Королева в услужении - Лофтс Нора - Страница 23

• Предыдущая
• 23/60
• Следующая

— Это почему же?

— Мои священники знают мое мнение на этот счет. Существуют еще различные лазейки, которые мне пока не удалось закрыть те места, где не стыкуется каноническое право с гражданскими законами, но, по крайней мере, в моих владениях священнослужители тщательно придерживаются канонических установлений.

Альенора почувствовала к Генри явную симпатию.

А он продолжал:

— Я исправный прихожанин, но я также и солдат, я считаю, что священник, нарушающий законы церкви или того государства, в котором он живет, виновен в такой же мере, как и солдат, который перебежал к противнику или заснул на посту. Как-то один бродячий купец — он пришел из Венеции с каким-то товаром — рассказал мне о стране, где коровы считаются священными. Можете себе представить? Эти коровы всегда правы. Если какая-нибудь из них вломится в ваш огород и поест весь салат или если она вытопчет ваши хлеба, вы не можете требовать возмещения убытков. Речь идет, конечно, о несчастной варварской стране, но мне кажется, что если мы позволим духовенству игнорировать законы, они со временем превратятся в священных коров. Я слишком много болтаю и отнимаю у вас драгоценное время, которое вам требуется, чтобы все хорошенько обдумать и принять решение.

Однако он заблуждался: решение уже было принято.

Брак с Генри перевернул всю жизнь Альеноры. Будто последние пятнадцать лет она пребывала в тихой заводи и затем внезапно ее вытолкнули в бурный поток огромной реки с оживленным движением. Генри постоянно находился в пути; он объезжал территории Нормандии, Анжу, а теперь еще Аквитании и Пуату, отдавая распоряжения, наводя порядок и вникая в мельчайшие детали. Он никогда не забывал, что призыв из Англии может поступить в любой день — уже завтра, — и потому спешил устроить государственные дела так, чтобы и в его отсутствие все здесь шло гладко, без сучка и задоринки. В эти дни Генри с удовольствием брал Альенору с собой при условии, что она могла сесть на лошадь немедленно и соглашалась путешествовать налегке, без большого багажа и сопровождения. За год, который прошел между бракосочетанием и рождением первого из отпрысков Плантагенетов, она проделала в седле многие сотни миль, видела, как Генри справляется с десятками запутанных проблем, усвоила кое-что из его методов и идей и стала искренне уважать его за энергию и серьезное отношение к своим обязанностям.

Первый ребенок был мальчик. Они назвали его Вильгельмом в честь прадедушки, великого герцога Нормандии, завоевавшего Англию, а также в честь отца Альеноры. Смотря вниз на красное сморщенное личико первенца, Генри сказал:

— Он будет Вильгельмом III, королем Англии.

И Альеноре вспомнился вещун, предсказавший, что ее сын станет королем и прославится на весь мир. Пророчество, а также слова Генри относительно будущего титула ребенка, казалось, сбывались. Когда младенец еще лежал в колыбели, умер английский король Стефан, и в декабрьскую снежную бурю небольшая семья Плантагенетов пересекла Ла-Манш, чтобы вступить в свои наследственные права.

Стефан действительно, как часто жаловался Генри, полностью все разорил; при нем, помимо прочего, пришел в упадок великолепный старинный Вестминстерский дворец, а потому Генри с семьей поселился в несколько меньшем по размерам дворце Бермондси, который имел то преимущество, что располагался близ замка Тауэр на самом берегу реки Темзы — главной водной артерии города. Из окон дворца можно было видеть суда со всех концов света и даже из Палестины.

Однако Альенора не имела времени смотреть из окна и наблюдать деловитую суету других людей. Сперва церемония коронации, затем множество визитов английских баронов и епископов, приезжавших засвидетельствовать свое почтение новому королю. Потом оказалось, что нормандская разновидность французского языка — на котором говорили при английском дворе — за восемьдесят восемь лет изоляции на острове претерпела существенные изменения и сильно отличалась от того французского, к которому Альенора привыкла в Париже. И если она хотела быть настоящим помощником Генри — а этого она всей душой желала — ей нужно было освоить новый придворный диалект и, возможно, выучить вдобавок английский язык; отступив под напором новых нормандских обычаев и нормандского говора на второй план, английский язык — стойкий, живой, неистребимый — последнее время вновь начал пробивать себе дорогу наверх.

Альенора регулярно посещала и детскую, полная решимости участвовать в воспитании ребенка и не допустить, чтобы ее отстранили от столь важного дела, как это случилось с ее дочерьми, которых с момента их рождения растили в соответствии с правилами, специально установленными для «детей Франции».

Кроме того, следовало позаботиться и о королевском дворе. Слухи о строгих традициях аквитанского двора, о покровительстве литературе и искусству достигли даже этого отдаленного острова, и всякий ожидал от нее руководства и примера в подобных вопросах… О, как она была занята, с какой радостью хлопотала и трудилась с раннего утра и до позднего вечера. Второй мальчик, настоящий английский принц, рожденный на английской земле и названный в честь отца Генри, появился на свет в первый же год пребывания Альеноры в Англии. На следующий год родилась дочь Матильда, получившая имя по матери короля. Было и горе: смерть маленького Вильгельма, которому не суждено стать Вильгельмом III и знаменитым правителем… Но, возможно, младший Генри в роли Генриха III оправдает пророчество.

Помимо всех этих забот, у нее было немало обязанностей, возложенных на нее самим Генри, который, как видно, не имел глупой привычки относить что-то к женской или не женской сфере деятельности. Когда-то Альенору, в бытность королевой Франции, обвинили во вмешательстве и полностью изолировали от государственных дел, теперь же в Англии ей не только позволяли, но прямо-таки побуждали действовать в отсутствие Генри в качестве его заместителя. А уезжал он из Лондона очень часто.

Они прожили в Англии несколько месяцев, когда как-то вечером, заканчивая долгий рабочий день, Альенора просматривала последние три документа, переданные ей писарем. Она подписала два из них, а третий положила на уже весьма внушительную стопку бумаг.

— Этот документ должен подождать короля, — сказала она. — Не в моей власти решать подобный вопрос.

Альенора поднялась и с удовольствием потянулась, давая отдохнуть спине и рукам.

Косясь на пачку неподписанных бумаг, писарь довольно робко заметил:

— По последним сообщениям, его милость находилась в Йорке, но никто не знает, в каком направлении он двинется дальше.

Это, с улыбкой подумала Альенора, в точности отражает положение Генри после коронации. Новый король Англии принялся деятельно избавляться от «мерзости и неразберихи», доставшихся в наследство от Стефана. С этой целью ему необходимо было посетить каждый уголок своих владений, проезжая ежедневно огромные расстояния и затем работая до глубокой ночи над исправлением беспорядков, которые обязательно обнаруживались в конце каждого переезда. Стефан, всегда чувствовавший себя неуверенно на троне, без зазрения совести раболепствовал перед влиятельными английскими баронами, которые в результате стали считать себя выше всех законов и жестоко угнетали подвластных и менее сильных людей. Сотни этих баронов построили без всякого разрешения и в нарушение существующих законов новые замки — настоящие разбойничьи гнезда. А своим первым декретом Генри приказал разрушить все эти недозволенные замки. Проверка выполнения приказа потребовала бы от обыкновенного человека всей его жизни. Однако Генри, кидаясь из конца в конец своего королевства с рвением хорошей домашней хозяйки, прибирающей грязную, запущенную кухню, находил еще время и для множества других вопросов. Стоило только какому-нибудь дровосеку, мельнику, сапожнику, любому человеку самого низкого происхождения, держась рядом с его скачущей лошадью, крикнуть: «Справедливости прошу, справедливости, мой король!» — как Генри останавливал коня и выслушивал просителя, зная по опыту, что за мелким злоупотреблением может скрываться серьезное нарушение закона. То, что Генри называл «обычным правом» — разумное сочетание старых английских племенных законов и привнесенного нормандами римского судебного кодекса, — он считал идеальным для Англии и намеревался распространить его повсюду, вплоть до самой отдаленной деревушки, и подчинить ему все население королевства — от могущественных баронов до последнего браконьера.

• Предыдущая
• 23/60
• Следующая