Девочка с красками - Карелин Лазарь Викторович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/29
- Следующая
— Спасибо вам, дяденька.
— Проснулась? — весело повёл на неё глазами парень. — А ты ничего, смелая.
— Нет, я испугалась.
— Для первого раза, я говорю, смелая. Другая бы пищать начала. А ты прыг — и всё тут.
— Спасибо вам, дяденька, — сказала Таня.
— Чего там!
Машина вынеслась на асфальт, и Тане показалось, что они теперь плывут. Потом машина резко накренилась, и Тане снова стало страшно. Но машина тут же выпрямилась, вздрогнула всем телом, как конь какой-нибудь, и вдруг стало тихо, и чёрный поток вокруг вдруг остановился и стал землёй, полем, деревьями, что росли неподалёку от станции, и самой станцией — шумным этим, многолюдным домом с тяжеленными дверями. А за станцией, там, где тя нулись рельсы, тяжко отдуваясь после долгого пути, тормозил паровоз московского поезда.
— Мы его обогнали! Обогнали! — ликуя, крикнул Саша, соскакивая на землю.
— Ну, теперь живо бегите к вашему папочке, — сказал парень и снял Таню с мотоцикла. — Устоишь?
Парень поставил Таню на землю и ненадолго придержал её плечи в своих руках, зная, что она не сразу твёрдо встанет на ноги. Верно, странно как — ноги отказывались Тане служить. И перед глазами всё кружилось, кружилось. Отчего это? От радости — ведь приезжает отец или, может быть, от страха — ведь приезжает отец, которого она не видела три года и с которым она не знает, как говорить? Но вот ноги стали держать Таню чуть покрепче, да и Саша уже потянул её за руку, и надо было бежать, опять бежать. Таня глянула на парня-мотоциклиста, улыбнулась ему и сказала:
— Вы хороший, спасибо вам. И, пожалуйста, не утекайте очень быстро из нашего города. У вас тут постоянная текучесть, но вы не утекайте. Обещаете?
Саша сильно потащил её за руку, и Таня побежала следом за ним, так и не услышав ответных слов парня-мотоциклиста.
10
Тяжёлая дверь, распахнутая Сашей, погналась было за Таней, но она прыгнула вперёд, и дверь, несолоно хлебавши, лязгнула пружиной. Ещё одна тяжёлая дверь — ещё один прыжок, и Таня очутилась на тихом, вовсе не людном ночном перроне, к которому, шипя и пыхтя, подползал московский поезд. «Сейчас! Сейчас!»
— Ладно, не робей! — глянул на неё Саша.
Но Тане почему-то показалось, что он и сам вдруг притих и напрягся.
Паровоз, обдав жаром, прошёл мимо Тани, машинист улыбнулся ей из своего окошка, будто угадал что-то про неё. Вдруг лязгнули длинно, по всему составу, буфера, и вагоны следом за паровозом остановились.
На перроне почти не было встречающих и было темновато: фонари горели только у станционных дверей, где стоял сейчас начальник станции в красной, нарядной фуражке.
— Хорошо быть начальником станции, но только не такой, как у нас, а большой, в большом городе, — наклонившись к Тане, шепнул Саша.
— Лучше чем геологом? — улыбнулась девочка.
— Нет, не лучше, конечно, но тоже хорошо.
— Хорошо быть дома, — вдруг сказала Таня. — Лежать на своей кровати и засыпать, слушая, как за стенкой разговаривают между собой папа и мама.
Она быстро шагнула вперёд. Ещё шаг, ещё — и она замерла, судорожно поднеся к затрясшимся губам руки.
— Папа!
Высокий человек с небольшим чемоданчиком в руке и с туристским рюкзаком, небрежно повисшем у него на плече, будто споткнувшись, задержал шаг и стал всматриваться в Таню.
— Дочка? — неуверенно, не то спросил, не то окликнул он её.
А через секунду они уже обнимали друг друга, и Таня снова боялась говорить, чтобы не выплеснулись из её глаз слёзы. Но они всё равно выплеснулись. Отец поднял её на руки, высоко-высоко, вровень со своим лицом, и Таня теперь смогла внимательно всмотреться в это почти незнакомое ей, едва узнаваемое ею родное отцово лицо. Ей почудилось, что у него тоже навернулись на глаза слёзы. И это сразу помирило её с ним, и все сразу стало проще, и Таню уже не пугали вопросы отца, если он и станет её о чем-нибудь спрашивать. Этот человек с усталым лицом, с трепетно сощуренными глазами — Таня тоже знала этот способ и тоже прищуривалась, чтобы слёзы не лезли из глаз, — этот человек с жёсткими щеками, даже колючими, и с такими мягкими, тёплыми губами был её отец, её родной отец.
Он поставил её на землю, обнял за плечи одной рукой, в другую взял свой чемоданчик, и они пошли по перрону к выходу в город. И только тут Таня вспомнила про Сашу.
— Саша! — останавливаясь, позвала она. — Саша!
А когда он подошёл, она взяла тяжёлую отцовскую руку и протянула её навстречу Саше.
— Это мой друг, мой самый большой друг, — сказала она, глядя то на отца, то на Сашу. — Это он помог мне тебя встретить
Что-то промелькнуло в глазах отца. Он крепко пожал Саше руку и добро улыбнулся ему, но что-то, что промелькнуло в его глазах, так и осталось в них. Тревога? Горечь? Усталость? Таня не могла понять и назвать того, что зажило сейчас в глазах отца. Она поняла только, что он думает сейчас о чём-то далёком отсюда и, кажется, очень грустном для него.
— Да, я и не спросил, зачем ты надумала меня встречать? — сказал он, когда они снова тронулись в путь. — Ведь я же так и телеграмму нарочно давал, чтобы никого не беспокоить. Ведь поезд приходит очень поздно.
— Нет, летом он приходит пораньше, — сказал Саша.
— Всё равно поздно.
«Ну спроси, — подумала-помолила Таня. — Папочка, ну хоть что-нибудь спроси про маму!»
Они вышли на привокзальную площадь, отец поставил к ногам Саши чемодан, опустил на землю рюкзак и сказал:
— Вы, ребята, стойте здесь, а я пойду раздобуду машину.
Он быстро отошёл и почти тотчас скрылся в темноте.
— Не спросил, — горестно шепнула Таня.
— Погоди, ещё спросит, — всё поняв, как и должно настоящему другу, убеждённо сказал ей Саша. — А он ещё у тебя молодцом! А что, если он и теперь ещё играет в волейбол? Вот бы было здорово!
Вспыхнув фарами, к ним подъехала машина, в которой рядом с шофёром сидел Танин отец. Он быстро распахнул дверцу, вылез, быстро подошёл к Тане и вдруг, наклонившись, неумело как-то и странно потвердевшими губами снова стал целовать её. Он что-то шептал ей, целуя, но что — Таня не разобрала. Потом так же быстро, как наклонился, он выпрямился во весь свой длиннющий рост и чужим, глухим голосом сказал:
— Ну, поехали...
Он подсадил Сашу и Таню в машину, погрузил к ним свои пожитки, а сам сел с шофёром. Только сел и сразу вылез и пересел назад, к ребятам, взяв Таню к себе на колени.
— Ну, поехали...
— Куда? — спросила Таня с надеждой.
— В гостиницу! — очень уж весело отозвался отец, прижимаясь к Тане своей колючей щекой. И шепнул: — Потом, потом я тебе всё объясню... Ладно?..
Таня ничего ему не ответила.
Машина уже мчалась вперёд. Той же дорогой, по которой сперва шла, потом бежала, а потом ехала на мотоцикле Таня, чтобы встретить своего отца. И вот она его встретила. И вот они уже вместе и едут той же дорогой в город, но почему-то не домой, а в гостиницу. «Ну спроси, ну спроси хоть что-нибудь про маму!» — подумала-помолила Таня.
Отец молчал. Смотрел за стекло машины в тёмную даль и молчал.
11
Таня проснулась очень поздно. Если солнечные лучи успели переползти из угла под потолком на пол — значит, уже поздно и «Танино утро» позади. «Танино утро» — это когда во дворе в траве ещё роса, когда и ступеньки крыльца ещё влажные, будто умытые, и когда так ясно вокруг и так тихо, что, кажется, можно увидеть всё, чего не пожелаешь, в самой дальней дали и можно услышать любой самый дальний звук.
Таня проснулась и села на постель с широко раскрытыми глазами и всё сразу вспомнила. И как встречала вчера отца, и как потом он поехал в гостиницу, а не домой, а по пути подвёз сперва Сашу к его дому, а потом Таню к её дому. Это был их дом, но отец не вошёл в него, а поехал в гостиницу. Таня знала эту гостиницу, она стояла у края базарной площади. Какой-то нескладный, длинный и приземистый дом, с пыльными всегда стёклами и всегда пахнущий кислыми щами, и карболкой, и бензином — всё вперемежку. Даже и часа прожить в таком доме Таня бы не решилась. Л вот отец сейчас там живёт. Ему там плохо, за эгими пыльными стёклами, но он там живёт. «Беда-то какая, беда-то!..» — бабушкиным голосом прошептала Таня.
- Предыдущая
- 14/29
- Следующая
