Опасный мужчина - Роджерс Розмари - Страница 14
- Предыдущая
- 14/86
- Следующая
– Моя дорогая мисс Райен, мой поступок может показаться слишком поспешным, но я понял, что не переживу вашего отъезда, если не буду уверен, что вы вернетесь. Скажите, что сделаете это. Скажите, что вернетесь в Бостон, когда ваш отец поправится. Обещайте приехать ко мне.
Испытав облегчение и радость, вызванные не только этими страстными словами, но и блеском в глазах священника, она помолчала, чтобы насладиться своей победой. Похоже, он неправильно истолковал эту паузу. Стиснув руки Тори так сильно, что она ахнула, он заставил ее пообещать, что она вернется.
Она дала ему слово. Как только отцу станет лучше и необходимость в ее присутствии в Калифорнии отпадет, она вернется в Бостон. К человеку, которого любила. Однако досадное разочарование омрачило ее радость. Конечно, это глупо, но, когда она подняла голову, чтобы Питер поцеловал ее – девушка ждала страстного поцелуя, неистовых объятий, – он лишь коснулся губами ее щеки и пробормотал слова благодарности.
Она расстроилась. Виктории показалось, что ей плеснули в лицо холодную воду. Позже она отругала себя за нескромность. В конце концов, он был священником и гораздо лучше ее разбирался в приличиях. Он лишь хотел уберечь Тори от сплетен, а когда они поженятся, он обнимет ее как подобает мужу. Она не сомневалась в этом.
Однако она ждала от Питера чего-то большего – поцелуя, который вызвал бы трепет во всем ее теле, объятий, которые выдали бы его истинные чувства. Она невольно вспомнила, как три года назад ее поцеловал в прибрежной таверне высокий смуглый человек, лицо которого плохо запечатлелось в ее памяти. Его поцелуй потряс ее, заставил задрожать, обессилеть, пожелать чего-то другого, еще неведомого ей. Он испугал Викторию, так что, возможно, это даже хорошо, что поцелуй Питера был более спокойным и скромным. Да, конечно. Ведь всем известно, как сильно реальная жизнь отличается от книжных страстей. Только не Сину.
Нелепые предсказания и саркастические реплики кузена все еще жалили Викторию. «Не могу поверить, что ты хочешь выйти замуж за этого старого чопорного девственника, – взорвался он. – Неужели ты не видишь очевидного, Тори? Он тратит всю свою страсть на разглагольствования. Для тебя ничего не останется, и ты засохнешь без той любви, в которой…»
«Я думаю, подобный разговор неуместен, Син Патрик Райен, – сухо произнесла она. – Что тебе известно о любви? По-твоему, любить – это лапать горничных за закрытой дверью чулана…»
«Неправда. – Он возмущенно посмотрел на нее своими голубыми глазами. – Ты знаешь, что это вовсе не одно и то же».
Справедливости ради Виктория согласилась, но внесла некоторое уточнение: «Хорошо, пусть это не так, однако нельзя сравнивать любовь Питера к работе с его любовью ко мне».
В конце концов, каждый остался при своем мнении, и когда она садилась на корабль, который должен был доставить ее в Калифорнию, между молодыми людьми сохранялось некоторое отчуждение, и это огорчало девушку.
Сквозь пыхтение паровых машин и рев ветра прорывался доносившийся с прибрежных скал негромкий лай морских львов. Соленые брызги долетали на палубу, и Тори укрылась под навесом.
В столь ранний час она была одна на палубе, хотя берег уже виднелся. Большая часть пассажиров плыла в поселение янки Йерба-Буэна, которое теперь получило название Сан-Франциско. На расположенной поблизости Америкэн-Ривер нашли золото. Спешившие на золотые прииски люди проникали на перегруженный пароход с помощью взяток, обманным путем, чуть ли не силой. В мае распространилось известие о том, что в Новой Гельвеции, которую все чаще и чаще называли Саттерс-Фортом, обнаружили мощную золотую жилу. Ослепленные мечтой о богатстве, люди рвались в Калифорнию.
Золото. Немногие оставались равнодушными к этому соблазну. Пассажиры, с которыми беседовала Тори, были уверены, что скоро станут невообразимо богатыми. Девушка нашла занятными только двух пассажиров: пожилого джентльмена из Франции, который позволил ей попрактиковаться во французском, и молодого лейтенанта Дейва Брока, ехавшего в Сан-Франциско. Не за золотом, с улыбкой поведал офицер, а в гости к сестре, живущей там со своим мужем.
После утомительного плавания Тори обрадовалась короткой остановке в порту Лос-Анджелеса. Девушка добралась до берега в маленькой шлюпке. Она разрешила лейтенанту Броку сопровождать ее во время прогулки по берегу, игнорируя напоминания служанки о недавнем обручении. Глупая Колетт. В прогулке по многолюдной набережной не было ничего компрометирующего, и хотя Тори не забыла Питера, она получала удовольствие от флирта. Она была еще так молода, ей доставляли наслаждение восхищенные взгляды, комплименты, прелестные букеты от надеющихся на что-то поклонников. Однако скоро она осуществит свое заветное желание: станет женой Питера Гидеона, будет получать радость от спокойной семейной жизни – что бы ни говорил Син.
Тори проводила большую часть времени на верхней палубе, предпочитая это многолюдное место душной и тесной каюте. Капризная, но все же добродушная и, как правило, веселая Колетт не вставала со своей койки, жалуясь на морскую болезнь. Что ж, плавание почти завершилось. Скоро они снова почувствуют под ногами твердую землю. Тогда жалобы Колетт прекратятся, она поднимет голову от ведра, и после более чем двухмесячного путешествия жизнь снова станет приятной.
Как и предсказывала Тори, страдания Колетт закончились, как только они оказались на суше и дилижанс повез их по залитым солнечным светом улицам Монтерея к городской окраине. День был прекрасный, хотя немного ветреный и прохладный. От ярких красок у Тори резало глаза.
Блестя на солнце, красные черепичные крыши – их стало так много! – резко выделялись на фоне белых оштукатуренных стен, возведенных посреди изумрудно-зеленых лужаек. Свежий ветерок прогонял неприятные портовые запахи. Длинные склады, забитые коровьими шкурами, теснили друг друга возле центральной площади. Американские матросы называли эти шкуры калифорнийской валютой, поскольку они стали универсальным платежным средством. Запасы этого товара были такими огромными, что когда ветер дул со стороны складов, воздух наполнялся неприятным запахом. Слава Богу, зловоние исчезло, как только гавань осталась позади.
– Какая красота! – Колетт стиснула ладони. Ее французский акцент еще оставался сильным, но английский язык заметно улучшился, подумала Тори, отвечая улыбкой на ликование служанки. – Посмотрите на цветы, мадемуазель. Эти места напоминают юг Франции, где всегда сияет ласковое солнце и не бывает холодного бостонского снега.
Тори подставила лицо ветру, позволив свободным концам ленточек от шляпы трепетать сзади, точно это были развевающиеся флаги. Она действительно забыла, каким вкусным мог быть здешний воздух, как ярко алел мак на калифорнийских лугах и полях, как изящно склонялись на ветру стебли трав, напоминая стройных танцоров. Вдали, на холмах, зеленели высокие сосны, кедры и ели. Дилижанс вздрагивал на ухабах – кое-где дорога была мощеной, но чаще всего представляла собой лишь наезженную колею. Кучер указал на новое здание таможни, построенное пару лет назад, и на «Колтон-холл», в котором должен был пройти конституционный съезд – первый с момента присоединения Калифорнии к Соединенным Штатам.
Конечно, все это было новым, однако в сознании Тори всплыли ясные обрывки воспоминаний. Она испытала радостное возбуждение, когда дилижанс проехал мимо рынка, куда отец водил ее и Диего по праздникам, чтобы купить завернутые в бумагу сладости, от которых лицо девочки становилось таким грязным, что по возвращении на асиенду тетя Бенита ругала всех троих.
Ухаживает ли по-прежнему Бенита – тетей ее называли только из вежливости – за мамой, заботится ли о домашних делах? Тори стало стыдно, что она давно не спрашивала отца о ней, однако иногда вспоминала об этой женщине с нежностью. Перед каждым Рождеством Тори выбирала для нее маленький подарок – флакончик духов, ароматизированную пудру, ирландскую кружевную шаль, – но образ тети Бениты, как и всего связанного с Калифорнией, стерся в памяти девушки. Сейчас все это возвращалось к ней по крохам, и Тори ощутила нарастающее ликование.
- Предыдущая
- 14/86
- Следующая
