Из России за смертью - Рогожин Михаил - Страница 39

• Предыдущая
• 39/55
• Следующая

Рубцов обратился к Санчесу:

— Я не пойду с вами. Дождусь остальных вертолетов и поведу отряд по вашим следам.

— Лучше поручить это мне, — ответил Санчес, делая вид, что не придал значения решению подполковника.

— Нет. Я с этим профессором не выдержу. А вы-спелись. Слушаете его треп, раскрыв рты. Будешь по рации корректировать наше продвижение.

— Но планировали иначе.

— Я не привык командовать учеными, — Рубцов произнес это голосом, не терпящим возражений. После чего встал и подошел к Женьке.

— Давай провожу тебя до палатки.

— А как же джин?

— Возьмем с собой, — успокоил Рубцов и, прихватив стоящую рядом бутылку, помог девушке встать. И, уже уходя, обратился сразу к Санчесу и Найденову:

— На рассвете вы обязаны покинуть лагерь. Кладите профессора спать.

А то завтра не добудитесь.

Рубцов вошел в палатку вслед за Женькой.

— Спасибо. Теперь я сама, — сказала девушка и, легко скрестив ноги, уселась возле своей сумки.

Рубцов аккуратно расправил москитную сетку, прикрывающую вход, и молча приблизился к Женьке. В темноте его рука властно легла на острое плечо девушки. Женька не удивилась, не вздрогнула, а лишь строго произнесла:

— Выйди из палатки.

— Зачем?

— Хочу спать.

— А я хочу спать с тобой.

— Почувствовал себя Тарзаном?

— Я и так мужик что надо.

— Мне не надо, — Женька сняла с плеча его руку и принялась в темноте переодеваться.

Рубцов включил фонарик. Короткий лучик уперся в пупок. Не обращая внимания на нахально возникший свет, Женька продолжала переодеваться. Рубцов скользнул лучом вверх к ее груди. Вернее, к тому месту, где у женщин волнующе вздымаются груди. У Женьки не вздымалось ничего. В растерянности Рубцов пошарил лучом в надежде выхватить из темноты искомое. Не получилось. Но, странное дело, почти полное отсутствие округлостей на теле девушки действовало завораживающе.

Рубцов и не подозревал, что отсутствие грудей может подстегнуть намного сильнее, чем обладание ленивыми белыми, развалившимися в разные стороны большими грудями. Он с изумлением оценил:

— Ты как девочка!

— Ага. Киргизский мальчик. Так меня зовет генерал Панов.

Женька расчесывала волосы. Рубцов протянул руку к соску и получил удар маленькой жесткой ладошкой.

— Значит, генералу можно, а мне нельзя?

— Все вы для меня — рядовые сволочи, — совсем не зло ответила Женька и натянула на себя тонкую кофту.

Рубцов был сбит с панталыку: что это, игра или отказ? Или презрение к его подполковничьим погонам? Все равно... Сегодня от этого тела он так просто не отстанет.

Женька залезла на высокую походную кровать. Рубцов, оставаясь на коленях, положил голову ей на живот и ощутил пробежавшую по нему судорогу.

«Э... — сказал он себе. — Врешь. Отдашься...» И принялся целовать кофту.

Женька не сопротивлялась, но и не поощряла его действия. Между тем рука Рубцова настойчиво скользила по ее телу. Широкая ладонь попыталась проникнуть под застежку джинсов и кончики пальцев нащупали шелковистые волоски.

Женька все тем же спокойным безразличным голосом произнесла: «Пошел вон».

Обеими руками она с силой оттолкнула подполковника.

Может быть, в другой ситуации Рубцов, еще немного поприставав, убрался бы. Но где-то рядом скрывались от него две едва различимые припухлости.

Нежные, невинные, с маленькими, всего в горошину, сосками. Эти припухлости Рубцов мог бы прикрыть одной ладонью. Их нельзя было сжимать, рвать на части, кусать и заглатывать. К ним можно было лишь прикоснуться губами и уколоться о нахохлившиеся горошины сосков. Опьяненный этим предчувствием, Рубцов помотал от нетерпения головой и быстро разделся. Оставшись совершенно голым, подполковник молча навалился на Женьку. Накрыл ее своим могучим широким телом. Испугавшись, что задавит ее, решил перевернуть девушку на себя. Не тут-то было. Женька вцепилась маленькими пальчиками ему в мошонку и медленно сжала кулачки. Рубцов заорал благим матом. А Женька почти сладострастно прошептала: «Или гони из палатки, или, подполковник, я раздавлю тебе яйца».

Угроза была нешуточная. Выносить эту боль было невозможно. Как, впрочем, и совершить любое движение.

— Отпусти, дура... Я же хотел как лучше. Чтобы тебе сделать хорошо. Думал, после Панова, хочется чего-нибудь крепкого, настоящего.

— Когда захочу, сама найду, — в ответ прошептала Женька, не разжимая кулачки. — Уходи.

— Мне что ж, теперь с ним, как с поднятым знаменем по джунглям разгуливать? — возмутился Рубцов.

— А ты возьми и опусти, — более миролюбиво посоветовала Женька.

Рубцов печально вздохнул:

— Я ему не командир...

Женька, не разжимая окончательно кулаки, уперлась головой в грудь подполковника и неожиданно резко заставила его встать на ноги. Сама оставаясь в кровати, она продолжала держаться за мошонку. Как мольба в темноте прозвучали слова подполковника:

«Женька, ну дай, чего тебе стоит...» В ответ она снова сжала свои горячие ладошки. Взвыв от боли, Рубцов одной рукой махнул, разрубив воздух и задев Женькино бедро, а другой схватил вещи и выскочил в сереющий просвет приоткрывшегося полога палатки. Уже из-за брезента он глухо предупредил: «Я с тобой, стерва, нянчиться не буду». И грузно зашагал прочь.

Найденов крутился на жесткой складной кровати. Сон, на мгновение завладевший им, внезапно оборвался. Рядом в другом углу бурно спал Рубцов. Он то бормотал, то подпрыгивал, переворачиваясь с боку на бок, то начинал храпеть, то стонал. Солнце раскаляло брезентовую стенку палатки. Нужно было собираться.

Найденову досталась самая неблаговидная роль в этой операции. Он должен рассеивать сомнения профессора, которые неизбежно возникнут. И убеждать Вентуру, что их путешествие не преследует никаких военных целей. Для этого придется вести себя непринужденно и общительно. Попробуй, справься, не будучи артистом и зная, что в это время Санчес по рации ведет корректировку курса движения отряда спецназа. В любом случае профессор все узнает, как только они приблизятся к стенам Старой крепости. Узнает и не простит Найденову его притворства. А значит, в Луанде запретит дочери встречаться с другом-провокатором. Выходит, Ану он потерял в любом случае. Так ради чего давал согласие полковнику Проценко? Найденов встал, выглянул из палатки и сплюнул густую, накопившуюся за ночь слюну. Приходилось признаться себе: спасал шкуру. Испугался. А какой выход? Бросить все и бежать с Аной куда-нибудь в Бразилию? Но он же офицер. Присягу давал. Да и что он будет делать в Бразилии... Растеребив душу и не придя к согласию с самим собой, Найденов взвалил на плечо вещмешок и вышел из палатки.

Санчес и профессор были уже готовы. Рядом проверяли поклажу шестеро ангольских солдат, приданных для сопровождения. Профессор, улыбаясь, подошел к Найденову.

— Неужели вы спали? А я, представьте себе, ворочался, ворочался... столько мыслей. Несмотря ни на что, спасибо, что уговорили меня ввязаться в ваше путешествие.

Санчес подал команду солдатам, и все члены группы, распределив вещи, углубились в разбуженный рассветом лес. Поначалу шли молча. Впереди профессор с картой и компасом, за ним Найденов, далее солдаты с поклажей, и замыкал кубинский полковник, в пятнистом рюкзаке которого лежала рация.

— Я о Старой крепости мечтал давно. Там, если с умом покопаться, можно обнаружить много научной фактуры. Вы уверены, что отряды Савимби ее оставили?

— По сведениям разведки, ФАПЛА они ушли два месяца назад, — соврал майор.

Профессор недоверчиво хмыкнул, но смолчал. Лес становился все гуще. Воздух, пропитанный ароматом тысяч цветов и трав, был вязким, липким.

Идти приходилось медленно, то и дело огибая стволы лежащих деревьев, цепко хватавших одежду путников своими корявыми безлистными ветвями. Устойчивым стал запах гнили. Громадные деревья, высотой с двенадцатиэтажные дома, своими кронами закрывали небо. На лианах, опутавших точно паутиной все пространство над землей, висели ветки, огрызки стволов, а иногда и целые бревна. Папоротники достигали груди и агрессивно шуршали, словно под каждым из них пряталась змея.

• Предыдущая
• 39/55
• Следующая