Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/80
- Следующая
– Колья! – первым догадался бек Балак. – Какая неудача.
Часть мамелюков все-таки прорвались к пехоте по телам своих товарищей, но ощетинившейся копьями стальной еж без труда отразил их лихой натиск. Конные рыцари и сержанты, разделившись на две группы, атаковали мамелюков с флангов. Бек Балак умолял дядю бросить на помощь гибнущим мусульманам конных туркменов, но Ильгази в ответ даже бровью не повел. Опытный полководец уже понял, что проиграл битву и не хотел напрасно губить своих людей. Туркмены всего лишь обстреляли франков с почтительного расстояния, чем замедлили их ход. Воспользовавшись заминкой, треть мамелюков все-таки успели выскочить из хорошо расставленной ловушки. Удовлетворенный таким развитием событий Ильгази приказал трубить отступление.
– Придется договариваться, – усмехнулся эмир в седеющие усы. – Надеюсь, требования франков не будут чрезмерными.
Неожиданное миролюбие Ильгази, прервавшего войну в самом разгаре, удивило многих беков, как мардинских, так и халебских. К сожалению, у эмира на это имелись очень веские причины. Грузины вторглись в Восточную Персию и нанесли сельджукам тяжкое поражение. Султан Махмуд умолял Ильгази о поддержке, и эмир Мардина не мог не откликнуться на его зов. Поражение в Персии грозило Сельджукидам потерей огромных территорий, которые не смогли бы возместить земельные приобретения в Сирии и Ливане. Именно поэтому Ильгази заключил договор с королем Болдуином, вернув ему большинство городов и сел захваченных после победы над Рожером Анжерским. На протесты вспыльчивого Балака эмир Ильгази лишь равнодушно пожал плечами:
– Я оставляю тебя наместником Мардина, бек, ты должен удержать его до моего возвращения. Кроме того тебе придется присматривать за Тимурташем, который слишком юн, чтобы разумно управлять Халебом.
– Я сделаю все, что в моих силах, дядя, – склонил голову перед эмиром Балак. – Возвращайся с победой. Да поможет тебе Аллах.
Глава 5. Охота на королей.
Трудно сказать, зачем эмир Мардина Балак отправился в город Харапут. Но еще труднее уяснить, почему правитель Эдессы граф Жослен де Куртене вздумал за ним поохотиться. Сельджуки заманили лотарингцев в болото, где их лошади увязли по самые бабки, а потом частью перебили стрелами, а частью захватили в плен. Почтенный Балак, ставший правителем Мардина после смерти своего дяди эмира Ильгази, мог торжествовать победу. Зато королю Болдуину, приехавшему в Антиохию по делам, ничего другого не оставалось, как ругать последними словами своего старого друга Жослена да беспокоиться о судьбе Эдесского графства, оставшегося без головы. Ги де Санлис полагал, что Эдесса немного потеряла по случаю то ли смерти, то ли пленения графа де Куртене, поскольку старый нурман, сподвижник Боэмунда Тарентского, никогда не блистал умом. Между прочим, Жослен вместе с Болдуином де Бурком, нынешним королем Иерусалимским, уже успели побывать в лапах у сельджукских эмиров, а вытащил их из унизительного плена никто иной как Ролан де Бове. Немудрено, что король Болдуин так благоволит этому негодяю.
– Скорее всего, именно сенешалю ордена храмовников Болдуин поручит хлопоты по освобождению Жослена, если, конечно, правитель Эдессы еще жив.
Благородный Ги, обладавший при Рожере Анжерском огромной властью, последние три года пребывал в забвении. И вынужден был, исходя желчью, наблюдать, как торжествуют его враги. Бывшие союзники давно уже махнули на Санлиса рукой, не желая связывать себя обязательствами с опальным бароном. Благородная Констанция, подпираемая с одной стороны Глебом де Руси, а с другой Ричардом Ле Гуином, все увереннее брала в свои руки управление графством. Король Болдуин, по прежнему числившийся регентом при малолетнем Боэмунде, появлялся в Антиохии лишь изредка, не желая надолго оставлять беспокойный Иерусалим. Справедливости ради надо сказать, что особой необходимости в присутствии регента в столице графства не было. Султан Махмуд, никак не мог отбиться от своих жаждущих власти родственников и, по слухам всерьез опасался удара от нового халифа аль-Мустаршида Биляха, мечтавшего возродить Арабский халифат во всем его прежнем величии и славе. Мир в Сирии и Месопотамии был выгоден всем и именно поэтому никто не рвался его нарушить. Нынешний приезд короля Болдуина в Антиохию был связан не с войной, а с чисто семейными проблемами. Речь шла о браке его младшей дочери Алисы с юным графом Боэмундом. Этот грядущий брачный союз, бесспорно выгодный как королю, так и благородной Констанции, поверг стареющего Санлиса в полное отчаяние. К сожалению, кроме почтенного Андроника, прижившегося в Антиохии, посочувствовать ему было некому. Впрочем, даис Сирии, занятый своими мыслями, отнюдь не рвался к благородному Ги со словами утешения.
– Болдуин, если мне не изменяет память, много лет был правителем Эдессы, – задумчиво проговорил Андроник. – Он даже женился на армянке.
– А для кого это секрет? – хмыкнул Санлис.
– Я это к тому, что король не останется безучастным в создавшейся ситуации.
– Болдуин собирается в Эдессу, – подтвердил Ги.
– И конечно он захочет посмотреть на то место, где погиб или был пленен его родственник и друг.
– Зачем? – удивился Санлис.
– Болдуин к старости становится сентиментальным. А ты ведь, благородный Ги, прожил в графстве Эдесском несколько лет. И, наверное, без труда найдешь то место на берегу Евфрата, где совершил, возможно, последнюю в жизни оплошность граф Жослен де Куртене.
– Знаю я это место, – махнул рукой Санлис. – Охотился там на журавлей. В то время забавы с соколами были для нас еще в новинку.
– Вот видишь, дорогой Ги, – усмехнулся Андроник. – Лучшего проводника чем ты, королю Болдуину, пожалуй, не найти. Голову только не потеряй ненароком.
– Это ты к чему? – даже привстал со своего места Санлис.
– Король Болдуин тоже питает слабость к охоте. Как и эмир Балак, впрочем. Вот только одни охотятся на журавлей, а другие – на королей. Ты понял, о чем я, благородный Ги?
Потрясенный Санлис ответил на вопрос старого сирийца далеко не сразу. Следовало для начала подсчитать выгоды и убытки от реализации этого нетривиального замысла. Пленение короля могло привести либо к усилению Констанции, либо к ее падению. В первом случае благородный Ги мог потерять все, включая жизнь, во втором, стать почти полным хозяином Антиохии. Соперников в рядах нурманской партии у Санлиса практически не было. Ричард Ле Гуин дряхлел прямо на глазах, теряя вкус не только к власти, но и к жизни. Барон де Крийон был слишком туп и прямолинеен, чтобы воспользоваться создавшейся ситуацией. Все остальные благородные шевалье хоть успели отрастить усы за минувшие три года, но спорить о власти с опытным Санлисом не могли. В сущности, благородный Ги боялся не Констанции, а Глеба де Руси. Коннетабль был главным препятствием на его пути к власти. Этот человек и без помощи Болдуина мог удержать графство.
– Боюсь, дорогой друг, ты недооцениваешь степень опасности, нависшей над твоей головой, – сочувственно вздохнул Андроник. – Как только Констанция женит своего сына на дочери короля, у нее будут развязаны руки. А старый Ле Гуин вряд ли станет хлопотать за Ги де Санлиса, дабы не навлечь на себя немилость сеньоры. Ты потеряешь земли, дарованные тебе Рожером, а заодно с ними и жизнь.
– Констанция показала мое письмо Болдуину, – поделился своим горем Санлис. – Вчера у меня состоялся неприятный разговор с королем. Разумеется, я все отрицал. Болдуин сделал вид, что поверил мне – вот только надолго ли?
– Женщины бывают порой гораздо мстительнее мужчин, – констатировал Андроник. – И гораздо дольше помнят нанесенные им обиды. Десять тысяч денариев тебя устроят, благородный Ги?
– Это безумные деньги! – насторожился Санлис.
– Они в любом случае тебе понадобятся: решишь ты бежать из Антиохии или бороться за власть.
– И где ты возьмешь такую сумму?
– Неужели ты думаешь, что я отдам короля Болдуина эмиру Балаку даром? – удивился даис. – Такие услуги дорого стоят.
- Предыдущая
- 18/80
- Следующая
