Оковы страсти - Роджерс Розмари - Страница 51

• Предыдущая
• 51/127
• Следующая

Алекса бережно свернула документ и положила его на место, а затем тщательно закрыла и заперла сундук. Они не должны ни о чем догадываться. А она для собственного спокойствия должна точно узнать, чья же она все-таки дочь.

Приняв решение, Алекса поднялась и с отвращением стала расправлять складки на своем желтом платье. Как же она ненавидела именно этот оттенок желтого! Все эти рюшечки и бесчисленные оборки! Она чувствовала себя китайской куклой. Хрупкая, послушная и, главное, непорочная. Ведь именно этого ждет отец от своей дочери! А что бы он сделал, если бы узнал, как близко была его чистая маленькая Алекса к тому, чтобы отдать свою непорочность смуглому незнакомцу?

— Алекса, моя дорогая, но почему ты закрылась? Я же объяснил тебе, почему я так себя вел. Это только потому, что я очень беспокоюсь о тебе, потому что я не хочу видеть невинное дитя моей Виктории униженной и замаранной. Ты не будешь сердиться на меня, а? Ну пожалуйста, моя дорогая…

Алекса почувствовала, как по телу у нее пробежала дрожь. Она зажмурила глаза и постаралась взять себя в руки, прежде чем наконец смогла ответить довольно спокойно:

— Я не одета. Ты же сам разорвал мое новое платье.

— Но ты можешь купить еще два новых платья, три, если хочешь, взамен этого. Ты знаешь, как я сожалею о том, что случилось. Я же совсем другое имел в виду. Не уходи от меня! Ты нужна мне, разве ты не знаешь об этом? Я никогда не сделаю тебе больно, я буду только защищать тебя! Пожалуйста, моя дорогая, позволь мне войти!

— Я же сказала тебе, папа, что я… я не одета. Я выбираю, что бы мне надеть…

— Ты одна в комнате, дорогая? У тебя тщательно задернуты шторы? Не важно, что ты не одета, я же твой отец и вполне могу войти к тебе. Я не помешаю тебе. Я знаю, ты хорошая девочка. Скромная. Но ты не должна стесняться меня. Маленькая Виктория…

«Я сойду с ума! Судя по голосу, он опять пьян, но я не могу больше этого выносить! Если он…»

— Мартин!

«Слава Богу, пришла тетя Хэриет», — с облегчением подумала Алекса.

— Мартин, что ты здесь делаешь? Ты так кричишь, что тебя слышно даже внизу! И ты опять пьян! Тебе лучше пойти в свою комнату, и не надо делать из себя полного дурака!

— Но я должен поговорить с ней, Хэри! Она сердится на меня. Я не могу оставить ее в таком состоянии, Виктория никогда долго не сердилась! Почему она в этом не похожа на мою Викторию? Виктория доверила мне ее, правда? И я должен вывести ее из заблуждения. Женщины… так слабы.

— Ты можешь рассказать мне о слабости женщин в твоей комнате, Мартин. А здесь тебе не стоит пугать Алексу своими дикими пьяными речами. Пойдем, Мартин, ты поговоришь с Алексой позже. Я права, дорогая?

— Да, спасибо, тетя Хэриет. Мы поговорим позже, да? После того, как я оденусь.

Через закрытую дверь Алекса слышала слабые протесты, прерываемые резким, требовательным голосом Хэриет, и наконец шаги затихли. А через минуту Алекса услышала, как хлопнула дверь в комнате отца.

Тогда силы совсем покинули ее, и она упала на пол, как тряпичная кукла, из которой высыпали опилки.

Приятные сны подобны сказкам, в которые ты веришь в детстве, сказкам, в которых прекрасные принцы и принцессы живут счастливо до конца своих дней. Но почему-то эти сны подобны утреннему туману, они улетучиваются так быстро, что ты даже не знаешь, были ли они на самом деле. И эти радостные сны обычно не возвращаются. Другое дело — кошмары. Им, кажется, не бывает конца. Они повторяются вновь и вновь, преследуют тебя каждую ночь, пока наконец прочно не оседают в твоем мозгу.

Во всех ночных кошмарах Алексы были двери. Длинные темные коридоры и двери. За дверями слышались зовущие громкие голоса: «Алекса! Алекса! Не прогоняй меня! Это твой любящий папа, дорогая! Ты можешь чувствовать себя в полной безопасности со своим папой, правда? Никто не лишит тебя невинности, мое хорошее, непорочное дитя! Никто, кроме…» Папа?

Потом поднимался занавес, и появлялся ящик Пандоры, очень красивый снаружи, скрывающий страшные беды и чьи-то секреты.

Кошмар уже начался, хотя она этого пока не поняла. Она была ошарашена, сердита, раздосадована на себя за то, что поддается непонятным страхам и босая все бежит куда-то в ночь. Нет, ее всегда учили смотреть в лицо неприятностям, а не бежать от них. Именно поэтому она открыла дверь своей комнаты и босиком пошла по коридору мимо комнаты Хэриет, мимо бывшей комнаты Фреди, комнаты мамы к двери, которая была последней в этом коридоре.

На ней было белое легкое платье, которое явно нуждалось в том, чтобы его погладили, но зато оно не было похоже на эти ее новые кукольные платьица, все в рюшечках и оборках. «Белое — символ чистоты», — вспомнила она. И снова, и снова в своих кошмарах она чувствовала под босыми ногами протертую циновку и видела полоску желтого света, пробивающегося из-под двери. Она слышала голоса, заставившие ее замереть.

— Мартин, ради Бога, приди в себя! Она дочь Виктории, но не Виктория! Она видит в тебе своего отца, а не…

— Думай, Хэриет, думай, что говоришь! Дочь Виктории — часть самой Виктории, все, что осталось мне от моей любви. Но она не моя дочь, дорогая сестра, и я надеюсь, ты хорошо помнишь об этом. Это дочь Кевина! Ты помнишь своего поклонника Кевина, а? Он же хотел жениться на тебе. А ты все время поддразнивала его, несмотря на мои предостережения. Ты была так уверена в себе и в нем, что позволила ему познакомиться с моей Викторией. Ты хоть понимаешь, что сама свела их, Хэри? Понимаешь?

— Мартин! Нет смысла вновь возвращаться в прошлое. Мертвое прошлое, брат. Мертвое, как и Виктория.

— Нет! Ты понимаешь это? Нет! Она никогда не оставит меня, она обещала мне это. Она любила меня, да, она полюбила меня, когда узнала, каким терпеливым я могу быть, каким нежным и внимательным по отношению к ней. Когда она поняла, как я люблю ее, она тоже полюбила меня! Ты завидуешь, Хэриет? За это ты так ненавидела мою Викторию? Кевин — это не ее вина. Твоя! Она была так невинна и чиста, она не была так умна и блистательна, как ты со своими книгами, острым языком и тонким чувством юмора. Но что это все дало тебе? Ты позволила Кевину соблазнить моего маленького чистого ангела и была настолько слепа, что даже не замечала, что творится у тебя под носом, пока уже не стало поздно делать что-нибудь.

— Ты совершенно не контролируешь себя, Мартин! Виктория ушла, и прошлое ушло вместе с ней. Алекса…

— Алекса? Ах да, моя маленькая Виктория. Все еще неиспорченная. Все еще нетронутая. Правда? Ты смотрела за ней в Коломбо? Ты никому не позволяла слишком близко подходить к ней? Никто не оставался с ней один на один?

— Мартин, ты должен избавиться от этой противоестественной идеи. Да, это противоестественно! Я не могу позволить…

— Позволить, ты сказала, сестра? Противоестественно? Алекса же не моя дочь, не так ли? В свидетельстве о ее рождении нет моего имени! Здесь нет кровосмешения, моя дорогая Хэриет, если ты это имеешь в виду! И ты не можешь позволить или не позволить что бы то ни было! Тебе понятно? Понятно?

Она попятилась назад, прочь от двери, закрыв уши руками, чтобы не слышать этих голосов. В своих кошмарах Алекса всегда старалась закрыть уши, прежде чем услышит их разговор, но все равно она отчетливо слышала каждое слово. А вот и дверь в ее комнату. Настежь открытая. В дверях стоит старая няня. Пусть она останется с ней. «Быстро принеси свою циновку ко мне в комнату! Да, сейчас». Она будет спать с ней всю ночь. Если он придет, если под дверью будет опять раздаваться его просящий голос, называющий ее «маленькой Викторией»…

Но ее позвала Хэриет:

— Алекса? Алекса, ты должна впустить меня. Есть вещи, которых ты пока не понимаешь, но я думаю, что ты все еще достаточно доверяешь мне и сделаешь так, как я тебе посоветую, и при этом не будешь задавать лишних вопросов.

Лицо Хэриет как-то резко постарело и казалось изможденным. Алекса никогда раньше не обращала внимания на то, как выглядит Хэриет. Для нее она всегда была просто «тетя Хэриет».

• Предыдущая
• 51/127
• Следующая