Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/80
• Следующая

Констанция откровенно побаивалась благородного Венцелина, хотя в данную минуту он выглядел скорее смущенным, чем страшным.

– Я хотел обратиться к тебе с просьбой, сеньора, но не знаю, как ты отнесешься к моим словам.

Начало было многообещающим. Хотя Констанция никак не могла взять в толк, чем же несчастная вдова, потерявшая своих подданных, может помочь могущественному барону.

– Речь идет о девушке, – вздохнул Венцелин. – Точнее, о свадьбе.

– Ты решил женить сына? – улыбнулась графиня.

– У меня их четверо, – задумчиво погладил чисто выбритый подбородок Венцелин. – Хотя нет – пятеро. Впрочем…

– Речь идет о благородном Константине? – поспешила на помощь графиня запутавшемуся в сыновьях барону.

– Да, – облегченно выдохнул фон Рюстов. – Константин богат, знатного рода, через несколько лет он займет высокое положение в свите басилевса Иоанна Комнина. Думаю, это хорошая партия для благородной Элоизы. Мы могли бы обвенчать их прямо здесь, в замке Ульбаш.

– А не слишком ли поспешно патрикий Константин принял столь важное решение? – нахмурилась графиня. – К сожалению, я не могу дать за девушкой большого приданного, а это может не понравиться родителям жениха. Кроме того, отец Элоизы пал в битве с византийцами при Дураццо, и я не знаю, как она отнесется к этому сватовству.

– О приданном для благородной Элоизы позаботимся мы с бароном де Руси, в память о ее отце-крестоносце. Если я не ошибаюсь, девушка находится в родстве с твоим сыном, и мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь в Византии посмел упрекнуть ее в бедности. Это уже политика, сеньора. У нас с благородным Глебом свои счеты с Константинополем, но мы не хотим, чтобы наши беды и обиды ложились тяжким грузом на плечи детей.

– Иными словами, этот брак станет жестом примирения, – нахмурилась Констанция. – Я тебя правильно поняла, барон?

– Да, сеньора, – охотно подтвердил Венцелин. – Басилевс поступил с тобой неблагородно, чтобы не сказать гнусно. Но это вовсе не означает, что вы навек останетесь врагами. И в Константинополе это должны понять и оценить.

– Ты надеешься на их поддержку? – удивилась графиня.

– Нас вполне устроит их невмешательство в дела твоего сына.

– Я еще не решила, стоит ли мне ввязываться в борьбу за власть, – неожиданно резко отозвалась Констанция.

– В таком случае благородный Боэмунд никогда не станет графом Антиохийским, – пожал широкими плечами Венцелин. – Тебе не следовало приезжать в Сирию, сеньора. Во всяком случае сейчас. Но уж коли ты приехала сюда, то отступать уже поздно. Твой сын стал претендентом, и он не сможет далее спокойно жить в Таренте. Его устранят тем или иным способом. Рожер Анжерский никогда не стеснялся в выборе средств.

– Это правда, что он отравил Танкреда?

– Правду знает один Бог. Я же могу говорить только о факте. Благородный Танкред умер в расцвете лет, а графом Антиохийским стал его родственник Рожер.

– Король Болдуин поддержит моего сына?

– Во всяком случае, тебе следует обратиться к нему и Понсу Триполийскому за защитой. Думаю, что и патриарх может сказать свое веское слово. Я готов доставить письма в Иерусалим и употребить все свое влияние на то, чтобы твой призыв к сильным мира сего не остался без ответа.

– Хорошо, – кивнула графиня, – передай патрикию, что я согласна благословить их с Элоизой брак.

Глава 2. Лики прошлого.

Андроник въехал в Халеб по старой дороге, построенной еще в эпоху римского владычества. Даис не стал обременять себя пышной свитой, памятуя о своих не слишком теплых отношениях с эмиром Лулу. Чем меньше людей будет знать о приезде влиятельного ассасина, тем лучше. Именно поэтому Андроник серой мышью проскользнул мимо торговых рядов, расположенных под аркой времен императора Тиберия, и благополучно достиг цели своего путешествия – довольно приличного дворца, расположенного неподалеку от цитадели. В этом квартале селились только влиятельные и богатые люди, отмеченные милостью не только Аллаха, но и эмира. Почтенный Саббах, успевший за свою долгую жизнь побывать и наместником Палестины и кади богатого города Триполи, в свите Лулу занимал далеко не последнее место. За последние годы бывший любимец визиря аль-Афдаля сильно раздобрел на халебских харчах и стал больше похож на придворного евнуха, чем на доблестного мужа, грозу и гордость Востока. Об этом Андроник заявил ему едва ли не с порога, однако Саббах только вяло махнул в его сторону рукой. Почтенному беку нездоровилось, а причиной тому были персики, поданные к столу оплошавшими рабами. Впрочем, не исключено, что Саббах маялся с похмелья, а персики стали лишь поводом для грома и молний, которые он метал в сторону нерадивых прислужников. Ибо какой же правоверный мусульманин признает, что нарушил заповедь пророка Мухаммеда и приложился к напитку, запрещенному к употреблению. Андроника Саббах угощал только щербетом, охая и стеная при этом о несовершенстве подлунного мира. Досталось при этом не только обоим халифам, Багдадскому и Каирскому, но и эмиру Лулу, прежде глубоко почитаемому привередливым беком.

– Власть портит человека, почтенный Андроник, – открыл хозяин гостю истину, давным-давно ему известную.

– А безделье превращает его в осла, – не остался в долгу даис.

Саббах принял было эту вскольз брошенную фразу на свой счет, но для отпора зарвавшемуся гостю у него не хватило ни здоровья, ни сил. Зато Андроник не постеснялся напомнить беку о совершенной им ошибке несколько лет тому назад.

– Твой Хусейн был зверем, – нахмурился Саббах. – И его смерть открыла для Халеба дорогу к благоденствию.

– И что же помешало тебе, почтенный бек, пойти по этой дороге? – ехидно спросил Андроник.

– Глупость, жадность и трусость эмира Лулу, – тяжело вздохнул Саббах.

– Вам следовало поддержать атабека Бурзука четыре года тому назад!

– И разделить с ним горечь поражения, – криво усмехнулся бек. – Нурманы стерли бы нас в порошок. А от благословенного Халеба остались бы одни развалины. Легко грозить франкам из Мосула, Медины или Багдада, куда их загребущим рукам трудно дотянуться. А что прикажешь делать Хомсу, Дамаску и Халебу, расположенным у них под боком. Конечно, Лулу ничтожество, но ведь об эмире Тугтекине Дамасском такого не скажешь. И, тем не менее, он вынужден платить дань королю Иерусалимскому, дабы спасти земли своего эмирата от окончательного разорения.

– Он хотя бы их сохранил, – презрительно бросил Андроник, – а твой Лулу потерял практически все, что мог потерять. Не пройдет и года, как воинственный Рожер вышибет его из цитадели, и халебцы станут рабами крестоносцев.

– А где я найду тебе достойного эмира?! – вскричал рассерженный Саббах. – Кругом одни пьяницы, трусы и развратники.

– Если не можешь найти эмира, то хотя бы подскажи мне имя человека, которому не безразлична судьба родного города.

Саббах откинулся на подушки и призадумался. Не исключено, правда, что просто переваривал пищу, ибо, несмотря на болезненное состояние, фрукты он поедал в огромных количествах. Недостатки каирского бека были хорошо известны Андронику, но, к сожалению, с годами эти недостатки стали затмевать достоинства некогда умного и деятельного мужчины. Саббах стремительно превращался в развалину, чьи телесные немощи брали верх над просвещенным разумом. А ведь когда-то этот человек поражал собеседников тонкостью суждений, а его познаниям завидовали ученые шейхи Каира.

– Аль-Кашаб разве что? – задумчиво проговорил Саббах.

Аль-Кашаб был кади шиитской общины города Халеба. Краем уха Андроник слышал, что кроме дел судейских этот энергичный сорокалетний араб занимался и торговлей. И даже, кажется, преуспел на этом поприще.

– Один из самых богатых людей в Халебе, – охотно подтвердил Саббах. – Но учти, аль-Кашаб терпеть не может ассасинов. И тебе вряд ли удастся привлечь его на свою сторону.

– А в эмире Лулу твой кади души не чает? – насмешливо спросил Андроник. – Или его устроит Рожер Анжерский в качестве правителя Халеба?

• Предыдущая
• 5/80
• Следующая