Богатых убивают чаще - Рогожин Михаил - Страница 21

• Предыдущая
• 21/82
• Следующая

— Да, да, это я! — торжествующе улыбнулась женщина, не сомневаясь, что он ее узнал. — Вы-то, разумеется, думали, будто меня давно нет на свете?! Не стесняйтесь, с вами произойдет то же самое.

Оставив Евгения в полном недоумении, она, легко вильнув довольно широким задом, направилась к беседовавшим неподалеку джентльменам. Он смотрел ей вслед, мучительно вспоминая, кто же эта сумасшедшая. В памяти возникала блондинка, сидевшая в престижной иномарке. Она давала интервью, что-то говорила о спорте, а потом ее, кажется, убили. Да! Он вспомнил! Как же! Об этом сообщали все программы телевидения — ее убили в собственной квартире. Она возглавляла какую-то спортивную федерацию. Вот только имени ее и фамилии Петелин не знал. Догадка породила новые страхи. Повеяло преисподней. Неужели он оказался в царстве теней? Инстинктивно Евгений укусил нижнюю губу. Обрадовался возникшей боли. Никакой мистики быть не могло. Во всяком случае, он, Евгений Петелин, до сих пор жив. Отчего, правда, никакой радости не испытывал.

Раздался глубокий задумчивый бой часов. В рыцарском зале возникло оживление. В центре появился хозяин с каменным лицом. Покрутился на каблуках, словно проверяя, все ли в сборе, и, не вытаскивая сигары изо рта, рявкнул:

— Народ, пора к столу! — после чего направился к Евгению. — Ты сядешь рядом со мной.

Петелин молча подчинился. Мужчины в смокингах и дамы в вечерних платьях рассаживались суетливо и очень нервно. У многих дрожали руки. Хозяин занял место во главе стола. Указав Петелину на стул рядом с собой, терпеливо ждал. Наконец шум утих. Вернее, его поглотила давящая тишина.

— Шампанское! — зычно приказал Хозяин.

В зал вошло несколько официантов. С пальбой и брызгами открыли бутылки, наполнили кубки. После чего так же быстро исчезли. Хозяин встал и, раскачиваясь на каблуках, окинул взглядом присутствовавших. Вынул сигару изо рта, аккуратно положил ее в пепельницу, вздохнул и торжественно произнес:

— Что ж, дорогие мои покойнички, пришло время освободить место для вновь преставившегося раба божьего Евгения. Поднимем же наши кубки и пожелаем счастливого пути тому, для кого этот глоток окажется последним…

Евгений ожидал, что после такого идиотского тоста все разразятся дружным смехом. Но ошибся. Гробовое молчание повисло над столом. Медленно, с белыми как полотно лицами, то здесь, то там стали подниматься мужчины. За ними потянулись дамы. Многие держали кубки обеими руками. Глаза большинства из них были закрыты, словно они читали поминальную молитву.

Выждав пару минут, хозяин поторопил:

— Пора, пора… вы же знаете, я не люблю слюнтяйства и сантиментов. Выше голову! — и первый залпом осушил свой кубок.

Вослед раздался не то коллективный выдох, не то скорбный стон, и народ последовал примеру Хозяина. Евгений поднес кубок к губам и услышал его стук о собственные зубы. Не успел он допить оказавшееся брютом шампанское, как в дальнем конце угла возник шум. Оторвавшись от кубка, Евгений взглянул туда и не поверил своим глазам. Прямо на столе, упав головой в блюдо с дичью, лежал седовласый мужчина. Остальные махали салфетками и платками, утирали слезы радости, обнимались друг с другом, целовались, кричали здравицы Хозяину.

— Что с ним? — сдавленным от ужаса голосом спросил Петелин.

— Преставился, дружище… — безразлично ответил Хозяин. Взглянув на него, остался доволен выражением лица Евгения и успокоил: — Не переживай, он и так пережил свою смерть почти на год. Можно сказать, ветеран нашего ордена.

Дальше началось нечно неописуемое. Подобного буйного веселья Евгений не видел даже в кино. Как только возникшие официанты вынесли тело несчастного, шампанское, коньяк и вина полились рекой. Экзальтированные дамы высокими голосами требовали тостов. Мужчины изъяснялись исключительно матом. О погибшем никто не вспоминал. Наоборот, делали все, чтобы забыть о неприятном инциденте. На серебряных тарелках мелькали разнообразные закуски, обилие которых могло бы воодушевить даже пресыщенных завсегдатаев московских презентаций. Фрукты летали над головами пирующих. Понять, о чем кричали обезумевшие от пережитого стресса люди, было невозможно. Да никто друг друга и не слушал.

Хозяин, попыхивая сигарой, наслаждался фантасмагорическим зрелищем. Евгению еда не лезла в горло. Зато коньяк пился словно вода. За каких-то минут двадцать он опорожнил пузатую бутылку и даже не заметил.

— Нравится у нас? — наклонившись к нему, крикнул Хозяин, стараясь перекрыть гам.

— И что, каждый день кто-нибудь умирает? — нагло спросил Евгений.

— Они давно все мертвецы. На каждого имеются некрологи, можешь почитать в нашей библиотеке. Кроме того, есть видеоверсии поминок, похорон. Некоторым уже успели поставить памятники, а они видишь — наслаждаются жизнью.

— Неужто такое возможно?

— Нет, невозможно… но, сам видишь, существует. Ты пей, пей… сегодня тебе нечего опасаться.

— А завтра?

— Завтра поговорим.

— И я тоже стану одним из них?

— Ты уже стал.

Желание продолжать разговор у Евгения исчезло. Он понял, если не напьется, то просто сойдет с ума. Не успел принять столь разумное решение, как возле него оказалась та самая дама, которую убили в собственной квартире. На ее раскрасневшемся от выпитого лице сияла плотоядная улыбка.

— Давай знакомиться, Петелин, — азартно сверкнув глазами, она протянула руку для поцелуя. — Василиса Докучаева, хозяйка целой спортивной федерации! Мама всех спортсменов!

Он склонился к ее руке, чиркнул укушенной губой по бриллиантам. Ойкнул от боли.

— Ты какой-то интеллигентный парень! Как я устала от этих рэкетиров, ворюг, проходимцев. Мелкий народец… — поедая его взглядом, продолжала Василиса. — Знаешь, в чем их трагедия? Наворовать наворовали, а прожить не успели!

— А вы?

— И я… — вдруг тяжко вздохнула она и расплакалась.

— Но я ничего не воровал. У меня и денег-то нет, — неизвестно зачем стал убеждать ее Петелин. Схватив Василису за плечи, он ощутил тонкий обволакивающий запах французских духов. Одурел от оказавшихся слишком близко ярких влажных губ, матовой холеной кожи лица, дрожащих от возбуждения тонких ноздрей.

Глаза Василисы полыхнули пожирающим пламенем необузданного желания.

— Ты другое дело… ты — убийца. Настоящий мужик… боец… мне давно такого не хватает.

— Давай выпьем, — промямлил Евгений. Его рассудок затуманился сиреневой пеленой, уступив наплыву неконтролируемых эмоций. Последним ощущением ускользающей реальности стала острая боль в нижней губе, вызванная жадным поцелуем Василисы.

О Ядвиге Ясной в Москве ходило множество сплетен и слухов. К концу девяностых годов спрос на экстрасенсов, колдунов, прорицательниц в столице сошел почти на нет. Наиболее «раскрученные» из них вписались в богемную тусовку и стали скорее атрибутом шоу-бизнеса, нежели спасителями граждан, разуверившихся в совковой медицине… И в этот момент появилась она — гордая, властная аристократка польских кровей. Двери престижных домов сами раскрывались перед ней. Она не позволяла себе никаких откровений, не совершала ничего чудесного. Не оживляла покойников, не передвигала взглядом предметы, не заряжала воду и кремы, не излечивала наложением рук. Не медитировала и не впадала в транс. Ядвига Ясная подчиняла себе людей одним взглядом. Ее немигающие глаза стального цвета завораживали человека настолько, что он терял способность соображать. Это касалось и мужчин, и женщин. Одни считали ее нимфоманкой, другие инопланетянкой. Вторых было несравненно больше. К их числу относилась и Кира Давыдова.

Они познакомились на вечеринке у давнего друга Киры — кинорежиссера Сергея Грача, вернее, «подружки», как она его сама называла. Сергей вел рассеянный образ жизни. Его пятикомнатная квартира на «Аэропорте» считалась чуть ли не филиалом Дома кино. Там можно было встретить и стареющих кинозвезд, и молоденьких дебютанток, известных музыкантов, писателей, политиков и просто прожигающих жизнь бездельников. Сам кинорежиссер в то время, как его ровесники прожирали свой талант, предпочитал его пропивать. Иногда отвлекался на создание талантливых кинобезделушек под маркой — авторское кино. За ним закрепилась репутация вечного плейбоя, поэтому приходилось из последних сил ее поддерживать. Сергей не желал расставаться с привычками давно прошедшей молодости. Молодился и внешне, и эмоционально. Его друзья, обремененные годами, заботами, семьями, тянулись к Сергею, преследуемые ностальгией. Он принимал всех. Кира обожала его навешать. К нему не ревновал даже Артем. Причем настолько, что профинансировал один его малоудачный проект.

• Предыдущая
• 21/82
• Следующая