У кромки океана - Робинсон Ким Стэнли - Страница 48

Наконец Том вышел, чтобы присоединиться к битве с насосом.

– Мои друзья считают, что существует какая-то внешняя нить, связующая «Хиртек» с «Авендингом». Точнее, дергающая их обоих.

– Непонятно…

– Похоже на то, что средства «Авендинга» или «Хиртека» черпаются из незаконного источника. Может быть, у нас на континенте. А может, в Гонконге; есть сигналы и оттуда, и оттуда.

– Гонконг?..

– Гонконг – монетный двор Китая. Точнее, химчистка для денег. Китай заправляет там всеми теневыми конгломератами, несмотря на то что официально признал международные протоколы, ставящие такие конгломераты вне закона. Заправляет – значит, защищает от набегов финансовой полиции. А за это состригает с «теневиков» изрядную долю их прибыли.

– Значит, у нас появились кое-какие зацепки? Это очень хорошо.

– Хорошо?.. Если мои друзья подколют свинку, все остальное, вплоть до сдирания шкуры, придется делать тебе, дружок! С чего это столько лишней энергии, а?

– Да нет, ни с чего. Просто мне интересно, как все дальше пойдет, вот и вся недолга. Скажи, дед, где ты потерял Надежду? – поспешил Кевин сменить тему.

– Поехала на свой любимый корабль. Они так долго все отплывают и отплывают; я думаю, будет отсрочка. Ждут какой-то груз из Миннесоты.

Кевин некоторое время улавливал нить беседы, но вдруг в его мыслях произошел затор, и он сказал что-то невпопад. Внимательно посмотрев на Кевина, Том произнес:

– Иди-ка домой, малыш. Ты, похоже, переутомился. Отдохни немного.

Дома Кевина ждала неожиданность – на кухне сидела Рамона, помогая Дениз и Джой делать домашнее задание. Рамона с улыбкой взглянула на Кевина. Тот почувствовал, как камень валится у него с души; охватила такая слабость, что захотелось сесть. Кевин раньше и не предполагал, что можно так сильно беспокоиться об отсутствии человека.

Рамона велела детям продолжать самим и вышла с Кевином во двор. Кевин схватил ее в темноте и заключил в объятия. Она ответила, но какая-то напряженность сквозила во всем ее облике; поцелуев она избегала. Кевин, нахмурясь, отпустил Рамону; снова почувствовал, как внутри сжимается тугой узел.

Рамона, увидев выражение его лица, рассмеялась:

– Ну что ты, что ты!.. – И, прильнув, коротко поцеловала.

– Что случилось? Где ты пропадала? Что было нужно ему? Почему ты не позвонила? – Кевин выпаливал вопросы один за другим, не в силах сдержать себя. Сказывалось напряжение этих суток.

Рамона снова засмеялась, взяла его за руку и повела к бассейну. Они уселись в низкие кресла у воды.

– Я беседовала с Альфредо. Догадываюсь, что это ответ сразу на все твои вопросы. Альфредо приехал вчера утром обсудить кое-какие вещи. Увидев тебя, он понял, что ночью мы были вместе, а он… отпал. Но ему надо было поговорить со мной, а в такой ситуации даже еще более необходимо.

– О чем?..

– Обо мне и о нем; ты прекрасно понимаешь. О том, что произошло, о том, что бьшо между нами неправильно.

– Он хочет, чтобы вы снова были вместе? – Голос Кевина прозвучал с сухой напряженностью; Кевин сам это заметил.

– Ну… – Рамона отвела глаза. – Может быть… Впрочем, я не уверена, даже после нашей с ним беседы.

– А ты?.. Ты хочешь этого? – Кевин доводил разговор до крайней точки, слишком взвинченный, чтобы ходить вокруг да около.

Рамона, протянув руку, положила ладонь на руку Кевина.

– Я… Я не знаю, чего я хочу.

Он чувствовал такое стеснение в груди, что почти не мог дышать. «Боже мой! Боже мой…»

– Пойми, пожалуйста, – начала она. – Альфредо и я были вместе очень долго. И прошли вдвоем через многое. Жаль, что в этом было столько плохого. Плохого… – Рамона вздохнула. – А с тобой у меня… Ты знаешь мои чувства, Кевин. Я люблю тебя. Мне приятно быть близкой с тобой. Я не испытывала того, что испытала за последнюю неделю, уже очень давно.

«А я никогда!» – хотел воскликнуть Кевин, но, побоявшись этих слов, лишь судорожно вздохнул.

– И в общем, – продолжала Рамона, стискивая его руку, – я не знаю, что и думать. Не разберусь в своем отношении к Альфредо. Он говорит, что хочет снова быть вместе, но я не…

– Увидел, что ты со мной, вот и… – резковато произнес Кевин.

– Да, я понимаю, возможно. Поверь мне… – Неожиданно она часто заморгала, близкая к тому, чтобы заплакать. Почему? Настороженность Кевина возросла.

– Я не знаю, что мне делать, – объявила Рамона с болью в голосе. – Я не могу быть уверена в Альфредо. И боюсь иметь что-то с тобой. Всегда боялась, с самого начала.

Вот оно! Кевин непроизвольно стиснул руку Рамоны. Не допускай этого! Надо ли что-то говорить, или это будет просто еще большим давлением?

Он подвинул свое кресло поближе и попытался обнять Рамону.

– Но, – сказала она, подавшись к нему и прикрыв его руку своей, как бы предупреждая, – что случилось, то случилось… Просто взять и все отбросить – невозможно. Я подразумеваю пятнадцать лет моей жизни. Нельзя сказать ему – оставь меня в покое. После того, что было, нельзя. Особенно, – снова в ее голосе зазвучали потерянность и отчаяние, – когда я не понимаю, что творится у меня внутри! – Рамона порывисто повернулась лицом к Кевину: – Неужели ты этого не видишь?!

– Вижу. – Кевин с трудом глотнул и поднялся. Под ребрами вместо диафрагмы застряла деревянная доска. – Но, Рамона… – Остановиться он был не в силах. – Я люблю тебя.

– Ах! – вскрикнула она, словно Кевин уколол ее булавкой; и неожиданно он ужаснулся.

Рамона, рванувшись вон из кресла, вскочила, будто хотела бежать, и бессильно обвисла на Кевине, обхватив руками и уронив голову ему на грудь. Она дышала прерывисто; почти рыдала. Кевин поддерживал Рамону, чувствуя беззащитное тепло ее тела, испуганный так, как не был никогда раньше. Еще одно новое чувство! Словно обитатель пустыни, попавший в большой город, Кевин неожиданно очутился в целом огромном мире, доселе неизвестном ему, мире эмоций. И он не был уверен, что хотел бы там остаться, потому что эта самая любовь, которая заставляет его столь крепко цепляться за Рамону, она же делает его таким уязвимым… А если Рамона уйдет?.. Кевин даже не мог думать о таком. Значит, любовь и страх неразделимы?

– Пойдем наверх, – сказал он, ощущая губами ее волосы.

– Нет. – Она закуталась в кофту. – Нет.

Силы возвращались к Рамоне. Она задышала ровнее, держалась чуть отстранено, поступь стала уверенной. Встретив взгляд Кевина, она твердо посмотрела ему в лицо, не мигая влажными от недавних слез глазами.

– Я пока не буду ни с кем. Это слишком… Слишком много. Мне надо разобраться в себе. В своих чувствах; в том, чего я хочу. Мне необходимо побыть одной. Понимаешь?

– Понимаю… – Слово еле выкарабкалось из уст Кевина. Какой жуткий страх…

– Я действительно люблю тебя. – Она убеждает его в этом, словно он сомневался. Невыносимо!

– Я знаю, – слабо отозвался Кевин. Он не находил, что сказать. Новый мир, обвалившись на него, насмерть придавил способность Кевина размышлять.

Рамона посмотрела в его лицо, кивнула.

– Ты должен знать, – твердо произнесла она. Затем, помолчав секунду, добавила: – Я пойду домой. Увидимся на площадке или на раскопках – в общем, где-нибудь. Не беспокойся.

Он отрывисто, коротко засмеялся:

– «Не беспокойся»!

– Пожалуйста.

Кевин замолчал и глубоко вздохнул.

– Ох, Рамона… – Голос не слушался, горло сжимал спазм, – Я ничего не могу с собой поделать, – выдавил Кевин.

Она вздохнула.

– Мне жаль. Но нужно немного времени! – Последние слова она почти выкрикнула, быстро клюнула Кевина в губы и метнулась через темный двор за ворота.

Потянулись долгие дни. Никогда раньше Кевин не испытывал такого душевного напряжения; это шло вразрез со всем его характером. Временами он ловил себя на желании, чтобы Рамона с Альфредо никогда не порывали, и он бы не видел, что Рамона свободна, и не летал с ней на планере, не гулял ночью по холмам, не был в ее доме, в ее постели… Чтобы не было ничего. Лучше бы он оставался таким, как раньше, удовлетворенный самим собой, своей жизнью. Жить, когда твое счастье, свобода действий зависят от кого-то другого, он не хотел.