По Беломорью - Пуссе Марк Васильевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/12
• Следующая

Если верить нашей карте издания 1964 года, мы должны проплыть лесопункты Спасский, Слободу и Квасский мыс. Очевидно, путешествующим по Уфтюге будет небезынтересно узнать: всех трех лесопунктов нет! Теперь и лес сплавляют только от притока Мотьма.

На берегу Уфтюги, против бывшего лесопункта Спасский, стоит изба. Здесь встретились с местными жителями, поднявшимися на сенокос на легких долбленках. Двое, Александр Петрович Вешняков и молоденький парнишка Саша, утром собирались в Комарово. Договорились порыбачить вместе.

Спали в ту ночь прекрасно. Товарищи разместились в избе, я под тентом. Долго беседовал с Вешняковым — самым известным на Уфтюге охотником. Всю свою трудовую жизнь промышлял он лося, куницу. Добыл полтора десятка медведей. Промышленник награжден орденом «Знак Почета».

Отплыли на рассвете. Дед объявил заранее, что у переката стоят четыре больших хариуса, которых он приметил, когда толкался на шесте вверх по реке.

Подходим к указанному месту.

— Вон один, второй… Где же еще один? Ага, притаился…

Нам оставалось только забрасывать удочки.

Вот это дед! Не зря колхозники говорят, что зовут его на Уфтюге «дед Зыря».

На стоянке Вешняков много рассказывал о промысловых возможностях Уфтюги.

— С рыбой у нас тут просто. Заходит в реку по весеннему подъему воды и «лезет» к верховьям. После спада остается в ямах, больше в верховье Уфтюги и ее притоках, например, Селюге и Важуге. Если не пугать, так она все лето на одних местах и продержится.

По наблюдениям местных жителей, в Уфтюге остается стерлядь до четвертого, нельма до десятого, язь (его в речке маловато) до семидесятого от устья километра. Сиг, окунь, семга, налим поднимаются до Селюги, хариусы — до самой вершины. Щука тоже поднимается высоко, но крупная (до пуда лавливали) не выше двадцатого километра.

Птицы (глухарь, тетерев) немного. Есть рябчик. В верховьях реки держатся лось, дикий северный олень, росомаха, куница. По всей реке встречается выдра, а выпущенный на расселение бобр добрался в этом, 1967 году, уже почти до Важуги…

По Уфтюге. Фото М. Пуссе.

Первое со стороны верховья поселение на Уфтюге — Ипишский лесопункт (поселок Комарово) — на левом берегу. В поселке собственная электростанция, работающая на отходах лесосырья. Почти во всех домах радиолы, приемники. Рабочие живут хорошо.

В Комарово расстались с Сашей — здесь его дом. Ночевать остановились у деда, для этого пришлось спуститься еще на два километра ниже. Вешняков поразил нас. С пяти утра 62 километра по реке старик толкал лодку шестом. От нашей помощи категорически отказался. И это в 67 лет. Вот какие деды встречаются в лесных дебрях нашего Севера!

Утром отправились в Красноборск, а оттуда — в Архангельск. Домой вернулись загорелые, довольные путешествием и рыбалкой.

Совершен еще один поход. А это значит — новые впечатления и, конечно же, новые друзья.

К югу от города Беломорска есть железнодорожная станция Кочкома, от которой уходит грунтовая дорога в центральные районы Карелии. По ней мы теперь и едем на рейсовом автобусе к верховьям реки Чирка-Кемь. Широкая лесная дорога вьется по бору, спускается к огромным озерам с потемневшим от весеннего солнца льдом. Всюду гранитные выступы. Вдоль дороги часто встречаются аккуратно огороженные памятники с лаконичной надписью: «Советским воинам, отдавшим жизнь в борьбе с фашистами».

С декабря 1941 года по июнь 1944 года в этих местах шли ожесточенные бои. Много раз пытались гитлеровцы перерезать здесь дорогу на Мурманск, но так и не смогли.

…Часа через четыре приехали в Тикшу. Солнце уже село, и аккуратные разбросанные прямо в сосновом бору домики лесопункта обволокла сонная тишь. Пахло прелой хвоей.

В поселке оказался дом для приезжих, и на ночь мы разместились в нем, а утром я встретился со старожилом здешних мест И. Ф. Константиновым. Пока мы беседовали с ним о предстоящем походе, Михаил Фатьянов и Николай Корельский закупили необходимые продукты и договорились с шофером попутной машины о переброске нас к реке — до нее осталось еще три километра.

Надували лодку у моста через Чирку-Кемь и с тревогой посматривали на небо. С юга надвигалась тяжелая свинцовая туча, подул сырой порывистый ветер.

К Човгозеру плыли около часа. Течение медленное, но помогал попутный ветер. Над рекой проносятся кряквы, чирки, чернять. В свое время Пришвин называл Карелию краем нехоженых троп и непуганых птиц. Теперь здешняя птица ведет себя осторожно, но мы все же добыли одного крякового селезня.

Вскоре поняли, что к избушке, расположенной на правом берегу озера, не пробиться из-за льда. А именно там нам рекомендовали заняться рыбалкой. Пришлось западным берегом тащить снаряжение и лодку к левобережной избе. В ней не оказалось печки, и, пока я разводил костер, мои товарищи поспешили на лед. В руках Николая закружился ледобур. Было сомнительно, что в надвигающуюся непогодь будет клев. Но уже через несколько минут на льду бились окуни и сороги… Карелия — это все-таки Карелия!

Итак, озеро подо льдом. Правда, в центральной его части поверх льда появился ручей, мы его обнаружили, наблюдая за быстрым перемещением по течению почему-то нелетного крякового селезня, — но ведь это только ручей. На пути будут и другие озера, и тихие широкие плесы со слабым течением. Выходит, и там лед, а для нас это большая помеха…

— Смотрите! — всполошился Михаил. Из-за маленького лесистого островка, с которым поравнялся плывущий селезень, на него набросился черный ворон. В туче брызг носился селезень, отбиваясь от хищника, — нырнуть-то ему некуда. В конце концов хищник отступился, тяжело полетел к берегу, а минут через пять мы снова увидели путешественника. Он бодро плыл дальше, в реку…

Ранним утром шестого мая двинулись в путь. Ниже Човгозера река оказалась чистой и несколько сузилась. Появились небольшие перекаты, по-местному «карюшки». С одного из них мы неожиданно «соскочили» и приняли в шлюпку ведро ледяной роды. Однако настроение у всех было бодрое — день разыгрался, на небе ни облачка, а воздух такой чистый и свежий, что, кажется, невозможно им надышаться.

Ниже появились островки, течение резко ускорилось и пронесло нас под лесорубским мостиком. Мы были на чеку — недалеко до опасного Хаудапорога. И вот, проплыв еще с километр, услышали шум первого порога. Здесь, на правом берегу, — брошенный поселок. Живут в нем лишь четыре семьи. Вылезли на берег, обнесли лодку и снаряжение вокруг порога — он короткий — и поговорили с местными жителями. Совсем недавно в поселке жила и пятая семья. Но случилась беда. Разложили костер — пообедать решили. А под костром оказалась мина… Через двадцать лет после окончания войны она унесла еще три человеческие жизни.

…Второй и третий пороги обошли по крутым холмам. Попотели изрядно, так как солнце сильно припекало, и были рады, когда снова продолжили плавание по речному холодку к Тахкоозеру. Лагерь в этот день разбили на его правом берегу. Здесь решили заночевать, приготовить жаркое из селезней и порыбачить.

Но только успели поставить палатку и натаскать сухостоя, как налетел порывистый ветер. В костре заметалось пламя… Погода резко изменилась, хотя, честно говоря, я этому был даже рад. Дождь поднимет воду, разрушит на озере лед. А пока у нас есть и питание, и крыша над головой.

Всю ночь штормило. Исхлестанную дождем и ветром палатку пришлось укреплять. Утром нас разбудил Николай. Размахивая снятым с рогатки килограммовым налимом, он возбужденно рассказывал, что пытался вытащить с другой рогатки «что-то тяжелое», но едва сдвинул с места. Мы увидели разогнутую лапу тройника, наживки не было. Очевидно, сошла огромная щука.

К утру погода несколько улучшилась, и мы, сняв лагерь, побрели холмами к концу озера. По пути согнали пару рябчиков, а Николай подстрелил в заводи селезня-гоголя. Не доходя до избы Келлогора (в ней сегодня будем ночевать), натолкнулись на могилу жертвам белофиннов 1921 года. Известно, что глубокой осенью 1921 года белофинны вторгались на территории) северной Карелии и оккупировали ее северо-запад. Кстати, недалеко от Архангельска, на Кегострове, бережно охраняется могила одного из героев освобождения, Тойво Антикайнена.

• Предыдущая
• 2/12
• Следующая