Дело №306 - Ройзман Матвей Давидович - Страница 54
- Предыдущая
- 54/77
- Следующая
Золотницкий вскочил с табурета и, стукнув кулаком по столу, воскликнул:
- Художники божьей милостью! А сколько таких было? Сколько осталось? - Он выбежал на середину комнаты, выдвинул ящик стола, схватил книжечку в серой обложке. - Вот, - поспешно листал он каталог Государственной коллекции смычковых инструментов, - посчитайте, как много итальянцев, как мало наших!
Слушая взволнованную речь старика и глядя на его порывистые движения, я понял: если такой человек вспылит, быть грозе!
- Скажите, уважаемый, - проговорил Андрей Яковлевич, стремительно опускаясь передо мной на стул, -
кто, когда и где рассказал народу о наших успехах, о наших неудачах?! Кто громогласно заявил, что мы, мастера, уходим, а заменить нас некому? - Он развел руками. - Некому-с!
- Ну, об этом пишут. В газетах было, в журналах…
- Пишут? Я покажу, что пишут! - воскликнул мастер и - откуда что взялось! - вскочил, стремглав понесся во вторую комнатку, плотно закрыл за собой дверь.
За ней слышались гулкие шаги по каменному полу, шуршание бумаг, бормотание. Я думал, что самое главное - оградить старика от волнения, а тут с первых же шагов, правда неумышленно, взбудоражил его. Через некоторое время Андрей Яковлевич высунулся из-за двери и пригласил меня войти. Я вошел. Сев на порыжевший диванчик, Андрей Яковлевич низко склонился над какой-то папкой, стал перебирать журнальные и газетные вырезки.
- Ума не приложу, - сказал он, - куда девалась статья!
- Да вы не беспокойтесь, - проговорил я мягко. - Не последний раз прихожу. Найдете и покажете.
- Нет, все переворошу, а найду! - сказал он. -› Кто-то хозяйничает тут без меня, роется… - сердито бормотал он себе под нос.
Я попросил у мастера разрешения сфотографировать для газеты мастерскую, подсобную комнату и его самого за работой. Он молча кивнул головой и вышел из подсобки в мастерскую, чтобы поискать статью на своем рабочем столе.
Воспользовавшись моментом, я вынул лупу и осмотрел замок несгораемого шкафа. Над замком я заметил короткие, глубокие царапины и следы свежего красного лака. Убедившись, что старик полностью поглощен своими бумагами, я сдвинул круглую металлическую крышечку, закрывающую отверстие замка, - она туго ходила.
С помощью лампочки-блиц я сфотографировал крупным планом замок несгораемого шкафа. Потом с разных точек снял подсобную комнату и вышел в мастерскую сфотографировать сидящего за столом мастера.
Значит, глубокие царапины вокруг замка и попытка замазать их - не досужая выдумка старика! Но мне казалась наивной попытка вскрыть несгораемый шкаф каким-то допотопным инструментом. Взломщики, или, как их называют, «медвежатники», действуют куда хитроумнее: еще в царское время известный в уголовном мире Паршин вскрывал несгораемые шкафы, как коробки шпрот, набором особых инструментов. Его считают последним «медвежатником». И в самом деле, после нэпа эта воровская «специальность» у нас почти исчезла: советские люди хранят деньги в сберегательных кассах, а государственные ценности в банках надежно стерегут военизированная охрана и система специальной сигнализации.
- Хоть зарежь, не найду! - воскликнул мастер, прерывая мои размышления. - Недавно я давал статью Савватееву… - Вдруг он хлопнул себя рукой по лбу: - Дубовая башка! Да ведь я спрятал ее в зеленую папку! - и быстро пошел в подсобную комнату.
Я услыхал звяканье ключей, звук открываемой дверцы несгораемого шкафа и снова шелест раскрываемых газет, пришепетывание. ..
Широко распахнулась входная дверь, и в мастерскую вошла невестка мастера - Люба с обеденными судками в руке. Розовая, со слегка заиндевевшими бровями, в светло-серой мерлушковой шапочке, она поздоровалась со мной и спросила, где Андрей Яковлевич. Мы вошли в подсобную комнату; старик сидел на диванчике, откинувшись на его спинку и закрыв глаза.
- Вам плохо? - встревожилась Люба.
- Нет! - ответил он, медленно раскрывая глаза. - Устал.
- Может быть, отвезти вас домой?
- Не надо, Любаша, - сказал мастер. - Сейчас пройдет. Я ведь за весь день выпил только стакан чаю с бубликом.
- Как же вы так? Помните, доктор говорил: вам надо есть понемногу, но часто. А вы?
- Работа, Любаша, работа!
- Вы всегда отвечаете одно и то же. Ну куда это годится?! - воскликнула она. - Я привезла обед… А где Михаил?
- У него оркестр репетирует с гастролером. - Старик достал из судка пирожок с мясом и с аппетитом принялся за него.
- Я сейчас, Любаша… Еще немного посижу… Мы вышли в мастерскую. Люба шепотом объяснила,
что работа над новой скрипкой к конкурсу совсем извела старика. Андрей Яковлевич стал себя плохо чувствовать, участились приступы стенокардии. Я хотел было уйти, но Люба сделала знак, чтобы я подождал, приложила руки к нижнему судочку и с досадой сказала:
- Ну вот, суп остыл!
- Что же вы хотите? На дворе такой морозище!
- Пока на электрической плитке разогреешь… - начала было она.
Но старик услыхал ее слова, и до нас донесся его голос:
- Я сам, сам! Поезжай домой, а то Вовка без тебя плохо ест!
- Ох, уж мне эти деды и бабки! - проговорила Люба, улыбаясь. - Только что богу не молятся на внука! - И шепнула мне: - Не уходите…
Она кивнула головой и легкой походкой вышла из мастерской, оставив после себя запах черемухи.
Золотницкий появился из подсобной комнаты с газетой в руках.
- Вы спрашивали, что я скажу о нынешних статьях? Вот слушайте. «Секрет кремонских скрипок», - прочитал он заголовок статьи и продолжал: - «Ученый Дитыар пришел к выводу, что необычайные свойства скрипок, альтов и виолончелей, сделанных старыми итальянскими мастерами, полностью зависят от лака, которым они покрыты…»
Мастер вздохнул, опустил газету и заявил:
- Лак никакого положительного влияния на скрипку не оказывает. Если хотите знать, всего чище, яснее и сильнее звучит белая скрипка!
Он раздвинул стеклянные створки шкафа и взял незагрунтованную, не покрытую краской и лаком скрипку, на которой уже были натянуты струны:
- Вот-с! Я сушил ее года два, а перед отделкой пробую звук.
Он сыграл несколько гамм. В самом деле, звук был сочный, бархатистый, превосходного тембра.
- Мой соловушко! - Старик поцеловал скрипку. -А для чего же ее покрывают лаком? - спросил я.
- Для того чтобы она выглядела красавицей, чтобы пот от рук скрипача, изменения температуры и влажности воздуха не повредили дерево. Ведь играют на скрипке и в помещении, и на улице, носят ее и в мороз, и в жару, и в дождь! Еще мой учитель Кузьма Порфирьевич Мефодьев обращал главное внимание не на лак, а на грунт.
- Значит, вы считаете, что секрет изумительного звучания кремонских скрипок в особом грунте?
- Сохрани бог! Секретов у итальянцев нет! - Он поднял обе руки вверх, словно защищаясь от меня. - И у нас нет!
«Ах ты жох! - мысленно обругал я его. - Секретов нет, а что ты прячешь под замком в несгораемом шкафу?» Но вслух вежливо спросил:
- Вы же сами сказали, что вот грунт…
- Грунт нужен для того, чтобы лак не проникал в дерево неравномерно. Не проникал! - воскликнул он. - Теперь мы знаем, что Страдивари грунтовал скрипку снаружи и изнутри смесью пчелиного воска и клея, которые растворял в вареной олифе.
Я добрался до того вопроса, к которому стремился:
- Вы читали статью вашего сына о грунте?
Мастер широко раскрыл глаза, встал со стула, придерживая сползающие с носа очки.
- Так-с! - сказал он тихо, а мне почудилось, что он закричал. - Другим статейку о грунте показал, а меня, отца, не удостоил. Секрет-с! - И он желчно засмеялся. - Ах, Антонио! - почти шепотом произнес он. - Ах, Страдивари! Мой Михайла еще почище твоего оболтуса Франческо…
Ох и лис! Да разве Михаил Золотницкий, мечтающий о современной идеальной скрипке, чем-нибудь похож на бездарного наследника итальянца?
- Мы, кажется, говорили о статье вашего сына?
- Предыдущая
- 54/77
- Следующая
