Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович - Страница 64
- Предыдущая
- 64/80
- Следующая
Не прошло и недели, как Гуго де Сабаль заявил о себе в полный голос. Город Яффа стал центром мятежа, куда потянулись многие авантюристы недовольные новым королем. Конечно, у благородного Фулька хватило бы сил, чтобы призвать к порядку строптивого барона, но, к сожалению, у Гуго нашлись помощники. По Иерусалиму ходили упорные слухи, что к Яффе движется огромная армия под руководством шейха Бузург-Умида. На эти слухи можно было бы махнуть рукой, если бы не появление фатимидского флота вблизи портов королевства. Горячие головы обвиняли барона Сабаля в измене, но не исключено, что в Каире решили просто воспользоваться нестроениями, возникшими у соседей. Пока что с уверенностью можно было говорить только о том, что рыцарское ополчение графства Антиохийского действительно выступило на защиту благородной Мелисинды. Это были уже не сплетни и слухи, а вполне реальный факт, с которым приходилось считаться. Усобица разрасталась и грозила утопить в крови Иерусалимское королевство. Благородный Фульк попробовал было заручиться поддержкой ордена нищих рыцарей Христа, однако магистр де Пейн отказал в помощи королю, заявив, что устав запрещает храмовникам поднимать меч на христиан. После того как Понс Триполийский заявил о своей полной поддержке королевы Мелисинды, угнетаемой деспотом-мужем, ситуация обострилась до крайности. Патриарх Иерусалимский обратился с пастырским посланием к враждующим сторонам и призвал их к переговорам. Благородный Фульк, смущенный поднявшийся по его вине бурей, дал согласие на встречу с мятежниками, чем, по мнению шевалье де Музона, совершил роковую ошибку. Как только бароны королевства сообразили, что король не готов к продолжительной борьбе, значительная их часть переметнулась к Мелисинде, увлекая за собой своих вассалов. Титанические усилия коннетабля утихомирить разгорающиеся в Иерусалиме страсти ни к чему не привели. Благородный Фульк терпел сокрушительное поражение в войне, где пока что не пролилось ни капли крови. Увы, результатом этой бескровной войны вполне могло стать отстранения короля от власти и полный хаос в Святой Земле. Озабоченный патриарх пригласил в свою резиденцию руководителей храмовников и коннетабля Водемона для выработки взаимоприемлемых решений. Сюда же был вызван Филипп де Руси, который, как все понимали, представлял в Иерусалиме интересы не столько графини Алисы, сколько Гуго де Сабаля. Переговоры начались с взаимных претензий, но после долгих споров стороны все-таки пришли к соглашению. Выработанные условия мирного договора коннетабль в тот же вечер представил королю. Фульк отмел их с порога и обвинил благородного Андре в измене. Шевалье де Музону пришлось приложить массу усилий, чтобы помирить короля и коннетабля. Рауль настаивал, что предлагаемый договор выгоден как Фульку Анжуйскому, так и всему Иерусалимскому королевству. Во-первых, Гуго де Сабаль передавал Яффу королю за умеренную плату, во-вторых, он отказывался от графского титула, в-третьих, покидал Палестину и возвращался в Латтакию. А от благородного Фулька требовалось всего ничего – признать королеву Мелисинду соправительницей и уступить ей половину доходов.
– А право подписи на королевских хартиях? – вскипел Анжуйский. – Это что? Я, видите ли, должен едва ли не каждое свое действие согласовывать с женой.
– Речь идет лишь о введении новых налогов и пошлин. Право объявления войны и мира остается в твоих руках. В конце концов, Мелисинда доказала, что располагает реальной силой и с этим приходится считаться, благородный Фульк.
Шевалье де Музон готов был подписаться под каждым словом коннетабля, но у Анжуйского буквально на каждый пункт договора находилась новая претензия:
– Вы лишаете меня самых преданных людей! – возмущенно потрясал кулаками Фульк. – Я остаюсь один на один со своими врагами.
– Речь идет только Лавале, – уточнил существенное коннетабль. – Герхард совершил преступление, напав на дом Гуго де Сабаля. И потом речь идет не о казни, а всего лишь об изгнании. Шевалье придется покинуть Иерусалим на три года. Это не такое уж тяжкое наказание, учитывая серьезность его вины.
– А в чем тогда, скажите, виновата Жозефина де Мондидье?
– В том, что живет с чужим мужем, как со своим собственным, – вспылил коннетабль. – На этом пункте договора настаивал патриарх, и я бы на твоем месте, благородный Фульк не стал бы ему перечить.
– Все утрясется со временем, – попытался утешить короля шевалье де Музон. – У благородной Жозефины в Триполи остался сын. Пора уже блудной матери его навестить.
– А если я не подпишу договор? – с вызовом спросил Анжуйский.
– Ты потеряешь все, – холодно бросил Водемон. – Вряд ли в Иерусалиме найдется много людей готовых лить свою и чужую кровь ради счастья благородной Жозефины. Я сделал для тебя все, что мог, благородный Фульк, и более не желаю участвовать в этой глупой семейной сваре.
– Хорошо, – глухо вымолвил король. – Я подпишу договор, а там посмотрим.
Глава 7. Смерть халифа.
Эмир Бури так и не сумел оправиться от ран, нанесенных ему ассасинами. В течение года он боролся за свою жизнь, проявляя не свойственное вроде бы ему от природы мужество, и все-таки ушел из жизни холодным осенним днем, повергнув обывателей Дамаска если не в печаль, то, во всяком случае, в уныние. Наследник Бури юный Измаил уже успел заявить о себе вздорным нравом и порочными наклонностями. Прекрасная Зоморрод, не в обиду ей будет сказано, избаловала своего сына до такой степени, что, по мнению многих беков, новый правитель Дамаска больше напоминал капризное чудовище, чем человека. Возможно, Зоморрод полагала, что ей удастся удержать сына в рамках приличий, но у Измаила на этот счет оказалось свое мнение. Он почему-то вообразил, что против его брата Бури был составлен заговор и первым делом стал искать виновных в его смерти. Пока новый эмир казнил простых обывателей, заподозренных в связях с проклятыми федави, это еще как-то можно было понять. Но когда этот семнадцатилетний выродок принялся за беков, в окружении прекрасной Зоморрод поднялся ропот. Разговор матери с сыном едва не закончился трагедией. Бек Сартак чудом перехватил клинок, брошенный расходившимся юнцом в растерявшуюся женщину. Возможно, Измаил не собирался убивать родную мать, но его причуды все более походили на безумие.
– Твой сын сумасшедший, – сказал Эркюль расстроенной Зоморрод. – Боюсь, что Дамаск не долго будет терпеть такого эмира.
Бек Унар полностью разделял мнение франка. К сожалению, почтенный Маннуддин неожиданно оказался среди тех, кого Исмаил заподозрил в предательстве. Старому сельджуку пришлось бежать Хомс, дабы избежать казни от рук безумца. Впрочем, в безумии Измаила угадывался чей-то тайный умысел, ибо преследованиям и казням подвергались в первую очередь близкие к Зоморрод люди. Одно из двух: либо Измаил прикидывался сумасшедшим, либо за его спиной стояли жестокие, но вполне вменяемые люди, преследующие свои вполне определенные цели. Второе было куда более вероятным, чем первое. К сожалению, Эркюль никак не мог вычислить человека, стоящего за спиной безумного эмира. Когда число казненных беков достигло десяти, обыватели Дамаска заволновались. Безумный Измаил заперся в цитадели, но и оттуда его нукеры продолжали совершать набеги на богатые кварталы Дамаска, убивая ни в чем не повинных людей. Нукеры не могли не замечать странностей в поведении юного эмира, но продолжали тупо выполнять его приказы. Возможно, ими двигал страх, возможно, укоренившаяся привычка к слепому повиновению, но в любом случае так долго продолжаться не могло. Остановить эту череду кровавых преступлений могла только смерть безумца. Эркюль предпринял в этом направление кое-какие шаги, но у сумасшедшего Измаила был звериный нюх на опасность. Он не подпускал к себе незнакомых людей, памятуя, видимо, о судьбе своего брата. Только евнуху Бараку удалось достаточно близко подобраться к эмиру, но, к сожалению, ему не хватило силы для смертельного удара. Евнуха Измаил приказал повесить под окнами спальни своей матери. Намек был более чем прозрачен, и Эркюль вдруг отчетливо осознал, что Дамаск становится для него небезопасен. Он поделился своими мыслями Зоморрод и нашел у нее понимание.
- Предыдущая
- 64/80
- Следующая
