Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович - Страница 60
- Предыдущая
- 60/80
- Следующая
– Значит, не ошибся я в тебе, боярин.
– А ты точно знаешь, что Венцелин пойдет на Русь? – спросил Кучкович.
– Пир этот прощальный, – вздохнул Бернар. – Потому и собрал благородный Венцелин за этим столом всех своих близких друзей. Запомни имя сенешаля, Воислав Кучкович, письму я его доверить не могу. Ролан де Бове, он же Уруслан Кахини, он же Руслан Гаст. Передашь кудеснику Варлаву, что верить этому человеку он может как самому себе. Слово ведуна Ратмира.
– Ратмир – это ты? – прищурился на соседа Кучкович.
– Давно это было, – вздохнул ведун. – Боюсь, что мне теперь до скончания дней придется ходить Бернаром.
– Одного не пойму, Ратмир, с чего это ты первому встречному доверился?
– Письмо прочитал от Ростислава, – усмехнулся ведун. – Не шарь за пазухой, боярин, оно у меня.
– Письмо ведь тайными знаками написано? – нахмурился Кучкович.
– Обучен, – коротко бросил Бернар. – Твое здоровье, боярин Воислав.
Глава 6. Мятеж в Иерусалиме.
Известие о смертельном ранении эмира Бури Болдуину принес сенешаль де Бове, вернувшийся из Джебайла. Благородный Ролан не скрыл от короля, что покушение на правителя Дамаска дело рук ассасинов. Новый Старец Горы не простил старшему сыну Тугтекина убийство визиря аль-Маздагани и истребления сотен его сторонников. Момент для нового похода показался Болдуину более чем удачным. Сенешаль храмовников придерживался того же мнения. А возглавить этот поход, по мнению благородного Ролана, следовало магистру Гуго де Пейну.
– А почему не Фульку Анжуйскому? – возмутился Андре де Водемон.
– Благородный Фульк в Палестине недавно, – напомнил лотарингцу храмовник. – Он плохо знаком с тактикой сельджуков, что может привести к большим потерям среди наших людей.
– У графа Анжуйского надежные советники, – не согласился с сенешалем благородный Андре. – К тому же магистр далеко уже немолод, ему трудно будет проделать весь путь в седле.
– Довольно, – резко оборвал неуместный спор Болдуин. – Рыцарское ополчение на Дамаск поведу я.
Королю нездоровилось, а потому его решение возглавить поход не вызвало энтузиазма среди баронов. Болдуина отговаривали все, включая зятя Фулька и дочь Мелисинду. Эта странная супружеская пара столь редко сходилась во мнении, что их солидарное обращение к королю можно было расценивать как чудо. Впрочем, стоило только принцессе и графу покинуть королевский дворец, как их согласие испарилось облачком пара. Они практически сразу же повернулись друг к другу спиной. Это демонстративное выражение неприязни друг к другу высоких особ едва не привело к столкновению благородных шевалье. Граф Гуго Галилейский, которого все по привычке называли просто Сабалем, не поделил широкую дорогу с анжуйцем де Лавалем, и если бы не вмешательство сенешаля де Бове, то ссора между супругами вполне могла бы завершиться кровопролитием. Рауль де Музон тут же выразил храмовнику признательность и в довольно резком тоне одернул Герхарда де Лаваля, наглого смазливого юнца, совсем недавно прибывшего в Палестину. Впопыхах Рауль запамятовал, что Герхард доводится родственником благородному Фульку, и тут же нарвался на отпор графа Анжуйского, поспешившего вступиться за благородного шевалье.
– Воля твоя, граф, – обиделся Музон, – но твое скверное отношение к Мелисинде бросается всем в глаза.
– А то, что моя супруга явилась к отцу в сопровождении любовника, тебе не бросилось в глаза, благородный Рауль.
– К сожалению, и ты, благородный Фульк, пока не подаешь своей супруге достойного примера.
Удар шевалье де Музона пришелся графу Анжуйскому прямо в сердце, не будь этот поединок словесным, Болдуин рисковал остаться без зятя и наследника. Благородный Фульк набрал в грудь побольше воздуха для ругательства, но в последний момент сумел справиться с собой. Ссориться в данной ситуации с Музоном было глупо, тем более что лотарингец оказался кругом прав. Связь графа Анжуйского с Жозефиной де Мондидье не обсуждал только ленивый. И хотя оплошавшая дама давно уже вернулась в лоно христианской церкви и получила отпущение грехов от патриарха Иерусалимского, пятно на ее репутации осталось. Благородная Мелисинда, отличавшаяся с детства неуступчивым нравом, раз за разом раздувала затухающий было скандал, давая пищу для новых пересудов. А тут еще черт принес в Иерусалим Гуго де Сабаля, который не усидел в Яффе, как это и предсказывал шевалье де Музон. Благородный Рауль был категорически против переезда Гуго в Палестину. Пока тот жил в своей Латтакии, повода для ссор между супругами было гораздо меньше. К сожалению, у короля Болдуина на этот счет имелось свое мнение, и он неожиданно для многих сменил гнев на милость. Гуго де Сабаль не просто приобрел Яффу вместо Латтакии, он получил еще графский титул, вдобавок к прочим королевским дарам, посыпавшимся на его поросшую рыжими патлами голову.
– Это наша вина, – покачал головой Андре де Водемон в ответ на сетования старого друга. – Мы слишком поспешно переметнулись к Фульку, что естественно вызвало недовольство короля.
Шевалье де Музону ничего другого не оставалось, как только согласится со старым другом. Благородный Болдуин не собирался отдавать власть за здорово живешь пришлому человеку. Заметив усиление Фулька Анжуйского, он тут же сделал ставку на Гуго де Сабаля, быстро собравшего вокруг себя всех шевалье, недовольных всевластием лотарингцев и анжуйцев. С сыном графа Вермондуа благородный Фульк как-нибудь справился бы, если бы Гуго не поддержали храмовники во главе с сенешалем Роланом де Бове и маршалом де Картенелем. Благородный Годемар совсем недавно заменил на этом посту ушедшего в лучший мир Годфруа де Сент-Омера. В последний год храмовники утроили свои ряды за счет притока паломников из Европы. В ордене уже насчитывалось более тысячи рыцарей и почти две тысячи сержантов. С такой силой нельзя было не считаться.
– Благородный Фульк пригласил нас с тобой во дворец, дабы обсудить создавшееся положение, – сказал Музон Водемону. – Я бы поехал. Боюсь, как бы анжуйцы, раззадоренные ссорой с Гуго де Сабалем, не наделали глупостей.
– Поедем, – кивнул барон. – Нам действительно есть, что обсудить.
Фульк Анжуйский питал слабость к роскошной жизни. Дворец, принадлежащий некогда графу де Туле, не оставившему после своей смерти наследника, он за короткий срок превратил в предмет зависти всех своих знакомых. По слухам, Фульк вбухал в его переустройство едва ли не все деньги, полученные в качестве приданного за молодой женой. Немудрено, что Мелисинда сетовала на его расточительность и уже неоднократно обращалась к отцу с просьбой, выделить ей для проживания один из королевских дворцов в Иерусалимской цитадели. Жена благородного Фулька терпеть не могла павлинов, которых граф развел в большом количестве, и во всеуслышанье заявляла, что скорее уйдет в монастырь, чем согласится и дальше жить в птичнике. Справедливости ради следует заметить, что Анжуйский завел еще и соколов, дабы не отставать от моды, поразившей едва ли не всех благородных шевалье Святой Земли, включая короля Болдуина.
– По моим сведениям Гуго приобрел дворец, принадлежавший ранее покойному Гундомару фон Майнцу, – поделился новостью с Водемоном шевалье де Музон.
– А разве безумный рыцарь умер? – удивился Андре.
– Он скончался месяц назад, оставив кучу долгов.
– Любопытно, – задумчиво проговорил барон.
– Ходят упорные слухи, что из этого дома ведет подземный ход в хранилище мечети Аль-Акса. Но так ли это, я утверждать не берусь.
– Хранилище давно уже разграблено, – пожал плечами Андре.
– Однако фон Майнц утверждал, что где-то там, глубоко под землею, спрятаны сокровища, собранные царем Соломоном едва ли не со всего мира. Что если храмовники их найдут?
– Вот когда найдут, – усмехнулся Водемон, – мы обязательно потребуем с них свою долю.
Благородный Фульк встретил гостей с распростертыми объятиями. Анжуйский всегда отличался редкостным гостеприимством и, перебравшись из Европы в Палестину, своим привычкам не изменил. Кроме графа в парадном зале дворца собрались еще около десятка рыцарей, среди которых находились Этьен де Гранье и Герхард де Лаваль.
- Предыдущая
- 60/80
- Следующая
