Яхонтов был в Чанчуне. Гостиница «Ямато» была ему хорошо знакома, и после долгих беспокойных ночей он наконец-то мог насладиться комфортом уютного номера с роскошной кроватью. Как хорошо, что, кроме несчастной взбаламученной России, есть страны, где уважается закон и порядок, где не теряют силу такие атрибуты порядка, как дипломатические паспорта, военная форма, билеты на поезд, наконец, деньги. Этого не замечаешь, как не замечаешь воздуха, которым дышишь. Но как нельзя жить без воздуха, так нельзя жить и без порядка. За что убили князя Туманова? Какому-то матросу не понравилось его породистое лицо? Но тут что-то царапнуло по подсознанию, и Яхонтов вспомнил солдата, которого он выдал палачам. А может быть, ротмистр все же шутил, только пугал? Ой, нет, не надо себя обманывать. Виктор Александрович содрогнулся, представив себе, что по его вине сейчас терзают в застенке, в сущности, ни в чем не повинного человека. Ведь ротмистр видит в «большевике» убийцу своего отца и своей сестры, одного из тех, кто разорял и жег его родовое гнездо.

«Сволочь ты… а еще генерал».

Яхонтов вдруг осознал, что ему никогда не будет дано забыть этого солдата.

Вечером следующего дня Виктор Александрович добрался до Мукдена. Бегло просмотрев газеты за те дни, что он ехал из Петрограда, Яхонтов понял, что получить из них какую-то достоверную информацию невозможно. Писали, например, что в Москве убит Рябцев, возглавивший сопротивление большевикам. Так ли это? Ведь рядом сообщалось о том, что в ночь большевистского переворота из Зимнего дворца был препровожден в Петропавловскую крепость Верховский. А ведь Яхонтов лично провожал его на катер за три дня до восстания! Нет, нет, газеты перестали быть источником достоверной информации о России. Теперь придется, подумал Яхонтов, разгадывать статьи, как шарады, подобно судебному следователю докапываться до истины через горы вымыслов и домыслов. Но этим он займется уже дома, в Токио. До дома уже было рукой подать. Без каких-либо осложнений Яхонтов проехал с севера на юг всю Корею, сел в Фузане на пароход и вскоре уже обнимал жену и дочь. Он не видел их два месяца.

Весть о неожиданном возвращении Яхонтова, за два месяца успевшего стать генералом, побывать товарищем министра, оказаться свидетелем большевистского переворота, сумевшего избежать участи других членов кабинета Керенского и выбраться из России, — с быстротой молнии облетела русскую колонию в Токио. А она была в те времена уже не маленькой. Офицеры, специалисты из многочисленных миссий, коммерсанты, чиновники самых различных ведомств, предусмотрительные богачи и бог весть какими судьбами попавшие в Японию российские интеллигенты — всех вместе набралось так много, что в посольстве не нашлось помещения, где их можно было бы всех усадить — естественно, с целью послушать Яхонтова. Сняли зал в отеле, построенном недавно в американском вкусе.

И вот Виктор Александрович на трибуне. Со стыдом он вспоминал потом об этой лекции. Чуждые русскому народу узурпаторы — большевики… Ленин, доставленный из Германии в пломбированном вагоне для ведения подрывной работы… Попрание законов… Нарушение рыцарской чести Антанты… Естественно, господа, скоро последует неизбежный крах мертворожденного режима, но какими издержками обернется для нашего многострадального отечества этот хаос…

Раздались весьма жидкие аплодисменты. И не потому, что оратор не сказал ничего нового по сравнению с тем, что писали в газетах. Военная часть аудитории стала задавать вопросы. Но не о большевиках. Спрашивали о Корнилове. Спрашивали так, что пришлось если не оправдываться, то хотя бы напомнить, что вызов ему, Яхонтову, пришел уже тогда, когда с выступлением Лавра Георгиевича было покончено. Ответы Яхонтова аудиторию явно не удовлетворили. Он почувствовал, что враждебность большинства офицеров к Верховскому — «воткнувшему нож в спину генералу Корнилову» — переходит и на него. Он пожалел, что рассказал о попытках Верховского найти общий язык с лидерами политических партий. Для его слушателей Керенский, Милюков, Дан, Либер, Винавер, Аджемов и прочие были шайкой злодеев, сбросивших с трона монарха, на верность которому в свое время присягали господа офицеры.

Через несколько дней, как ему мнилось, он обрел возможность восстановить свою репутацию в глазах офицеров. Когда пришло сообщение, что советский режим подписал перемирие с центральными державами и уговорился вскоре начать мирные переговоры в Брест-Литовске, Яхонтов послал в Петроград, в Генштаб, телеграмму. Я протестую, телеграфировал Яхонтов, против переговоров, предпринимаемых группой самозваных лиц и которые не одобрены народом. Я не могу признать и никогда не признаю никакого другого правительства, кроме как назначенного Учредительным собранием, которое вскоре соберется.