Мой желанный убийца - Рогожин Михаил - Страница 40
- Предыдущая
- 40/51
- Следующая
Наташкины драгоценности разбросаны по всем углам. Ни я, ни Пат к ним не прикасались. Нужно будет решить, что ему, что мне. Боже, опять Наташка не идет из головы. Вот колечко с бриллиантом. С ним связана уморительная история.
Однажды пьяную Наташку какой-то товарищ уговорил провести ночь с его другом — негром. Наташка завелась. У нее была одна чувырла, которая трахалась исключительно с неграми. Считала их самыми изысканными, самыми замечательными.
Замуж тоже за негра вышла. Довольно странный брак, особенно глядя на них. Она — такое чучело с мочалкой на голове, пережженные белые волосы, орлиный нос, толстая. А негр тощий, маленький. Она еще на него цыкала громовым голосом.
Наверное, Наташка вспомнила ее россказни и согласилась. Негр снимал комнату в общежитии. Он там не жил. Трахался. Наташка подробно рассказывала. Особенно мужикам. Многим почему-то нравилось про негров слушать. Встретил ее этот кадр.
Очень приличный. С бородкой. Нос, правда, расплющенный, но губы невывернутые.
Как говорила Наташка, выражение морды зверски-комичное. Когда улыбался — забавен, когда чего-то не понимал, становилось страшно от его взгляда исподлобья. Встретил обходительно. Говорил по-русски, но не пил. А Наташка уже приехала кривая, ну и там надралась. Пугало ее то, что в темноте не сможет его разглядеть. И еще интересовало — головка у члена розовая или черная, как нос?
Оказалось — почти черная, или слегка порозовее. Негр, уж как его звали, Наташка и не помнила, оказался чрезмерно нежным. Аж приторным. Поначалу его ласки заводили, потом стали раздражать своей монотонностью. Руки были слишком размягченными и влажными. Но страсть в нем играла. Наташка сравнила его с грузинами по темпераменту. Только в отличие от них был предупредительно корректен. Кстати, я тогда ей сказала, что негры плохо пахнут. Она опровергла.
Ее негр пах мужским горьковатым одеколоном. И вообще был чистюлей. Носил белое белье. Но самое главное — не в этом. Навсегда запомнила про трахание. Наташка сама поразилась, как он долго трахался и все на таком заводе, что сейчас отлетит. Но не кончал, а продолжал с непрекращающимся эмоциональным всплеском.
Когда он переворачивал ее в постели, Наташке казалось, что они танцуют какой-то замысловатый воздушный танец. Она меня уверяла, что в тот момент почувствовала свое тело невесомым. Ну, это, конечно, сказки. А вот про волосы, действительно, смешно. Они такие твердые, упругие, нажимала на них, они поддавались, а потом отталкивали ладонь, как живые. И в темноте оказался он прекрасно виден. И член обычных человеческих размеров. Утром он ей целовал ручки, очень интеллигентно благодарил. Потом подарил этот перстень. Бриллиант, нельзя сказать, что какой-нибудь особенный, но настоящий. Всего за одну ночь. И то спьяну. Не каждой такое везение выпадает. Надеваю колечко. Пату оно ни к чему. А я обязана найти убийцу. Неужели все-таки Англосакс? Раз Наташка с ним несколько месяцев крутилась, значит, что-то ее притягивало. Чего я, дура, ни разу не спросила?
Звоню Англосаксу… Как же его зовут? Тьфу ты! Эрнест! Наверное, сам себе имечко придумал. Вот уж кого совершенно не боюсь. Если он на самом деле окажется убийцей, скрывать и стучать не буду. Возьму его за понтярский пояс и оттащу в ближайшую ментовку собственноручно. Я-то думала — убийца! А тут — таракан англо-говорящий. Ничего, сегодня же и выясню. Почему-то он растерялся, когда я напросилась к нему. Струсил. Но после того, как я пошутила — приду, поищем перстень, — обрадовался.
Англосакс встретил меня в клетчатом шерстяном халате поверх белой рубашки. С коричневым шарфиком на шее. В цвет с халатом. Познакомил со старухой. Она была бабушкой одной из неудавшихся невест. Она Невероятно древняя. Англосакс держит ее в доме за то, что она замечательно говорит по-английски. По вечерам, оказывается, они беседуют. На большее бабушка, думаю, не годится. Тоже питается воздухом. Эрнест объясняет, что английские слова бабушка помнит плохо, но произношение безукоризненное. К счастью, она Уползает в свою комнату. Ну и в квартирку я попала!
Окна заклеены фольгой. Поэтому полутьма. Мебель вроде бы старинная, а возможно, просто подделана под старину, чтобы как в английских замках. Больше всего радует куча напитков. Только бы не смешивал. Но нет. Пьем идиотский коктейль. Эрнест сидит в кресле с деревянными широкими подлокотниками. Закинул ногу на ногу. Чрезвычайно отутюженные брюки. На одном из подлокотников лежит томик Диккенса. Перед тем как пить коктейль, заложил за воротничок крахмальную салфетку. Полный абзац! Пародия на англичанина. Неужели он и вправду считает, что англичане такие? В наше-то время. Когда их на улице, как собак нерезаных. Болтаем ни о чем. Перстень ему нужен позарез. Он его не то чтобы подарил, а врет, что случайно оставил. Когда — не помнит. Я тоже не выдаю себя. Прикидываюсь дурочкой. В постели разберемся. Какая-то между нами странная игра. Говорим, пьем и чего-то ждем. Чего — известно. Как к этому перейти — пока не понятно. Не могу же я, как Наташка, снять трусики и затолкать их ему за воротничок. Он озабочен. Понимает, что я готова, но медлит. Боится разоблачить себя? Почему? Я никаких поводов не даю. Наконец, не выдерживает, предлагает осмотреть спальню. Как у них, у англичан, все с церемониями! Постель довольно странная. Вообще-то просто разложенный диван. Стоит он к стене боком и подпирает огромную деревянную спинку старинной кровати. На какой мусорке он ее выскреб? Красивая. Из разного дерева с узорами и розами, заплетенными в гирлянды. По бокам спинки деревянные подсвечники на три рожка. Правда, несколько рожков обломаны. Но главное в этой постели — белье. Пробую рукой — шелковое. Эрнест испаряется, я сбрасываю с себя шмотье и голая бросаюсь на простыни. Сухому телу бесконечно приятно. Они скользят, мягко обволакивают.
Лежу и каждой клеточкой чувствую, как они льнут ко мне. И еще обдают прохладой свежести. Даже настроение поднимается… Простыни касаются тела, заставляя его трепетать. Розовые, воздушные. Радует каждое соприкосновение с ними мне кажется, я могу скользить по кровати в разные стороны. Такое не ощутишь в воде.
Неземное парение. Будто нечто необыкновенно мягкое, пушистое обнимает тебя со всех сторон. Чувство нежности и наготы переходит в ощущение неги. Мне нравится водить щекой по наволочке, как будто ласкаю себя персиком. Хочется нежиться, валяться одной. Отдаваться собственному чувству. Поворачиваюсь со спины на живот и обратно. Окунаюсь в это белье, в воздушное шелковое одеяло. Вожу пододеяльником по своей груди. Соски тянутся в такт движениям. Никогда не представляла себе более нежного прикосновения. Словно кто-то обнимает тебя, пронизывает своим теплом и вместе с тем полная свобода. Попала в лапы ласкового, трепетного, неприставучего создания. В такой постели возникает желание. Не мужчины, а растет изнутри жажда изнеженного секса, романтического чего-нибудь. Совершенно не думается о конкретном человеке. Мысли колышутся о возвышенно-приятном, уносящем в то необъяснимое состояние, когда еще ничего не началось, но уже в душе, в организме рождается безудержная волна навстречу наслаждению. Полная расслабуха. Тело отдано ощущениям…
Англосакс появляется почему-то совсем не в английских трусах, а в таких семейных, в цветочек. Тощий, с кривыми ногами. Волосатыми. На теле столько веснушек, аж рябит в глазах. Как-то уж сразу ничего не хочется. Вот уж действительно убийца. Неужели в эту дивную постель должен ложиться такой корявый мужик? Спасает чувство неги. Остальное можно делать в полусознательном состоянии. Настраиваю себя не на конкретного Англосакса, а на наличие члена, способного работать. Ласкает он отвратительно. С первого прикосновения ясно — опять ошиблась. Целует мокрыми губами. Белье, от которого испытывала такой кайф, начинает вызывать раздражение. Обслюнявливает мое тело, и к нему сразу прилипает простыня. Хочется вытереться этим шелковым бельем и больше им не пользоваться. Он опускается ниже, ниже и начинает целовать там. С чего же он такой слюнявый? Еще и туда мне слюней напустит. Пытается раздраконить меня языком. Нет. Ладно, расслаблюсь, может, чего-нибудь и выйдет. Сует мне туда пальцы. В какой-то момент становится больно. Начинаю стонать. Он воспринимает это как страстное желание. Черт с ним. Перестаю думать конкретно о нем.
- Предыдущая
- 40/51
- Следующая